Это был Ролингс. Он потерял столько сил, что ему пришлось помочь снять защитный костюм и аппаратуру для дыхания. По его бледному лицу струился пот, а волосы и одежда были такие мокрые, словно он только что вынырнул из воды.

Но он торжествующе улыбался.

– Утечки пара нет, капитан, это наверняка. – Чтобы произнести эту фразу, ему понадобилось трижды перевести дух. – А пожар – там, внизу, в механическом отсеке. Искры летят повсюду. Видно и пламя, но не сильное. Я засек, где оно находится, сэр. Турбина высокого давления по правому борту.

Горит обшивка.

– Вы получите свою медаль, Ролингс, – заявил Свенсон, – даже если мне придется взять за жабры все наше начальство… – Он повернулся к ожидавшей приказа пожарной группе. – Вы сами все слышали. Турбина по правому борту.

Четверо в одной смене. Максимум пятнадцать минут. Лейтенант Рейберн, отправляйтесь с первой сменой. Ножи, кувалды, плоскогубцы, ломы, углекислотные огнетушители. Обшивку сперва тушите, потом отдирайте. Будьте осторожнее, из-под обшивки может вырваться пламя. Ну, насчет паропроводов предупреждать не стану… Все. В дорогу! Смена отправилась выполнять задание. Я обратился к Свенсону:

– Я не совсем понял. Как долго это продлится? Десять минут, четверть часа? Он мрачно взглянул на меня.

– Как минимум, три, а то и четыре часа. Это если нам повезет. В механическом отсеке сам черт ногу сломит. Вентили, трубы, конденсоры, да ещё целые мили этих проклятых паропроводов, к ним только прикоснись – тут же ошпаришь руку. Там и в обычных-то условиях работать почти невозможно. Да ещё весь корпус турбины покрыт толстым слоем тепловой изоляции инженеры устанавливали его на веки вечные. Парням придется сперва сбить пламя углекислотными огнетушителями, да и то это не слишком-то поможет. Каждый раз, как они отдерут верхний обугленный кусок, туда поступит новая порция кислорода, и пропитанная горючим изоляция снова заполыхает.

– Пропитанная горючим?

– В том-то и загвоздка, – воскликнул Свенсон. – Движущиеся части любой машины требуют смазки. В механическом отсеке полным-полно всяких машин, а значит, полным-полно смазки. А эта тепловая изоляция впитывает масло, как губка. В любых условиях, даже когда атмосфера хорошо вентилируется, обшивка, притягивает капли машинного масла, как магнит железные опилки. И впитывает их, как промокашка.

– И все-таки, отчего произошел пожар?

– Самовозгорание. Такие случаи уже бывали. Корабль прошел уже свыше пятидесяти тысяч миль, так что обшивка очень сильно пропиталась маслом.

После ухода со станции «Зебра» мы почти все время идем полным ходом, турбины, черт бы их побрал, сильно греются, вот и… Джон, от Картрайта ещё ничего не слышно?

– Ничего.

– Он там уже добрые двадцать минут.

– Может быть… Но когда я уходил, он как раз начал надевать защитное снаряжение, он и Рингман. Так что они не сразу бросились в машинное отделение. Сейчас позвоню в кормовой отсек… – Он переговорил по телефону, нахмурился. – Из кормового отсека докладывают, что они отправились уже двадцать пять минут назад. Разрешите проверить, сэр?

– Оставайтесь здесь. Я не хочу…

Не успел он договорить, как кормовая дверь с треском распахнулась и оттуда, шатаясь, вывалились два человека. Дверь торопливо задраили, с людей стащили маски. Матроса я узнал: он уже приходил с Рейберном, а второй был Картрайт, старший офицер машинной команды.

– Лейтенант Рейберн отправил меня с лейтенантом, – доложил матрос. Кажется, с ним не все в порядке, капитан…

Диагноз был совершенно точен. С ним действительно было не все в порядке. Картрайт находился в полубессознательном состоянии, но упорно боролся с полным помрачением рассудка.

– Рингман, – выдавил он из себя. – Пять минут… Пять минут назад… Мы как раз шли обратно…

– Рингман, – тихо, но требовательно повторил Свенсон. – Что с Рингманом?

– Он упал… Там внизу, в механическом отсеке… Я вернулся… вернулся за ним, попытался втащить его наверх по трапу. Он застонал… О Господи, он вскрикнул… Я… Он… Картрайт едва не свалился со стула, его подхватили, посадили обратно. Я сказал:

– Рингман. Или перелом, или отравление.

