На гребне вала нарисовалась фигура в тяжелом бронежилете «Бизон» и с монструозной 12,7-миллиметровой снайперкой ОСВ-96 наперевес.

— Добрый день, — сказала фигура достаточно приветливо. — На четыре шага левее — аномалия «лифт». Дружно встаньте на нее и расслабьтесь, дальше все произойдет само.

Что такое «лифт», нам с Тополем объяснять не надо было. Впрочем, как и Гайке — она тут же скроила недовольную гримаску. А вот Тигрёнок был в своем излюбленном амплуа — амплуа младенца, вчера появившегося на свет.

— А вдруг он радиоактивный, этот «лифт»?

— Чего? — вытаращился на него Тополь.

— Ну, я имею в виду, нет ли здесь какого-нибудь подвоха?

— Тигрёнок, — терпеливо сказал я, — чтобы продемонстрировать свою компетентность, про гравитационный лифт надо спрашивать так: «А не успел ли он выродиться в приземную птичью карусель?». Гайка не удержалась и прыснула со смеху. Тополь осклабился. И даже фигура наверху вала хихикнула.

Только Тигрёнку, казалось, было совсем не смешно.

— Да я чего? Я ничего, собственно, — буркнул он и обиженно засопел.

Мы встали на «лифт» и через несколько секунд упругого парения в воздухе оказались в аккурат возле сталкера со снайперкой ОСВ-96.

«Хорошо придумано с этим лифтом. Аномалии на службе у человека. В кои-то веки есть прок и от них!» — оценил я, шагнув на абсолютно плоскую поверхность вала.

Сверху открывался отличный вид на базу «каперов».

Вал имел подковообразную форму. Обнимая базу полукольцом, он размыкался к северу. К слову сказать, во время нашего с Тигрёнком и Гайкой последнего визита в бар с «подсолнухом» мы пришли на базу именно с севера. Так что возможности рассмотреть вал в подробностях, вблизи, я тогда был лишен.

Прямо под нами, во всем своем катастрофическом великолепии, распластался фирменный «каперский» Ан-124 «Руслан». Лишь теперь, взглянув на самолет-красавец сверху, я понял, как именно расположены части его расчлененной туши, где совсем недавно мы так яростно гудели с шампанским под аккомпанемент грозы.

Оба крыла, отвалившиеся то ли при падении, то ли во время одного из позднейших Выбросов, не лежали на земле, но были подняты на высоту трехэтажного дома, удерживаемые ажурными металлическими конструкциями. Таким образом «каперы» сделали что-то вроде двух крытых сверху, но не огороженных с боков павильонов, в каждом из которых, судя по копошению человечков, кипела жизнь.

«Руслан», как известно, самолет четырехмоторный.

Но под каждым его крылом я увидел только по одной турбине — внутренней у левого крыла и внешней у правого. Еще два двигателя бесследно исчезли.

Интересно, правда, что ли, исчезли? Утонули в болоте, разлетелись на кусочки? Или их где-то припрятали и, может даже, как-то хитро используют?

В прошлый раз я предположил, что хвоста у транспортника вообще не осталось. Отломался, например, при жесткой посадке и сгинул… где-то… положим, в том же болоте, что и две турбины.

Однако осмотр с вала показал: есть хвост, есть, родимый! Он был отделен от фюзеляжа и водружен усилиями каких-то шутников на птичью карусельку. Где и вращался в гипнотизирующем вальсе.

Редкая, кстати, штука — медленная, стабильная птичья карусель, без пульсаций.

«Своеобразное у ребят чувство юмора», — подумал я.

Рядом с «Русланом» я приметил вертолетную площадку. Она была пуста. Хотя по ряду косвенных признаков можно было определить, что вертолеты там садятся нередко.

По другую сторону от самолета бередила воображение совсем странная вещь — озерцо. Точнее даже озеро, поскольку размеры у него были вполне внушительные — порядка семидесяти метров в поперечнике.

Откуда взялось здесь озеро, я лично понятия не имел. Но допускал, что оно было того же происхождения, что и Янтарное. Янтарное ведь началось как большой овраг, искусственно преобразованный в котлован, где была захоронена зараженная техника. И только значительно позднее этот котлован наполнился водой из ключей и ручьев.

