— Еще немного терпения и мужества, сердце мое! Ты хорошо ими запаслась, но, видимо, и они иссякают.

— Я знаю, но мне никогда не быть такой, как эта женщина. У нее, конечно, есть муж, иначе бы она не была такой счастливой… А я, когда закончу эту бродячую жизнь, уединюсь в замке и буду жить там только ради Мишеля, а когда он меня покинет — ради Всевышнего, в ожидании смерти, как живет мадам Изабелла, моя свекровь…

Сара почувствовала, что надо рассеять этот мрачный туман, который понемногу начал забирать в свои леденящие объятия душу Катрин. Нельзя было отдавать ее в плен тоске. Она отвела ее от окна, посадила на скамейку, застеленную подушками, и строго сказала:

— Хватит! Думай о том, что тебе еще надо сделать, а будущее оставь в покое. Одному Богу известно, что нас ожидает, и ты не знаешь, что он уготовил тебе. Оставим все это. Вот и мэтр Тристан пришел!

На самом деле, раздался стук в дверь и в комнату вошел Тристан в сопровождении слуги, который нес тарелки и белые салфетки. Вмиг стол был накрыт, и все трое уселись вокруг дымящегося блюда с сосисками, бобами и бараниной.

Успокоившись, Катрин выпила кружку клерета и почувствовала, как уходят прочь черные мысли.

Закончив трапезу, Тристан, все время молчавший до этого, встал, чтобы попрощаться.

— Сейчас я ухожу, мадам Катрин. Завтра вечером я должен быть в Партенэ, чтобы получить последние указания. Вы останетесь здесь. Король прибывает завтра, а на рассвете сюда приедут мессир Прежан де Коэтиви и мессир Домбруаз де Лоре. Здесь, в таверне, должны собраться все заговорщики. Мессир Жан де Бюэй тоже направляется сюда из своего замка Монтрезор. В глубине двора замка, в скале, имеются великолепные подвалы для вина и… для заговорщиков. Вам остается только отдыхать и ждать. Но помните: как только король приедет, оставайтесь в доме и никуда не выходите. У мадам Ла Тремуйль зоркие глаза.

— Будьте спокойны, — ответила Катрин, протягивая ему последнюю кружку вина. — Я еще не сошла с ума! Посошок на дорожку.

Он залпом выпил вино, попрощался и исчез, как тень.

Обычная городская суета на следующий день превратилась в бешеную суматоху, когда королевский кортеж вошел в Шинон. Едва трубы разорвали послеполуденную тишину города и зазвонили все колокола, Катрин, несмотря на предупреждение быть осторожной, накинула на голову вуаль и высунулась из окна.

Над волнующейся толпой, собравшейся в Гран Карруа, она увидела флаги, вымпелы, боевые знамена, копья и пики. Отряд рыцарей, одетых в доспехи, окружал короля, также закованного в латы, и экипаж, в котором находились королева и супружеская пара Ла Тремуйль. Для главного камергера не нашлось лошади, способной выдержать его вес. Завидев его герб, Катрин инстинктивно отпрянула от окна. Хотя она чувствовала себя в безопасности, но не могла унять Дрожь при виде своего врага.

До этого момента она еще сомневалась в своей победе, и ее воображение рисовало тысячу препятствий. Но вот наконец толстяк Ла Тремуйль прибыл.

Кортеж проехал перекресток, заполненный толпой, откуда раздавались крики «Ура!» и «Да здравствует король!», и свернул на улицу, которая резко поднималась вверх к замку. Когда последняя повозка скрылась из виду, Катрин торжествующе посмотрела на Сару:

Он приехал! Я победила!

— Да, — вздохнула цыганка, — ты выиграла, и теперь дело за рыцарями королевы Иоланды: им убивать хищника!

— Но только не без меня! — воскликнула молодая женщина. — Я хочу быть там и, если нас постигнет неудача, разделить участь заговорщиков. Я имею на это право.

Сара не ответила и принялась зашивать вырванный клочок ткани на накидке Катрин. Прошли сутки с тех пор, как они вошли на этот постоялый двор, но Сара уже не находила себе места, как зверь, попавший в клетку, и искала чем бы занять себя. Для Катрин это вынужденное бездействие было тоже тягостным. Почти все время она проводила у окна, наблюдая за уличной жизнью. Часы текли медленно, а ей нетерпелось действовать. Слишком часто она сомневалась в успехе своего плана до тех пор, пока своими глазами не увидела приезд Ла Тремуйля. И теперь, когда он был здесь, сгорала от желания броситься в бой.

