Она выбрала легкое шелковое платье с высоким воротником, отороченным бархатом, и с пышными рукавами, сужающимися к локтям. В сочетании с шалью, наброшенной на плечи, получался довольно элегантный наряд.
Прическу она тоже изменила: вместо обычного пучка на затылке она уложила волосы кольцами и подколола их гораздо ниже, чем обычно. Эффект получился сногсшибательным: пышные локоны смягчали овал лица и придавали ему кокетливое выражение.
Довольная тем, как изменилась ее внешность, и немного опасаясь того, как Джек расценит ее внезапное стремление выглядеть привлекательно, Аманда подошла к окну, выходившему во внутренний дворик гостиницы.
Сбоку виднелась часть улицы, ведущей к центру города. По ней в разные стороны спешили прохожие, завернувшись в плащи и спасаясь таким образом от промозглости осеннего вечера.
Сумерки постепенно сгущались, начал накрапывать дождь. Вдруг небо потемнело, вдалеке послышались раскаты грома, где-то ударила молния, и по тучам пронеслись ее яркие отблески. Похоже, на город надвигалась гроза. Аманда надеялась, что Тео успел вернуться, выполнив поручение, и не промокнет под дождем.
Она подошла к кровати и села. Часы на каминной полке показывали половину восьмого. Аманда нервничала и машинально теребила пуговицы на платье.
Намерение «мужа» послать слугу в город за новой бритвой привело ее в замешательство. Она надеялась, что Тео еще не отправился по его поручению, а значит, не дал Джеку повода заподозрить неладное.
Как только они приехали в гостиницу, Аманда велела Тео отнести письмо к местному констеблю, после того как он немного передохнет и промочит горло в пивной. В письме содержалась просьба о помощи в поиске родственников и установлении личности. Она просила констебля прийти утром, потому что мужу необходим отдых после долгого и утомительного путешествия и перед поездкой в Лондон.
Аманда чувствовала себя предательницей. Она знала, что Джек не хочет, чтобы его амнезия привлекла ненужное внимание местной полиции, не говоря уж о том, что в Лондон он совсем не хотел возвращаться. Но что она могла поделать? Память не вернулась к нему до сих пор; возможно, болезнь окажется затяжной, и ему потребуется медицинская помощь и забота родственников. Она не сможет помочь ему, тем более что у нее есть собственные дела, о которых он ничего не знает. У нее не было иного выхода, кроме как известить власти и передать им Джека.
Разразился ливень, и струи воды начали хлестать в стекла. Языки пламени в камине дрогнули от порыва ветра, ворвавшегося через трубу. Яркая молния вспыхнула почти сразу же, а от раската грома с каминной полки едва не слетели на пол фарфоровые тарелки. Аманда плотнее закуталась в шаль и снова подошла к окну.
На улице бесчинствовал ураганный ветер. Редкие прохожие спешили спрятаться в укрытия. Аманда с улыбкой наблюдала за тем, как природа забавлялась, обрушивая на людей силу стихии.
При очередной вспышке молнии Аманде показалось, что эта буря особенная. Она находила отклик в ее душе, пребывающей в смятении ввиду предстоящей встречи с Джеком. С каждым раскатом грома ее беспокойство усиливалось, и она принялась ходить взад-вперед по комнате.
Стихийные проявления природы всегда будоражили ее сердце, но теперь эти ощущения усилились многократно. Напряжение росло с каждой минутой и требовало выхода. Снова молния, снова раскат грома и барабанная дробь дождя по крыше.
Аманда стиснула зубы и застонала, моля о пощаде. Но она отдавала себе отчет в том, что спасение не придет, пока в сердце у нее не утихнет собственная буря.
Вдруг до нее донесся детский плач. Она остановилась посреди комнаты и прислушалась. Ребенок, наверное, находился в комнате напротив. Аманда стояла и слушала, ожидая уловить голос взрослого, который утешил бы малыша, похоже, испугавшегося грозы.
Но плач не стихал, в нем сквозили отчаяние и страх. И было отчего – буря неистовствовала вовсю: ставни хлопали на ветру, стволы деревьев трещали и гнулись под натиском урагана.
