Лично я, прочитав такое описание, засомневаюсь, а действительно ли речь идет именно о бане. Больше всего смахивает на описание пыток, настолько привычных жителям средневековой Европы, включающих в себя и пытки огнем, и порку розгами и, в конечном итоге, пытки ледяной водой. А уж о необходимости периодических гигиенических процедур средневековому европейцу говорить было просто-напросто бесполезно. Известно, что среднестатистический житель Европы мылся два раза в жизни. Когда его крестили, то окунали в купель, и когда соборовали, то есть обмывали покойного. Все это имело экономическую подоплеку, потому как овес, то есть дрова, были у них очень дороги. И Церковь всегда готова бала прийти на помощь и подвести идейную подоплеку под вопрос о вредности частых купаний. Поэтому и благовония пользовались бешеной популярностью. Вот только никак понять не могли, что вонь немытого тела никакими ароматами не заглушить. И в сочетании получалось такое амбре, что хоть святых выноси.
Наверняка оттуда это выражение и пошло!
На самом же деле для русского человека баня никакая не экзекуция и даже не омовение бренного тела. Это скорее ритуал приобщения к высшим силам. Не зря основное помещение русской бани – это парилка, где непосредственно и происходит само священнодействие.
Насытившись энергией, по самое не балуйся, переместился на веранду, пристроенную возле бани предыдущим хозяином. Видимо, дядька тот еще был эстет и понимал толк в настоящем мужском отдыхе. Это у современной молодежи, насмотревшейся криминальных сериалов времен бандитствующих 90-х, фантазии дальше сауны с девочками не распространяются. А для простого человека, не избалованного сверхдоходами и привыкшего довольствоваться малым, нет лучше отдыха, чем посидеть после баньки на природе, чувствуя всем телом свежесть чистого деревенского воздуха, обдувающего разгоряченную кожу, не торопясь, потягивая при этом холодное пиво.
Конечно, некоторые специалисты рекомендуют после банных процедур ни в коем случае не налегать на спиртное, и довольствоваться только горячим чаем или в самом крайнем случае охлажденным квасом. Но мне ближе жизнеутверждающий принцип русского полководца Александра Суворова, которому приписывают изречение: «После бани хоть портки продай, но выпей». Но лично я предпочитаю другой напиток...
Пока я, размякнув от удовольствия, как кот объевшийся сметаной, сидел на веранде, потягивая холодное пиво, на село спустились сумерки.
Лепота! Как, однако, хорошо, сидеть вот так в сельской тишине, нарушаемой лишь звуками засыпающей природы! Одним словом, благодать! Что еще нужно для счастья? Не хватает только разговора по душам, который возможен только с мужиком. Потому как присутствие лиц противоположного пола способно только разрушить идиллию.
- К-хе, к-хе, - раздался за моей спиной голос Кузьмича, - привет, сосед!
- И вам не хворать, Селантий Кузьмич! – ответствовал я, - повечеряете со мной?
- Да нет, я только что из-за стола, - засмущался он, - как говорится сыт.
- Так может по пивку? – зашел я с другой стороны.
- Не откажусь, - сдался Селантий, - пиво я уважаю, да редко его к нам привозят.
- А у меня старые запасы, вот прихватил с собой по случаю.
После того как он расположился напротив и в довесок к «Балтике» получил смачного леща, я начал разговор, который бы мог прояснить сложившуюся ситуацию. А ведь, как известно, ни что так не располагает к откровенности, как неспешная беседа под слабоалкогольный напиток.
- А скажи-ка Кузьмич, ты ведь до войны родился?
- Ну да, аккурат перед ней проклятущей. Я ведь в сороковом народился. Как война началась мне годик был. Из всех воспоминаний помню только, что все время есть хотелось. Голодно здесь было. Германец-то, у Ленинграда застряв, в обороне сидел и с окрестных деревень все подчистую выгребал. Кто что припрятать успел, тот выжил. А у кого найдут – расстрел!
- А церковь, ты говорил, тоже перед войной закрыли?
- Так в том же году и закрыли. Матушка моя рассказывала, что считай меня, последним в ней окрестить успели. И закрыли почти тут же.
- А почему? – задал я резонный вопрос.