– Черт его побери! – тихо выругался Свенсон. – Чтоб им всем ни дна, ни покрышки! Перелом. Там внизу… Джон, прикажите, пусть Картрайта перенесут в матросскую столовую… Перелом!…

– Пожалуйста, прикажите мне приготовить защитное снаряжение, торопливо вмешался доктор Джолли. – Я сейчас принесу из медпункта медицинскую сумку доктора Бенсона.

– Вы? – Свенсон покачал головой. – Очень благородно, Джолли. Очень вам признателен, но не могу…

– Послушайте, старина, ну хоть разок плюньте вы на ваши уставы, мягко проговорил Джолли. – Не забывайте, коммандер, я тоже с вами на борту этого корабля. Так что мы и потонем вместе, и спасемся тоже вместе. Короче шутки в сторону!

– Но вы не знаете, как обращаться с этим снаряжением…

– Не знаю – так научусь! Что тут сложного? – сурово бросил Джолли и, не дождавшись ответа, вышел.

Свенсон перевел взгляд на меня. На нем были защитные очки, но они не могли скрыть его озабоченности. В его голосе прозвучала необычная для него нерешительность.

– Как вы считаете…

– Ну, конечно, Джолли прав. У вас нет выбора. Если бы Бенсон был здоров, вы бы отправили его туда, не задумываясь. Кроме того, Джолли чертовски хороший врач.

– Вы не были там внизу, Карпентер. Это настоящие железные джунгли.

– Скорее всего, доктор Джолли и не будет там ничего перевязывать или фиксировать. Он просто сделает Рингману укол, тот отключится, и его можно будет спокойно перенести сюда.

Свенсон кивнул, поджал губы и отправился к ледовому эхолоту. Я спросил у Хансена:

– Ну, что, плохи наши дела?

– Да, дружище. Но я бы выразился иначе: дела хуже некуда. Вообще-то, воздуха нам хватило бы на шестнадцать часов. Но сейчас почти половина этого запаса отсюда до самой кормы практически непригодна для дыхания. Остатка нам хватит на несколько часов. Шкиперу приходится вести бой сразу на трех фронтах. Если он не включит систему воздухоочистки, то работающие в механическом отсеке люди ни черта не смогут сделать. Видимость почти нулевая, да ещё дыхательные аппараты – парни действуют практически вслепую, почти точно так же, как под водой. Но если он включит воздухоочиститель, то в машинное отделение пойдет кислород, и огонь вспыхнет с новой силой. Кроме того, уменьшится запас энергии, которая нужна для запуска реактора.

– Все это весьма утешительно, – откликнулся я. – А сколько времени вам потребуется, чтобы запустить реактор?

– Не меньше часа. Это после того, как пожар будет потушен и все будет досконально проверено. Не меньше часа.

– Свенсон сказал, что на тушение пожара уйдет три или даже четыре часа.

Ну, возьмем пять. Это очень много. Почему он не потратит немного энергии, чтобы поискать полынью?

– Слишком большой риск. Я согласен со шкипером. Не стоит искать лишних приключений на свою голову.

В центральный пост, кашляя и отплевываясь, вернулся Джолли с медицинской сумкой и стал надевать защитное снаряжение. Хансен показал ему, как управляться с дыхательным аппаратом. Джолли, кажется, все усвоил. В сопровождающие ему был выделен Браун, тот самый матрос, что привел в центральный пост лейтенанта Картрайта. Джолли даже не представлял себе, где находится трап, ведущий из верхнего этажа машинного отделения в механический отсек.

– Действуйте как можно быстрее, – предупредил Свенсон. – Не забывайте, Джолли, вы не имеете практики в таких делах. Жду вас обратно через десять минут.

Они возвратились ровно через четыре минуты. Но не принесли потерявшего сознание Рингмана. Без сознания оказался сам доктор Джолли, Браун приволок его обратно в центральный пост.

– Не могу толком сказать, что случилось, – отдуваясь, доложил Браун.

Его трясло от перенапряжения: Джолли весил больше него фунтов на тридцать. Мы только-только зашли в машинное отделение и закрыли дверь, я показывал дорогу. И тут вдруг доктор Джолли упал прямо на меня – я так думаю, он обо что-то споткнулся. Сшиб меня с ног. Когда я поднялся, он лежал на палубе и не двигался. Я направил на него луч фонарика – а он весь холодный. И маска порвана. Я его в охапку и сюда…