Как показали дальнейшие события, в главном я был прав: озеро имело техногенное происхождение.

Только там было вовсе не захоронение зараженной техники. И заполнено озеро было вовсе не водой… Ну то есть не только водой.

Мысленно «сфотографировав» базу в мельчайших деталях (в Зоне надо подмечать всё, каждую подробность, каждый нюанс), я обернулся, чтобы насладиться зрелищем пройденного через Сухой Луг пути.

Да-а-а, а мы отважные ребята, оказывается… Отсюда, с высоты трех человеческих ростов, было видно многое, чего никак нельзя было различить, пробираясь через заросли хвощей и феноменально высокой крапивы.

На земле отчетливо выделялись овалы и восьмерки сенно-желтого цвета. Эти образования отвечали траекториям периодических жарок. А где притаились гравиконцентраты — там словно бы медведи в траве сношались. И таких медвежьих привалов я насчитал за два десятка! Несколько разломов — могучих, но притом еле различимых из-за маскирующей их края растительности — тянулись вдоль энергичного зигзага, прохода в минных полях.

Короче говоря, если бы все эти немаловажные нюансики были по-настоящему аккуратно обозначены на карте Синоптика, я бы еще двадцать раз подумал, прежде чем соглашаться на прогулку через Сухой Луг.

Но это всё было в общем-то и не так удивительно — ибо Зона на то и Зона, чтобы изобиловать аномалиями.

А вот то, что с вала, несмотря на его господствующее над местностью положение, совершенно не просматривается Бетонка-3, меня по-настоящему изумило.

— Слушай, а где дорога-то? — спросил я у парня с винтовкой ОСВ-96.

— Какая дорога?

— Бетонка.

— А, — парень ухмыльнулся, — нас с бетонки не видно? Не видно. Значит, и мы бетонки не видим, — загадочно ответил он.

Ну понятно. Очередной штучный аномальный феномен. Либо феноменальная аномалия. Кому как нравится.

А только зря, ребята. Лучше бы вам бетонку под наблюдением держать, ага. А то ездят там всякие иностранные легионы…

Но я, конечно, промолчал. В Зоне последнее дело учить кого-то жизни. Ну разве что отмычку какого-нибудь или туриста богатенького… Все-таки они за это тебе деньги платят.

Парень с ОСВ-96 передал нас двум менее симпатичным сопровождающим, вооруженным «калашами».

Они провели нас к вертикальному бетонному тюбингу, врезанному в вал с внутренней стороны. Внутри тюбинга был организован лифт. Обычный лифт с электромотором, не аномальный. Ну то есть как обычный?

Совсем примитивный: круглая платформа на тросах.

Мы спустились вниз и оказались на земле в некотором отдалении от кормовой части «Руслана». Оттуда нас провели вперед вдоль корпуса самолета и пригласили в невзрачный бокс, расположившийся под законцовкой левого крыла.

В боксе нас очень старательно обыскали два хмурых и тощих молодца из службы безопасности «каперов».

На их нарукавных повязках так и было написано: «Служба внутренней безопасности». Всё чин чинарём, порядок полный, я такого позитивного фашизма даже у «долговцев» не видел!

Претензий к нам особых у службы безопасности не было и быть не могло. Мы идеально выдержали правила неписаного кодекса поведения в окрестностях любой клановой базы: с оружием в руках не ходили, тайными мессагами с ПДА не сыпали, радиомаячками не светили.

Более того, всё серьезное оружие, которое при нас имелось, мы, как я уже говорил, держали в рюкзаках.

Причем в незаряженном, а местами и частично разобранном виде.

Кстати, то обстоятельство, что мы не размахивали стволами, очень нам помогло уже при встрече с колонной французской техники и странным лейтенантом Кайрисом. Ибо, как легко догадаться, мы были действительно похожи на ученых. А вот если бы Гайка повесила свои «моссберги» в наспинные чехлы-кобуры, а я перся бы по Зоне, сжимая в граблях свой культовый, затюнингованный по самое не могу АК-47…

В общем, по нормам «каперов» мы попадали в категорию хороших ребят.