Первым потребовал к себе внимания поверенный в делах Соединенных Штатов, прибывший с помощником, бледным молодым человеком. Поверенный заказал новый обеденный пиджак, который называл смокингом. У входа в ателье стоял его бронированный «Линкольн», за рулем — строгий шофер с короткой стрижкой. Поверенный был выходцем из состоятельной бостонской семьи и провел всю жизнь, почитывая Пруста и играя в крокет. Темой его разговора было предстоящее празднование Дня Благодарения, с барбекю для всех американских семей и грандиозным фейерверком — последнее служило источником постоянного беспокойства для Луизы.

— У нас нет другой более цивилизованной альтернативы, верно, Майкл? — тягучим и гнусавым голосом говорил поверенный, пока Пендель размечал воротник мелком.

— Именно, — ответил бледный помощник.

— Или мы будем обращаться с ними, как с порядочными воспитанными людьми, или же прямо скажем, что ребята они плохие и мы им не доверяем.

— Именно, — снова согласился с ним бледный помощник.

— Люди ценят уважение. Если б сам я не верил в это, то не посвятил бы лучшие годы своей жизни этой комедии под названием «дипломатия».

— Не будете ли столь любезны немного согнуть руку в локте, сэр, — пробормотал Пендель, упершись ребром ладони в изгиб локтя поверенного.

— Военные нас просто возненавидят, — сказал поверенный. — А эти лацканы, Гарри, они не будут оттопыриваться? Немного, на мой взгляд, крупноваты. Тебе не кажется, Майкл?

— Один раз хорошенько отгладить, и вы о них и не вспомните, сэр.

— Нет, на мой взгляд, все замечательно, — сказал бледный помощник.

— А длина рукава, сэр? Так или чуточку короче?

— Прямо не знаю, что и сказать, — ответил поверенный. — Колеблюсь.

— Насчет военных или рукавов? — спросил помощник.

Поверенный пошевелил запястьями, окинул их критическим взглядом.

— Нет, по-моему, все замечательно, Гарри. Так и оставим. У меня нет ни малейших сомнений, Майкл, дай волю этим парням с холма Анкон, и тогда б дорогу блокировали тысяч пять человек, выстроенных в боевом порядке. И все бы кругом только и знали, что кричать о контроле за загрязнением воздушной среды.

Помощник мрачно усмехнулся.

— Но мы далеко не так примитивны, Майки. И философия Ницше — далеко не образец поведения для единственной в мире супердержавы, входящей в двадцать первый век.

Пендель немного повертел перед собой поверенного, чтобы получше разглядеть спину.

— Ну а общая длина пиджака, сэр? В целом? Сделаем чуточку длинней или удовлетворимся тем, что имеем?

— Удовлетворимся, Гарри. Все замечательно, просто шикарно. И простите за то, что я сегодня немного рассеян. Просто мы пытаемся предотвратить новую войну.

— И я от всей души желаю вам успеха в этом благородном деле, сэр, — со всей искренностью заметил Пендель, провожая поверенного с помощником вниз, к лимузину, возле которого расхаживал коротко стриженный водитель.

Он ждал и не мог дождаться, когда же они наконец уедут. В ушах звенела божественная музыка, а он сидел и торопливо строчил в свою портновскую книгу.

По мнению поверенного в делах США, трения между военными и дипломатическими американскими кругами достигли критической точки. Суть обсуждаемой проблемы сводится к тому, как лучше справиться со студенческими волнениями, если эта, по их выражению, гидра снова поднимет голову. Если верить словам поверенного, высказанным в строжайше конфиденциальной обстановке… Что они ему говорили? Да всякую ерунду. Что он услышал? Поразительные вещи! И это было всего лишь репетицией.

— Доктор Санчо! — воскликнул Пендель и восхищенно развел руками. — Не виделись целую вечность, сэр! Сеньор Люсильо, страшно рад! Марта, где же наша жирная молодая телятина?

Санчо был пластическим хирургом, а по совместительству — обладателем пассажирских пароходов и богатой жены, которую ненавидел всеми фибрами души. Люсильо являлся перспективным парикмахером. Оба приехали в Панаму из Буэнос-Айреса. Оба в последний раз шили у Пенделя двубортные костюмы-тройки из мохера для поездки в Европу. Оба решили заказать теперь белые пиджаки для яхты.

