Поскольку неверно, что «вывод умозаключений» означает операцию, в ходе которой делается открытие и которая, следовательно, не может быть повторена, то под «выводом умозаключений» мы подразумеваем операцию, которую человек может повторить. Он не овладеет аргументацией до тех пор, пока не сможет применить ее при любых обстоятельствах и в различных формулировках. Недостаточно, чтобы однажды при получении какой-либо информации ему пришла на ум одна новая достоверная идея. Если о рассуждающем человеке можно сказать, что он вывел следствие из посылок, то он должен сознавать, что принятие данных посылок дает ему право принять и данное следствие. Проверка того, знает ли он об этом факте, будет еще одним применением принципа аргументации, хотя, конечно же, нельзя ожидать, что он сформулирует этот принцип in abstracto.

Итак, мы должны отличать этап обучения в использовании какой-то конкретной аргументации или любой аргументации определенного рода от того этапа, когда мы, используя подобную аргументацию, узнаем новые истины. Чем быстрее наступает этот второй этап, тем, вероятно, выше наше мастерство овладения аргументацией. Но приобрести это мастерство мы можем также постепенно, тем более что это, возможно, более надежный путь. Если человек демонстрирует, что он может использовать аргументацию, адекватно применяя ее для обнаружения новой истины, он также показывает, что способен использовать эту же аргументацию не только для решения стоящих перед ним в данный момент вопросов, но и для множества других целей. Владение аргументацией, так же как владение пером, теорией или проектом, отличается как от ее приобретения, так и от ее использования. Ее использование подразумевает, что ты ею владеешь, а обладание ею подразумевает, что оно было достигнуто и не утрачено. Однако в отличие от некоторых видов теорий и планов мы не можем овладеть аргументацией, просто впитывая информацию, и не можем потерять это мастерство из-за плохой памяти. Аргументация, скорее, похожа на навык: для овладения ею необходима практика, и большие перерывы в ее употреблении редко приводят к тому, что человек забывает, как с ней работать. Под «практикой» я не имею в виду те специфические упражнения, которые даются весьма ограниченному кругу лиц преподавателями по логике; это обычные упражнения, которые выполняются всеми в их каждодневных дискуссиях или при чтении книг, а также задания более академического характера, с которыми почти всем приходилось иметь дело в школе.

Мы аргументируем или делаем заключения, когда говорим или пишем (для себя или для других) «это поэтому то», или «так как это, следовательно, то», или «из этого следует то» при условии, что знаем, что вправе так поступать. Говорить или писать при такой установке сознания — это, несомненно, ментальный, по-настоящему интеллектуальный акт, поскольку он является проявлением одной из тех способностей, которые правомерно относятся к «интеллектуальным». Но это не некий «ментальный акт» в том смысле, что он происходит за кулисами. Он может быть осуществлен в безмолвной беседе с самим собой, но с не меньшим успехом он может быть выполнен вслух или на бумаге. Действительно, мы ожидаем обнаружить самую искусную и точную аргументацию там же, где мы ожидаем найти наилучшие вычисления и доказательства математиков, а именно в тех рассуждениях, которые человек выносит на суд своих коллег в напечатанном виде. Известно, в чем можно заподозрить человека, когда он говорит, что у него есть хорошие аргументы, но он не хочет или не может их опубликовать.

Это подводит нас к другому вопросу. Мы отмечали, что вполне уместно сказать о человеке, что он в такой-то момент и в какой-то промежуток времени был вовлечен в процесс перехода от посылок к заключению. Выражение «выведение умозаключения» не используется для обозначения как медленного, так и быстрого процесса. «Я начал дедукцию, но мне не хватило времени ее закончить» — такого рода высказывания нельзя отнести к осмысленным. Признавая это, некоторые из теоретиков предпочитают говорить о выводе умозаключений как о мгновенной операции, которая, подобно проблеску или вспышке, заканчивается, едва начавшись. Но такое описание неверно. Мы не можем говорить о выводе заключения как о медленном или быстром переходе или событии не потому, что это мгновенный переход, а по той причине, что это вообще не переход. Человек может быстро или медленно добраться до Лондона, решить анаграмму или поставить мат королю соперника; но осуществление заключения подобно прибытию в Лондон, решаемой анаграмме или объявлению мата королю не может быть описано как постепенный, внезапный или медленный процесс. Мы можем спросить, сколько времени понадобилось, чтобы пробежать дистанцию, а не сколько времени понадобилось, чтобы ее выиграть. Забег продолжался до определенного момента, с этого же момента он завершился, и кто-то оказался победителем. Но этот момент не был ни длинным, ни коротким. Другим примером подобного рода может быть вступление во владение какой-либо собственностью. Предварительные переговоры могут быть длительными или краткими, но переход от того состояния, когда мы еще не владеем определенным предметом, к тому, когда мы становимся его хозяином, не является ни быстрым, как вспышка молнии, ни длительным, как рассвет. Метафора «перехода» вводит здесь в заблуждение. Равным образом она вводит в заблуждение, когда используется для описания изменения, которое происходит, когда человек вступает во владение некой истиной, ради которой он в течение длительного или краткого времени также вел «переговоры».

