Были и исключения, например Натан Бирнбаум, лидер еврейских студентов Вены, который, собственно, и изобрел само слово «сионизм» в 1893 году. Был еще главный раввин ашкенази Британской империи, Герман Адлер, который сравнивал Герцля с Дерондой (к этому моменту Герцль еще сам не был знаком с книгой), или главный раввин Вены Мориц Гудеман, который скептически относился к идее, но, тем не менее, сказал Герцлю: «Кто знает, может быть, Вы избраны Богом». Важнее всего была реакция Макса Нордау (1849—1923), философа, чья книга «Вырождение» пользовалась сенсационным успехом в 1892 году; в 1895 году она вышла в Лондоне в переводе на английский. Он поставил диагноз болезни своего века, определив антисемитизм как один из ее симптомов, и сказал Герцлю: «Если Вы помешаны, то и я – тоже, можете быть уверены!» Именно Нордау указывал, что для того, чтобы не раздражать турок, следует заменить термин «Юденштаат» (еврейское государство) на «Хаймштет» (национальный дом) – разница довольно существенная, поскольку второй вариант, очевидно, более приемлем. Тот же Нордау является автором значительной части практической программы раннего сионизма.
Тем не менее, Герцль быстро обнаружил, что источником динамичного развития иудаизма может являться не прозападная элита, а бедная масса остъюден, людей, о которых в начале своей кампании он не знал ничего. Он почувствовал это, когда выступал перед бедными еврейскими беженцами в лондонском Ист-Энде. Они называли его «человеком маленьких людей». Он говорил: «Сидя на сцене… я испытал странное ощущение. Я видел и слышал, как рождается моя легенда». В Восточной Европе он быстро стал мифической фигурой среди бедняков. Давид Бен-Гурион (1886—1973) вспоминал, как десятилетним мальчиком в российской Польше он слышал слух: «Явился мессия, высокий, красивый человек, ученый из Вены, не меньше, чем доктор». В отличие от изощренных евреев среднего класса на Западе, восточным евреям было не до альтернативных вариантов, и они не воображали себя русскими или даже поляками. Они знали, что они – евреи, и ничего больше (забыть об этом не давали русские господа), и предложение Герцля – единственный их шанс на то, чтобы стать где-нибудь настоящими гражданами. Для Хаима Вейцмана (1874—1952), берлинского студента-второкурсника, предложения Герцля «прозвучали громом среди ясного неба». В Софии главный раввин просто объявил его мессией. Слухи о нем ширились, и Герцль обнаружил, что его посещают плохо одетые и возбужденные евреи из отдаленных районов – к ужасу его модницы-жены, которая постепенно возненавидела само слово «сионизм». Но именно эти люди становились солдатами, сержантами и офицерами его сионистского легиона. Герцль называл их своей армией ищеекшнорреров.
Первый раз эта армия публично собралась 29 августа 1897 года в большом зале базельского муниципального казино. Собрание объявило себя Первым сионистским конгрессом; в нем участвовали делегаты из 16 стран. В основном это были бедняки, и Герцлю пришлось финансировать конгресс из собственного кармана. Но он заставил делегатов приодеться: «На торжественном открытии следует быть в черном платье и белом галстуке». В таком обличье они приветствовали его древним еврейским кличем: «Иехи Гамелех!» («Да здравствует царь!»). Многие влиятельные евреи пытались принизить значение этого собрания. «Нейе Фрейе Прессе» вообще игнорировала его, уделив взамен большое внимание конвенции евреев-портных в Оксфорде, где обсуждался вопрос, во что лучше одеваться дамам-велосипедисткам. Но Герцль знал, что делает: на Первый конгресс он привлек специальных корреспондентов из 26 газет. Когда под звуки увертюры из вагнеровского «Тангейзера» в 1898 году открывался Второй конгресс, он уже пользовался широким признанием. Рядом с Нордау, который составил политические документы, взошла когорта способных сподвижников. Среди них был торговец лесом из Кельна, Даниэль Вольфсон, который унаследовал от него руководство организацией. Начиная с 1898 года среди них был и Вейцман. В отличие от Герцля, эти люди хорошо знали восточное еврейство. Для сионистского флага Вольфсон выбрал синий и белый цвета – «цвета наших молитвенных накидок». Они ориентировались в религиозных и политических течениях еврейских масс. Вейцману к этому времени приходилось уже отражать яростные атаки социалистических оппонентов из рядов еврейского студенческого движения («Месье Плеханов, Вы – не царь»). Их идея состояла в том, чтобы поддерживать Герцля высоко над бурными водами фракционной борьбы в еврейской среде. «Он ничего не знает о евреях, – писал российский сионист Менахем Усискин. – Поэтому он считает, что у сионизма существуют только внешние препятствия и никаких внутренних. И не следует нам открывать его глаза на факты реальной жизни, чтобы его вера сохраняла свою силу».