То, что несчастный ребенок в одиночестве боролся со своими страхами, возмутило Аманду и наполнило ее сердце состраданием.
– Нет, это невозможно! – возмутилась она и поспешила к двери. – Того, кто должен следить за этим малышом, надо выпороть кнутом на конюшне!
Ребенок действительно оказался в комнате напротив. Аманда постучала, но ей никто не ответил. Тогда она повернула ручку и, войдя, оказалась в полной темноте.
– Здесь есть кто-нибудь? – спросила она в расчете на то, что кто-нибудь из взрослых все же находится в комнате, но либо спит, либо по какой-то другой причине не может прийти на помощь ребенку. Никто не ответил, а жалобный плач не стихал.
– Я пришла помочь тебе, – ласково проговорила она, жалея, что не догадалась прихватить с собой свечу. При очередной вспышке молнии и раскате грома, сопровождавшимися новыми всхлипываниями, Аманде удалось увидеть, куда спрятался малыш. В самом дальнем углу у окна сидела на корточках девочка лет трех-четырех в ночной рубашке. На ее мокрое от слез личико падали спутанные пряди светлых волос.
– Не бойся, малышка. Я сейчас вернусь. – Аманда сходила к себе за свечами и, поставив канделябр на комод, протянула к девочке руки. – Иди сюда, моя маленькая. Я знаю, что ты боишься грозы, и побуду с тобой, пока она не кончится.
– Я хочу к маме. Где моя мама? – всхлипывая, протянула девочка.
– Я не знаю, моя радость. Но я обещаю найти ее, если ты перестанешь плакать и вытрешь слезки, хорошо?
Новый раскат грома заставил девочку задрожать всем телом. Аманда не могла больше выносить этого. Она подошла к малышке, взяла ее на руки и прижала к груди. Девочка доверчиво обняла ее за шею и склонила головку ей на плечо, давая понять этим, что не возражает, чтобы незнакомая женщина временно заменила ей мать.
Аманда села на край кровати и усадила девочку к себе на колени. Крохотные ножки заледенели, потому что рубашка доходила ребенку только до колен. Аманда завернула ее в плед, и малышка, дрожавшая от страха и холода, начала постепенно успокаиваться. Аманда не могла оправдать возмутительного поведения ее родителей.
Как можно оставлять ребенка одного в такую ужасную грозу? Тем более в гостинице, где полно непривычных звуков… да еще с незапертой дверью!
Аманда решила, что лучше приласкать и убаюкать малышку, чем злиться понапрасну, – она еще успеет высказать все ее родителям. Она принялась укачивать девочку, напевая ей песенку. Не прошло и десяти минут, как девочка крепко спала.
Аманда прижала к себе малышку, которая даже во сне не отнимала ручонок от ее шеи. Гроза шла на убыль, худшее было позади. Гром и молния отступали в глубь страны, чтобы потревожить покой мирных фермеров.
Аманда и сама успокоилась, согретая теплом детского тельца. Она радовалась тому, что ей удалось успокоить малышку и помочь ей заснуть.
Ей было приятно заботиться об одиноком маленьком человечке, который нуждался в ее покровительстве и защите. Ей вдруг пришло в голову, что люди редко доставляют себе такую радость. В детстве с ней никто не возился, кроме теток, да и те были очень сдержанны в проявлении чувств.
Аманде, как выяснилось, не хватало любви ребенка… и мужчины. В идеале – мужа. Ей всегда хотелось свободно чувствовать себя в обществе представителей противоположного пола, чтобы пройти весь путь от ухаживаний до законного брака, но она была очень застенчива, и это отталкивало ее кавалеров. Она упустила свой шанс выйти замуж во время лондонского сезона, потому что держалась слишком скромно и скованно, отчего мужчины сочли ее фригидной. А в Иденбридже никого подходящего по соседству не нашлось, за исключением священника Митфорда. Но его холодные губы никогда не смогли бы дать ей любви и тепла, по которым она так тосковала.
Может быть, ребенок с Торни-Айленда станет ответом на ее мольбы? Может быть, она тоже станет для этого малыша осуществлением тайных мечтаний о материнской любви, которой он был так долго лишен? Аманда с трудом сдерживала ярость при мысли об эгоизме своих родителей.