К тому моменту десантники на первой станции уже проникли внутрь оболочки. С точки зрения тактических компьютеров противника одно это наверняка выглядело чем-то вроде корня квадратного из минус единицы, но мы попросту использовали какую-то хитрую уловку, не предусмотренную конструкторами Рэнда. Ее смысла я не постиг, но, главное, она удалась, и пока все шло по графику… Мне было интересно, на какую именно станцию послал Уилкинс наших людей — хотелось, знаете ли, за своих поболеть. Но сначала я не отважился его отвлекать, а потом сообразил, что раз на захват второй станции выпадает меньше времени и, следовательно, задача там посложнее, — значит, майор отправил их туда… Ну что ж, катера второй группы тоже добрались до объекта без осложнений.
Чего никак нельзя было сказать про «Прометей». Развернувшись, мы очутились лицом к лицу с тринадцатью крейсерами противника (очевидно, адмиралы Рэнда были не суеверны), и при этом уже никто никуда не спешил… Понаблюдав пару минут за тем, как все происходит, я обнаружил, что идущий бой напоминает мне финальную сцену из старинной охоты на медведя с собаками (на Кертории такие развлечения практиковались и поныне; я просто использую более понятную аналогию). Небольшие и верткие крейсера Рэнда, выступавшие в роли собак, применяли соответствующую примитивную тактику и нападали всем скопом с единственной целью — укусить побольнее и отскочить или вцепиться ненадолго в загривок максимум. Медведь, он же в нашем случае дракон, будучи не в состоянии отразить все атаки, пытался пришибить хоть кого-то из своих мучителей. Разумеется, при этом собаки — наименее умелые или наиболее наглые — гибли, но оптимизма медведю это не добавляло. Иногда собакам удавалось самостоятельно завалить и растерзать огромного зверя, иногда нет — это не так уж важно; их главной задачей являлось удержание медведя на месте до подхода охотников с ружьями… И охотники приближались. Щелчки взводимых курков уже были отчетливо слышны…
Поэтому через какое-то время все внимание, не только мое, но и остальных, включая Уилкинса, полностью переключилось на офицеров связи, находившихся в постоянном контакте с командирами десантных групп. Информация оттуда шла, мягко говоря, тревожная. Десантники на второй станции также без проблем миновали внешнюю преграду, но затем продвижение к главному управляющему центру, контроль над которым необходимо было установить, резко замедлилось. Сначала на первой станции, потом и на второй… В донесениях речь шла о непредвиденных осложнениях, потерях, и все это можно было понять, но отставание от графика потихоньку стало накапливаться, а его следовало избегать любой ценой…
Минут через двадцать после начала операции (до завершения с каким-либо исходом оставалось меньше десяти) я заметил, что Уилкинс вдруг утратил интерес к переговорам со штурмовиками и вновь взялся за управление непосредственно маневрированием, прежде осуществлявшимся по рекомендациям тактического компьютера. Его поведение меня заинтриговало, поэтому я тоже уставился на дисплей, дававший крупномасштабную картину боя вокруг п-в-перехода… Некоторые выводы вскоре можно было сделать. По-прежнему находясь в окружении крейсеров противника (теперь их оставалось десять) и не предпринимая ярко выраженных попыток вырваться, «Прометей» начал, я бы сказал, медленно смещаться. Не жертвуя логикой боя, мы выбирали траектории движения, постепенно уводившие нас все дальше от второй станции, но приближавшие к первой. Фактически мы медленно ползли в обратную сторону по той же дуге, по которой мчались выбрасывать десант. Представлялось очевидным, что этот ход напрямую связан с положением на станциях. На второй, где работали мои телохранители, сейчас ситуация была заметно лучше: опоздание невелико, да и преодолено почти три четверти пути; на первой же десантники увязли где-то на середине и, похоже, плотно… И все-таки, несмотря на понимание причин, по которым Уилкинс затеял обратное движение, его основная идея оставалась мне неясной…