Когда спустилась ночь и там, наверху в замке на большой Часовой башне, колокол, именуемый Мари-Жавель, задававший ритм городской жизни, пробил отбой и улицы погрузились в тишину, Катрин рискнула открыть окно и выглянуть наружу, не опуская на лицо вуаль. Темнота заменяла вуаль, хотя, по мнению Сары, ночь была довольно светлой. Да, так оно и есть! Ночь была Замечательная: темно-голубое бескрайнее небо сверкало бриллиантами звезд… Такая ночь больше подходила для любви, а не тайных собраний заговорщиков.

Катрин видела только противоположную сторону улицы, где плотно закрытые деревянные ставни и тишина свидетельствовали о том, что живущие там добрые горожане — оружейник, целый день наполнявший улицу звоном своей мастерской, и аптекарь, чья лавка распространяла запахи лекарств, — спали.

Но теперь, когда дневной шум стих, спящий город принял таинственный вид. Катрин казалось, что она находится в центре огромной шкатулки для драгоценностей, недоступной, как крепость. Молодая женщина спрашивала себя: не живет ли она под защитой тени Жанны д'Арк? В легком журчании реки, в далекой, почти неразличимой песне, в шуме колышущихся деревьев, в запахе плодородной земли, смешанном с запахом жасмина, доходившем до нее, Катрин слышала ясный голос Девы, пришедшей издалека, молнией озарившей ее жизнь и оставившей неизгладимый след…

Жанна! Как чувствовалось до сих пор ее присутствие здесь, а этом укрепленном городе, где память о ней останется на века! Это имя, произносимое во всем королевстве шепотом, ибо все боялись шпионов Ла Тремуйля, в Шиноне звучало на всех перекрестках, эхом отражалось от каменных стен… С приходом ночи дух Воительницы посещал каждый дом. Катрин подняла голову к Млечному Пути, словно надеясь увидеть там отблеск серебряных лат…

— Жанна! — шептала она. — Помогите мне! Ведь, желая вырвать вас у смерти, я обрела счастье, которое мне казалось уж несбыточным. Этим я обязана вам… Сделайте так, чтобы страдания не были напрасны. Верните мне любовь и потерянное счастье.

Что-то свежее и благоухающее ударило ей в грудь, прервав грезы. Она вернулась на землю… Катрин подхватила букет роз и поднесла его к лицу. Наклонившись, она искала глазами того, кто послал ей эту душистую весточку, и вскоре различила под навесом дома напротив темный силуэт человека, немного выступившего вперед.

Еще до того, как Катрин рассмотрела темную фигуру, она уже знала, кто это. Пьер де Брезе медленно вышел на середину улицы и некоторое время стоял неподвижно, глядя на окно, в котором была видна грациозная молодая женщина. Она не могла разглядеть черты его лица, но услышала, как он тихо произнес: «Катрин…»

Поглощенная неожиданно нахлынувшими чувствами, она не ответила, только покраснела, словно девушка, потому что в эти два слога, составляющих ее имя, Пьер вложил больше любви, чем в целую поэму. Ей так захотелось протянуть ему руки, привлечь к себе… В это время луна взошла над крышей дома, скользнула лучами по черепице, посеребрив ее, пошарила по улице, остановившись на фигуре молодого человека, затем осветила окно и заглянула в комнату. Катрин невольно оттолкнула рукой этот яркий свет и отступила от окна. В последний момент она увидела, как Пьер послал ей воздушный поцелуй…

Теперь было очень светло. Показываться в окне стало опасно, хотя ей очень хотелось. Она жаждала снова увидеть это лицо с трогательной улыбкой, обращенное к ней… Она е же посмотрела в окно и с сожалением вздохнула. Улица была пустынна. Пьер исчез… Катрин медленно прикрыла окно и жалюзи, зажгла свечу. Взяла в руки букет, лежавший а столе, и снова, закрыв глаза, вдохнула пьянящий запах Цветов. Трепетный голос, только что звучавший в темноте все еще звенел в ее ушах. Она старалась поймать его эхо, как вдруг…

— Удивительная это гостиница… — раздался хриплый голос Сары, которая проснулась от яркого лунного света. — Я и не заметила, как он бросил сюда эти розы.