Профессиональные политики и организаторы, которые неизбежно возглавили движение, смеялись над «сионизмом в халате» Герцля. Однако он явился еще одним фрагментом головоломки. Как прекрасно понимал Герцль, сионизм мог легко стать еще одним из тысяч преходящих моментов на стыке двух столетий. Чтобы он стал респектабельным, чтобы его воспринимали серьезно, требовалась персональная дипломатия на высоком уровне, в которой он был очень силен. Постепенно он пробился ко всем нужным людям Европы, обхаживая великих мира сего в Турции, Австрии, Германии, России. В дневниках, которые он вел систематически, эти встречи отражены со впечатляющими подробностями. Даже от антисемитов могла быть польза, потому что они могли содействовать сионистским проектам просто для того, чтобы избавиться от «своих» евреев. Венцель фон Плеве, российский министр внутренних дел, печально известный как организатор погромов, говорил ему: «Вы обращаетесь с проповедью к обращенным… Нам бы очень хотелось увидеть создание независимого еврейского государства, способного принять несколько миллионов евреев. Конечно, нам не хотелось бы потерять всех своих евреев. Хотелось бы сохранить самых интеллигентных, таких, лучшим примером которых являетесь Вы, доктор Герцль. Но нам хотелось бы освободиться от недалеких и малоимущих». Кайзер тоже поддерживал новый Исход: «Я – за то, чтобы иудеи выехали в Палестину, и чем раньше они снимутся – тем лучше». Вильгельм II ходатайствовал за Герцля в Константинополе перед султаном, а позднее оказал ему честь, приняв его официально в Иерусалиме. Эта встреча была для Герцля очень важной; он настаивал на том, чтобы делегация была одета по полной вечерней форме в полуденное пекло, и лично тщательно проверил штиблеты, галстуки, рубашки, перчатки, костюмы и шляпы; одному из членов делегации пришлось поменять цилиндр, Вольфсону – сменить грязные манжеты. Но, хотя кайзер и укрепил международные позиции Герцля, турок не удалось убедить выделить место для национального очага сионистов, и немцы, активно добивавшиеся союза с турками, идею оставили.
Оставалась Британия. Герцль справедливо называл ее «архимедовой точкой опоры», в которую следовало упереться рычагом сионизма. Отношение политической элиты было достаточно доброжелательным. Многие читали «Танкреда», еще больше – «Дэниэля Деронду». К тому же в Англию был значительный наплыв евреев-беженцев из России, что пробуждало опасения антисемитизма и угрозы установления иммиграционных квот. Была сформирована Королевская комиссия по проблемам иммиграции (1902), одним из членов которой был лорд Ротшильд. Герцля попросили дать показания, и Ротшильд наконец согласился на неофициальную встречу с Герцлем за несколько дней до того, чтобы гарантировать, что тот не скажет ничего такого, что могло бы усилить позицию тех, кто выступает против въезда евреев. Изменение позиции Ротшильда (от активной враждебности – к благожелательному нейтралитету) было важной победой для Герцля, и он был рад в ответ сказать комиссии 7 июля 1902 года, что следует согласиться с дальнейшей еврейской иммиграцией в Британию, но окончательное решение проблемы беженцев сводится «к признанию евреев нацией и предоставлению им официально признанного национального очага».
