А пополнения все прибывали и прибывали. Хорошо вооруженные и более или менее обученные. Были и обстрелянные и не нюхавшие пороху. Были и откровенные уголовники, которые решили сменить спокойствие лагерей на вольную, но крайне беспокойную жизнь на передовой. Большинство из них, наверное, рассчитывало сразу смыться с фронта и дальше гулять, но особисты не дремали и после показательных расстрелов дезертиров, отловленных в дивизионных тылах, уркаганы угомонились. Но не все. Помню, в мое время, в фильмах, что по телику показывали, очень любили рассказывать о благородном жулье, с оружием в руках сражавшемся за Родину. М?да… Действительно сражались, те, кто не дезертировал, те, кто избежал трибунала, и те, кто просто выжил и понял, что обратной дороги нет. С фронта можно уйти только по инвалидности или вперед ногами. Гражданских судов здесь нет, и поэтому социально близких уголовников не будут сажать на 3–5 лет. Судит здесь военный трибунал, а у него разговор короткий– или к стенке, или в штрафные роты. Но это все дошло до блатных позже. А поначалу они вели себя крайне борзо. Это только в демократической литературе рассказывалось, что бедных урок из лагерей сразу в штрафбаты совали. В реальности большинство из них попадали в обычные линейные части. И начинали там резвиться. Как-то, возвращаясь уже под вечер от «тяжелых» снайперов, увидел на опушке леса, за кустами, кучкующихся красноармейцев. Человек пять. Решив посмотреть, что они там делают, бесшумно подошел и встал за дерево, прислушиваясь к разговору. А беседа была очень интересной. Бойцы, густо перемежая свою речь матом и феней, наезжали на лейтенанта. Летеха, небольшого роста крепыш, на вид лет двадцать, не больше, слушал маты и угрозы в свой адрес совершенно спокойно. От этого спокойствия бывшие уголовники заводились все больше и больше. И вот самый здоровый из них по кивку старшего, худого и какого-то словно выжатого мужика, решил ткнуть лейтенанта раскрытой пятерней в лицо. Но не тут-то было! Поймав руку, летеха врезал борзому бойцу по печени и ловко перекинул его через себя. Самбо видно занимался пацанчик. Остальные гурьбой навалились на командира, но тут уже я решил вмешаться. Выскользнув из-за дерева, без затей влепил двоим ближним ко мне по стриженым затылкам. Те кулями осели на землю. Лейтенант же к этому времени успел уронить своего. Блин! Вот что всегда раздражало в этой мразоте, так это то, что, почуяв силу, они так быстро переходили из состояния крутых яиц к состоянию немощной падали, что даже оторопь брала. Вот и теперь те двое, которых лейтенант не отправил в бессознательное состояние, увидев, что ситуация кардинально изменилась, начали громко скулить и причитать, не поднимаясь с земли и держась за «страшно» поврежденные места. Моя парочка лежала тихо-тихо и воплями слух не оскорбляла. А взводному видно еще опыта мордобойного не хватает… Пока летеха с удивлением разглядывал неизвестно откуда появившегося командира, я напустил на себя суровый вид и спросил:
– Лейтенант, что здесь происходит?
Быстро подобрав упавшую во время драки пилотку, тот надел ее и, встав по стойке смирно, доложил:
– Лейтенант Смирнов! Провожу беседу с бойцами!
– Ну и как успехи?
– Только начал товарищ капитан!
Однако… Молодец летеха, такого запугать – четверых уголовников мало будет. Достав папиросы, предложил закурить Смирнову.
– Спасибо, не курю товарищ капитан!
– Да расслабься ты, Смирнов. Чего на весь лес-то орать? Давно из училища?
– Месяц как выпустился.
– А с этими – что? – Я пихнул ногой снова запричитавшего бойца: – Из новеньких уголовников?
– Так точно, товарищ капитан.
Нет, с нормальными людьми казенно-уставным языком общаться не могу. Поэтому протянул руку и представился:
– Меня зовут Илья Лисов, а тебя?
– Владимир Смирнов, товарищ капитан.
– Вот что, Володя, давай без чинов и рассказывай, что тут произошло.
Произошло, то что я и предполагал. Уголовный сброд, которого оказалось довольно много во взводе Смирнова, сбился в банду и начал пытаться установить свои порядки. За пять дней, что они пробыли на передовой, успели запугать сержанта, начали угнетать остальных бойцов, а вот теперь пытались наехать на взводного, который хотел прекратить это безобразие мирным путем. После объявления внеочередного наряда самые наглые из них решили «поговорить» с оборзевшим по их понятиям лейтенантом.