Через три минуты, когда мы ловко сбили еще один крейсер и оказались примерно на одинаковом расстоянии от обеих станций, напряжение достигло апогея. Завзятый оптимист вынужден был бы признать, что если в самое ближайшее время блокада с апертуры п-в-туннеля снята не будет, нас ждет ПП, как это назвал бы майор. А между тем на первой станции никакого прогресса не наблюдалось… Я подумал было, рассматривался ли вообще вариант половинного успеха, то есть достаточно ли огневой мощи одной станции, чтобы уничтожить переходящие по туннелю корабли. Но он наверняка рассматривался. И хотя я не знал точного результата, по общему настроению чувствовалось, что «прогноз отрицательный». Отрицательный для нас… Тем не менее Уилкинс передал по мультилинии приказ о тридцатисекундной готовности нашим кораблям, ждущим по ту сторону туннеля. Заслышав такое, Реналдо не смог усидеть и, превозмогая болячки, встал рядом с майором. Его Высочество откровенно грыз ногти. Я же, не переживая столь сильных эмоций, почувствовал себя в чем-то даже обделенным…
Надо отдать должное, даже в столь критический момент никто Уилкинса под руки не подталкивал, так же, как и сам он не давил на десантников, от которых зависела наша судьба. В рубке висела тишина, нарушаемая лишь переговорами офицеров Реналдо, и хотя компьютер не давал обратный отсчет, казалось, каждый из присутствующих ведет его про себя…
А затем, как водится, наступила развязка. От стола, где велось наблюдение за системой, пришло предупреждение, что до подхода отряда противника осталось полторы минуты. Сразу же вслед за этим от связистов поступило донесение о том, что вторая станция захвачена, и тотчас Уилкинс скомандовал флоту Империи начинать переход по п-в-туннелю, а «Прометей» произвел следующий маневр. Совершив небольшой поворот в направлении оставшейся станции, мы рванули вперед с максимальным ускорением, на которое были способны двигатели. Но по курсу перед нами вновь был только космос…
Не страдая излишней оригинальностью, я опять ни черта не понимал, но мне совершенно не понравилось, как вдруг Реналдо порывисто схватил майора за плечо, а потом отвернулся с перекошенным от ужаса лицом и прошептал по-керториански: «Нет, только не это!»
И тут «Прометей» очередной раз повернул. «Последний раз в этой операции, а может — и в своей истории!» — наконец сообразил я. Металлическая поверхность станции, слабо поблескивающая в свете звезд, появилась в оптике — мы развернулись на нее прямо в лоб и продолжали разгоняться… Я подумал, что, видимо, майор Уилкинс всегда тяготел в душе к профессии пирата. По крайней мере, он с большой охотой применял излюбленные пиратские приемы. Абордаж, например. А теперь вот — таран…
Что ж, можно было больше не жаловаться — ничто не мешало разделить переживания тех, кто раньше моего догадался, к чему ведет бой майор. И пусть времени у меня оказалось поменьше, но, полагаю, я компенсировал это интенсивностью ощущений. А потом мягкий металлический блеск на мгновение распространился на всю площадь иллюминатора, жуткий удар выбил меня из кресла, как пробку из шампанского, полетев головой вперед, я врезался в скопление мониторов и удалился в обитель покоя…
И должен заметить, пребывать в этой самой обители было довольно приятно. Во всяком случае, попытки жизни призвать меня обратно долго вызывали в моем мутном сознании крайне негативную реакцию… Но потом неизбежное свершилось, глаза открылись и обнаружили над собой деревянные плафоны подвесного потолка. Я пялился на них с обычным в таких случаях недоумением, и сопоставление того, что вижу, с тем, что знаю, ничуть не помогало — потолок явно был мне незнаком. Но при любом раскладе это однозначно был не тот свет, да и в целом я чувствовал себя неплохо. Ну, разве что шишка на голове побаливала немного…
Приободренный, я чуть повернул башку, осмотрелся и нашел, что кровать, где я развалился, стоит у одной из стен небольшой, но уютно обставленной комнаты, а за журнальным столиком у противоположной стены сидит Уилкинс и читает какую-то книжку. Точнее, даже не читает, а так, небрежно листает… Осунувшийся и небритый, выглядел он очень неважно, но внимательность ему не изменила — мгновенно почувствовав мое мизерное шевеление, он оторвал взгляд от страницы и, улыбнувшись, приподнял брови: