— Это ничего, — ободрил меня Рихар. — Перед боем все боятся.

Я хотела спросить, где Зигмонд, но из кухни вывалилась толстуха Берта с двумя ведрами помоев, а мальчишку позвал кто-то из стражников. Оставалось утешаться тем, что хотя бы до завтрашнего утра мы в безопасности. Если можно, конечно, говорить о безопасности на войне.

Эту ночь никто в замке не спал. Гарник предупредил, чтобы во двор без нужды не высовывались, но именно поэтому то одна, то другая из кухонных девчонок выглядывала за дверь — и вновь с тихим вздохом садилась к столу. Молчать было страшно, разговоры не клеились. Тетушка Лизетт ругалась, грозила поутру завалить всех работой по уши, чтобы впредь ночами спали, а не дурью маялись… мы соглашались, обещали скоро разойтись — и не двигались с места. Старуха Инора все бормотала и бормотала молитвы, ее тихой дребезжащий голос ввинчивался в уши, в иное время кто-нибудь непременно попросил бы ее замолчать, но теперь назойливый речитатив странным образом успокаивал. Сохрани нас боги! Мне то чудилось, вот-вот засну, уронив отяжелевшую голову прямо на стол, то накатывала тревога, почти паника: казалось, вот сейчас, в эту самую минуту, наши мужчины сражаются, а мы тут сидим и не знаем, и ничем не поможем…

На голоса за дверью все мы аж подпрыгнули.

Я выскочила во двор первой. У колодца плескались Зиговы ребята, окатывались водой, смеялись. Вытирались рубахами, кидали их наземь — все равно стирать. В нос ударил запах дыма, мокрой псины, паленой шерсти — и крови. Кровавые пятна расползались по мокрой ткани, но раненых видно не было.

— Что?.. — я осеклась, не зная, как спросить.

Ответил смутно знакомый голос — кажется, того, волчеглазого…

— Ты-то чего не спишь? О-ой, парни, гляньте, да они все тут… Девчонки, это вы нас встречаете, да?!

Грянул хохот.

— Смешно им! — Анитка всхлипнула и вдруг разревелась, уткнувшись в плечо толстухе Берте. — Мы тут… за них…

— Не реви, глупая, — прогудела Берта. — Видишь, все живы, все целы, радоваться надо.

— А я и ра-адуюсь…

— Видишь, Терес, — кто-то хлопнул волчеглазого по плечу, — радуется она!

— Че стоишь, пень дубовый, — зашипела вдруг старая Инора. — Иди утешай!

Парень растерянно моргнул, но свои быстренько его подтолкнули, а мы словно ненароком расступились, и Анитка сама не заметила, как вместо мягкого плеча Берты уткнулась в грудь нелюдя. Широкая ладонь осторожно погладила пушистую косу.

Мой взгляд перебегал от лица к лицу. Вот давешний рыжий, Рихар, плещет и плещет водой в лицо. Похожий на Броке мужичок осторожно щупает голову, морщится. Широкоплечий, смутно похожий на медведя парень пристально разглядывает собственные ладони: правда под его взглядом исчезают острые загнутые когти, или снова мне лишь кажется? Что за наваждение, сколько в соседях ходим, а все не привыкну, не запомню! Как будто и вправду они, что ни день, хоть немного, да меняются… одно слово, заколдунцы!

— А где Зигмонд? — спросила я, отчаявшись найти среди толкотни вожака стаи.

Мохнатая когтистая лапа махнула в сторону стены. Я вгляделась. За стеной танцевало мерцающее зарево, клубы черного дыма поднимались к небу, закрывая звезды. Между зубцами угадывались фигурки стрелков.

— Те, внизу, как на ладони сейчас, — объяснил волчеглазый Терес. — С нас паника, с Гарниковых отстрел. Дураки они будут, если поутру не уйдут.

Я почти поверила, что на том война и закончится.

Не закончилась. Ульфаровы вояки всего лишь перенесли лагерь в лес и — это Зиг нам сказал, заглянув на кухню, — накрыли охранными чарами. Вздумай мы послать гонца за помощью, кто-нибудь из Зиговых, наверное, смог бы пробраться, но обычный человек — точно нет. И уж конечно, можно было позабыть о недообкошенных опушках, недособранных орехах и высокой сочной траве на выпасах. Впрочем, и припасов и фуража в замке хватало. Мы могли выдержать осаду. Достало бы терпения.