– И много у тебя во взводе таких ухарей?
– Одиннадцать человек. Но воду мутят, как будто их все тридцать.
– Ротному почему не доложил?
Тут Смирнов неожиданно засмущался, а потом попытался объяснить, что командир взвода именно он, и какой же он взводный, если бойцов обуздать не сумеет. Хе! Нравится мне этот пацан все больше и больше. Единственно, опыта ему немного не хватает. С такими волками нельзя себя вести, как с обычными людьми. Сегодня он бы их, конечно, раскидал, но вот во время возможной завтрашней атаки поймал бы пулю в спину. Эта падаль унижения не прощает. Так и сказал летехе.
– А что же делать?
– Как что делать? – Я удивленно поднял брови. – За нас уже все уставом решено. Имело место нападение на командира. Причем с целью убийства.
Кивнув на выбитый у второго нападавшего на Смирнова нож, продолжил:
– Так что, по всем законам военного времени, светит этим орлам вышка.
Поскуливающий, но прислушивающийся к разговору урка взвыл и попытался вскочить. Пришлось его укладывать быстрым ударом в ухо. Второй лежал тихой мышкой и опрометчивого поступка своего кореша решил не повторять.
– Так что, Володя, двигай в свое расположение, бери бойцов и пусть этих будущих жмуриков пока на губу тащат. Те, кого я оприходовал, раньше завтрашнего не очухаются. Не на себе же их нам переть?
Смирнов сбегал за бойцами и, когда арестованных уволокли, я решил сходить к его ротному. Тот оказался крепеньким парнем лет двадцати пяти, с орденом Красного Знамени и желтой нашивкой за ранение на выгоревшей гимнастерке. Пообщались. Оказывается, как и положено хорошему ротному, он знал о ситуации у Смирнова. Но пока никаких шагов не предпринимал, давая командиру взвода проявить себя. Выслушав мой рассказ, решил, что командир проявил себя достаточно и вполне достойно. Он и раньше держал на примете нового взводного, а сейчас был только рад услышать со стороны, что не ошибся.
А уже к вечеру следующего дня всех четверых нападавших расстреляли… Я же решил провести профилактическую беседу с остальными. Уголовники были сильно подавлены быстротой и жестокостью наказания, поэтому слушали внимательно и не вякали. Мне просто нужно было довести до них мысль, что жизнь их взводного и их теперь взаимосвязаны. Урки, услышав это, сильно заволновались. Самый смелый из них, здоровый детина, метра под два ростом с косым шрамом через щеку, удивленно пробасил:
– Так что же, гражданин начальник, если нашего командира в атаке убьют или он пулю шальную словит, нам сразу решку наведут? Не по закону это…
– Не волнует. Закон здесь устанавливаю я. Вы вон пытались установить свой, и теперь будете расхлебывать. Вели бы себя как люди, так и отношение было бы соответственное. А теперь хоть собой Смирнова закрывайте, но если с ним что случится, вы его надолго не переживете. Я сказал. А что мое слово значит – у людей поспрашивайте…
И уже уходя добавил:
– На месяц вам эта епитимья. Потом живите как получится.
Видно, ограничение сроков ответственности несколько взбодрило бойцов. Во всяком случае, с физиономий сошло обреченное выражение. А я двинул к себе, думая, что на это время Володю от разных подлян прикрыл, а через месяц новоприбывшие уже оботрутся и им в голову никаких пакостей не придет.
Еще через три недели начались дожди и наступила настоящая осень, со слякотью, промозглостью и вечно больными зубами Пучкова. У него к перемене погоды перманентные флюсы выскакивают. Это уже примета такая – если Лехина морда потеряла симметричность – жди скорых холодов. Да и у меня в организмах что-то не то начало происходить. Я уже привык, что на мне не то что как на собаке все заживает, а гораздо быстрее. Но вот в последнее время эта особенность все больше и больше стала давать сбой. И царапины с ушибами стали гораздо дольше болеть, а когда себе занозу под ноготь вогнал, то через три дня в госпиталь пришлось идти, с пальцем, распухшим как сарделька. Стрелять в ногу, для проверки своих регенеративных способностей, конечно, не стал, но вот посещение госпиталя из-за занозы заставило сильно задуматься. Похоже, капец суперспособностям приходит… Теперь бы только, как в ужастиках показывали, не состариться в пять минут до состояния мумии. То-то Гусев удивится… Но ничего подобного не происходило, и я успокоился. Выходит, теперь, во всяком случае телесно, ничем от остальных не отличаюсь. Жалко, конечно, но с другой стороны… и хрен с ним, все равно ничего с этим поделать не могу.