Когда человек владеет аргументацией, ее изложение, устно или письменно, в первый или пятнадцатый раз, несомненно, требует определенного времени. Он может быстро пробубнить ее самому себе или произнести довольно медленно по телефону. Изложение аргументации может исчисляться в секундах или часах. Чтобы обозначить процесс изложения аргументации, мы чаще используем глагол «доказывать», реже — «выводить», «дедуцировать» или «выводить заключения». При таком употреблении мы можем сказать, что говорящего прервали на полпути между констатацией посылок и установлением заключений или что сегодня он проделал путь от посылок к заключениям гораздо быстрее, чем вчера. Подобным же образом заике может понадобиться немало времени, чтобы рассказать шутку, но мы не спрашиваем, сколько времени ему понадобилось, чтобы пошутить. Не спрашиваем мы о том, сколько времени рассуждающий потратил на прибытие (в отличие от путешествия) к заключениям. Глаголы «заключать», «дедуцировать» и «доказывать», как и «ставить мат», «выигрывать», «придумывать» и «прибывать», в своем основном употреблении являются тем, что я назвал «глаголами обладания» («got it» verbs); и в то время, как публикация или другая эксплуатация того, чем овладел человек, может потребовать много или мало времени, его переход от того момента, когда он еще не овладел чем-то, к тому моменту, когда он этим уже владеет, не может квалифицироваться в эпитетах быстроты. Когда человек употребляет эти глаголы в настоящем времени, которое не имеет конкретного временного значения, как, например, во фразах «я заключаю», «он дедуцирует» или «мы доказываем», он употребляет их в значении, производном от их основного значения. Они сообщают непосредственно не о приобретениях, а о чем-то похожем на обладание.

Традиционное допущение, что глаголы, описывающие логические выводы, обозначают процессы или операции, требовало от тех, кто их использовал, говорить, во-первых, что эти процессы или операции молниеносны, и, во-вторых, что их наличие является секретом, доступным только для их автора. Те аргументы, которые последний представляет в дискуссиях или в печатном виде, суть лишь «выражения» его скрытых операций и всего лишь побуждения к выполнению подобного же рода скрытых операций у тех людей, которые воспринимают его слова. Неправильное истолкование глаголов «для рецензий» в качестве глаголов «для биографий» неизбежно приводит к потребности в «двойных жизнеописаниях».

Эпистемология логических рассуждений наряду со многими другими областями эпистемологии поставила себя в невыгодное положение из-за своей приверженности особому предрассудку, заключающемуся в том, что операции теоретизирования, которым она пытается дать описание, должны быть описаны по аналогии со зрительным процессом. Она берет в качестве своей стандартной модели быстрое, не требующее усилий и адекватное визуальное узнавание того, что знакомо, ожидаемо и хорошо освещено, и совсем не упоминает запоздалое и неуверенное распознавание или же ошибочное узнавание того, что является странным, неожиданным или смутным. Более того, этот тип эпистемологии берет в качестве модели то, что обозначается глаголом визуального достижения «видеть», а не то, что обозначается словами зрительной задачи «вглядываться», «внимательно рассматривать» и «наблюдать». Обдумывание чего-либо описывается как состоящее, по крайней мере частично, из последовательного «видения» смыслов. Однако это означает описывать теоретическую деятельность по аналогии с тем, что является не деятельностью, а результатом, или описывать то, что на самом деле является более или менее сложным самообучением по аналогии с не представляющими для нас труда достижениями, которые доступны только лишь потому, что немалое число предыдущих усилий подготовило нас к беспрепятственному их выполнению. Это похоже на описание путешествий как состоящих из одних прибытий, поиска — только из находок и открытий, обучения — из удачно сданных экзаменов, или, проще говоря, на описание попыток и усилий как состоящих из одних успехов.