Ульфар не задержится надолго, объявил Анегард. Он мятежник — помните королевский указ? Не похоже, чтобы он собирался вымаливать у короля прощение, а значит, самым умным для него будет бежать из страны. Вот и решил, видно, пограбить на дорожку, чтоб не с пустыми руками на новом месте обживаться. Но у него каждый день на счету. Уверится, что замок Лотаров ему не по зубам, и уйдет.

Слова Анегарда казались верными, но…

Я смотрела брату в лицо и не верила этим словам. Он и сам не верил, он успокаивал нас — и только.

Трех дней хватило, чтобы понять — ничего нет страшнее ожидания. Находить себе дело, зная, что единственным по-настоящему важным делом заняты часовые на стенах и у ворот. Подбадривать других, не показывая собственного страха. Играть с детьми, когда хочется забиться в уголок и плакать. Улыбаться мужчинам, не спрашивая, что же будет с нами.

Те, снаружи, навряд ли привезли с собой достаточно провианта, а возможности награбить мы их лишили; так что их положение было в каком-то смысле ничем не лучше нашего. Правда, в лесу полно дичи, и сейчас самое время охотиться. Зато у нас есть крыша над головой: как только зарядят холодные осенние дожди, это станет очень даже ощутимым преимуществом. Так утешались мы, убеждая себя терпеть и не роптать, но повседневные заботы не помогали унять тревогу. Руки делали привычное дело, а в голове крутились враги под стенами, и страшные истории, в которых осады заканчивались поголовным истреблением осажденных, и бесконечное "что же будет с нами?" — вопрос, на который даже боги вряд ли могли пока что ответить.

Одно радовало: я спала урывками, тревожно, вполглаза, — и кошмары не мучили меня.

Когда толстуха Берта на полуслове вдруг ткнулась носом в стол и сладко засопела, я не встревожилась. Все-таки ночь уже перевалила за середину, сколько можно сидеть? Берту с вечера грызли недобрые предчувствия, а мне опять не спалось, вот мы и решили занять руки несложной работой и дождаться утра за болтовней…

Я отставила в сторонку ступку с наполовину истолченными ягодами шиповника. Встала, потянулась. Тоже, что ли, лечь пойти?

Дверь распахнулась с громким стуком, ударившись о стену. В кухню ввалился волчеглазый Терес; на руках его обмякшей тряпичной куклой лежала Анитка. Голова бессильно откинута, длинная коса метет пол…

— Сьюз, — взвыл нелюдь, сгружая ношу на стол передо мной, — ты здесь! Глянь, что с ней?

Я дотронулась до девчонки — сначала осторожно, испуганно, потом — неверяще.

— Я ничего ей не делал, честно, — Терес, мне показалось, был на грани паники. — Мы просто сидели, болтали… и вдруг… ни с того ни с сего…

— Она спит. — Я схватила девчонку за плечи, затрясла. — Анитка, проснись! — Влепила пощечину. — Просыпайся, ну!

Без толку.

Я оглянулась на Берту. Что же это, а?

Схватила ступку и запустила в висящий над печкой медный таз.

Грохот был такой, что показалось — оглохну.

Берта вхрапнула и зачмокала пухлыми губами. Анитка продолжала тихо посапывать. Из каморок за кухней, где спали остальные, не донеслось ни звука.

— Они все спят, — прошептала я. — Все, Терес…

Парень коротко выругался.

— Сьюз, проверь казармы, я на стену!

Уже на бегу я сообразила: чары. Если вот так, вдруг, заснули все… то часовые на стенах тоже спят?!

Но ведь не заснул же Терес. Не сплю я. Может, не все?..

Дверь в казарму оказалась распахнута. Караульный сидел на земле, привалясь к стене плечом, из открытого рта вырывался могучий храп. Я перешагнула порог, огляделась: света от прилепленной над внутренними дверями плошки хватило. Навряд ли раньше здесь было так тесно, но теперь спальные места начинались сразу от входа. Набитые соломой тюфяки, пестрые одеяла, бадья с водой в углу… Я знала: с тех пор, как замок приютил окрестных селян, Гарник жил здесь же, в казарме. Не дело девице ходить меж раздетых мужчин, но сейчас разве до приличий?

— Гарник! — крикнула я. Больше для очистки совести: я почти не сомневалась, что капитан спит так же крепко, как остальные.