— Как на домашнем фронте, все спокойно? — спросил Пендель, проводив дорогих гостей наверх и предложив им по бокалу. — Никаких путчей не планируется? Я всегда говорил, Южная Америка единственное на свете место, где сегодня ты кроишь джентльмену новый костюм, а через неделю видишь в этом костюме его статую.

Нет, никаких путчей вроде бы не предвидится, со смехом подтвердили они.

— Но Гарри, ты слышал, что сказал наш президент вашему президенту, когда думал, что их никто не подслушивает?

Пендель не слышал.

— Там было целых три президента, сидели в одной комнате. Панамский, аргентинский и из Перу. «Да, — говорит президент Панамы, — вам, ребятам, хорошо. Вас переизбрали на второй срок. А у нас в Панаме переизбрание запрещено конституцией. Это просто нечестно, вот что!» Тогда наш президент оборачивается к нему и говорит: «Что ж, мои дорогие, может, все потому, что я могу два раза, а вы только по одному!» Тогда президент Перу и говорит…

Но Пендель так и не услышал, что же сказал президент Перу. В ушах снова запела божественная музыка, и он уже представил, как усердно записывает в портновскую книгу о закулисных попытках прояпонски настроенного президента Панамы продлить свои полномочия и в двадцать первом веке, о чем тайно поведал лицемерный Эрни Дельгадо своему личному секретарю и незаменимому помощнику Луизе, известной так же, как Лу.

— Вчера вечером после заседания эти ублюдки от оппозиции подослали женщину и она дала мне пощечину, — с гордостью в голосе пожаловался Пенделю Хуан Карлос, член Законодательного собрания, пока тот размечал мелком плечи его утреннего пиджака. — В жизни еще не видел такой суки! Выходит из толпы, подбегает ко мне с улыбкой. А кругом сплошь телекамеры и журналисты. И не успел я опомниться, как влепляет мне хук правой. Ну, что мне было делать?… Дать ей сдачи перед телекамерами, что ли? Хуан Карлос — и избивает женщин? А если ничего не сделать, так обзовут гомосеком. И знаете, что я сделал?

— Просто представить себе не могу, — ответил Пендель, обмеряя талию Хуана Карлоса и прибавляя дюйм с учетом роста столь перспективного политика.

— Поцеловал ее прямо в губы. Засунул язык в ее поганый рот. А она так и хрюкала от удовольствия, как свинья. Полный восторг! Все меня просто заобожали!

Пендель был потрясен. Пендель был преисполнен восторга.

— Так вот откуда эти слухи, уважаемый Хуан Карлос! Вот почему они выдвинули вас председателем одного весьма ответственного комитета, верно? — строго спросил он. — Что ж, видно, вскоре мне придется одевать вас для президентской инаугурации.

Хуан Карлос хрипло расхохотался.

— Ответственного? Комитета Бедноты?Да это самый паршивый комитет в городе! Ни денег, ни будущего. Сидим и пялимся друг на друга и знай говорим о том, как мы жалеем бедных. А потом отправляемся куда-нибудь съесть приличный ленч.

В еще одной приватной и доверительной беседе за закрытыми дверями с личным помощником Эрнесто Дельгадо, высасывающий из канала все соки и действующий исключительно в интересах узкой и строго засекреченной группы панамцев и японцев, обмолвился, что в Комитет бедноты на имя Хуана Карлоса вскоре должны поступить документы весьма конфиденциального свойства, где речь идет о будущем канала. В ответ на вопрос, при чем тут Комитет бедноты, Дельгадо загадочно улыбнулся и заметил, что в этом мире далеко не все является таковым, каким кажется с первого взгляда. Она сидела у себя, за письменным столом. Набирая номер ее рабочего телефона, он так ясно представлял себе и ее, и все, что ее окружает. Элегантный коридор на верхнем этаже здания, оригинальные двери с жалюзийными отверстиями для воздуха наверху; ее просторный кабинет с высокими потолками и видом на старый железнодорожный вокзал, который так портила теперь вывеска «Макдоналдс» — предмет ее постоянного раздражения; ее суперсовременный письменный стол с мерцающим экраном компьютера и телефоном прямой связи. Момент нерешительности, перед тем как Луиза сняла трубку.