- Да бис его знает. Здесь ведь войск НКВД было видимо-невидимо. Строили вокруг что-то шибко секретное. И поговаривают, что поп местный с их главным начальником повздорил. Вот его и забрали. А церковь-то и прикрыли. А опосля и сами куда-то подевались.
- А церковь, говоришь, старинная была? – попробовал зайти с другой стороны.
- Да древнее некуда. Почитай лет пятьсот стояла. Вот те крест, - и для пущей веры его словам неистово перекрестился.
- Значит христиане в этой местности из покон веков существовали, а тут в одночасье все закончилось? - выдвинул я очередное предположение.
- А вот тут промашка у тебя вышла, - обрадовался старик возможности подловить меня на слове. – Старики говорили, что чуть ли не в последнюю очередь наше село крестили насильно. Эти места издавна не к Пскову, а к Полоцкому княжеству отношение имели. Поэтому за старую веру языческую держались долго.
- А что так?
- Да ты что, не слыхал, что князь Владимир, тот самый, который Русь крестил, за что его «святым» прозвали, в этих краях вытворял?
- Да откуда ж мне знать, - начал я отнекиваться, чтобы еще больше его раззадорить и заставить добровольно поделится информацией.
В психологии данный прием, как известно, называется манипуляцией. Дабы собеседник добровольно вываливал интересующую вас информацию, достаточно ненавязчиво направлять его в нужную сторону, используя при этом различные приемы. Причем набор средств достаточно обширен, начиная с сомнения и заканчивая грубой лестью и даже завуалированной угрозой. Как это ни парадоксально, но лучше всего это действие представлено в детской песенке кота Базилио и лисы Алисы:
- На хвастуна не нужен нож,
ему немного подпоешь
и делай с ним что хошь!
- На жадину не нужен нож,
ему покажешь медный грош
и делай с ним что хошь!
- На дурака не нужен нож,
Ему с три короба наврешь
И делай с ним что хошь!
Здесь самое главное - выбрать нужное и правильно его использовать. Так и я, всего лишь изобразил свою дремучесть по излагаемому вопросу, как сразу получил ворох интересной информации.
- Так вот, - продолжал меж тем Кузьмич, - когда Владимир во главе своего войска шел на Киев, дабы отобрать его у брата Ярополка и взять под свою руку, то путь его лежал через Полоцкое княжество, с главой которого, князем Роговолтом, он был в контрах.
- А что так? - продолжал я манипулировать разговором.
- Сватался Владимир к дочери князя Рогнеде, да получил отворот поворот, - заливался Кузьмич соловьем, обрадованный наличием заинтересованного собеседника.
Тут он был в корне прав, поскольку передаваемая им информация органично ложилась на созданную мной гипотезу.
- Не ко двору пришелся?
- Ага! Рылом не вышел! Худородным оказался. Ведь отец его был Святослав, а матушка ключницей. Соответственно рожденный вне брака, или как тогда говорили – байстрюк.
- Производное от европейского – бастард, - сразу провел я аналогию.
- Вот я и говорю, не ровней княжеской дочери посчитали. За что в конечном итоге и поплатились. Владимир то, на правах старшего сына, шел Киев завоевывать, а уж Полоцк взял по ходу. И войску тренировка, и воинам добыча, да и месть тут играла немаловажное значение.
- И чем закончилось?
- Знамо чем, - продолжал вещать Селантий, - город пограбили, князя убили, княжну Рогнеду Владимир изнасиловал, а после в наложницы определил.
- А причем здесь язычество?
- Знамо причем. Обиду он нанес полочанам страшную, такую только кровью смыть можно было. Вот только видит око, да зуб не имеет. Сил после разгрома, почитай, что совсем не осталось. Вот и сопротивлялись, как могли. Владимир то, когда в Киеве прочно сел, стал христианство насаждать. Да не просто так, а с помощью дружины своей верной. Но не все согласны были отринуть старых богов, даже и под страхом смерти. Вот и уходил народ с насиженных мест подальше, туда, где сильна была еще вера предков. Прятался в глуши от княжеских воинов. Вот так и наше село возникло. Здесь ведь раньше чаща была непролазная, да болота кругом. Вот и хоронились, кто как мог.
