Гален качает головой.
— Нет. Тебя определенно нет.
— Ладно. Ты хочешь сказать, что можешь чувствовать кого-то другого. На суше. Я не верю тебе.
Гален потирает глаза.
— Я знаю. Я сам едва ли могу поверить в это. Я не рассказывал Рейне. Она уже говорила, что не может чувствовать ее и...
— Ее? Кого ее?
— Эмму. Ее нашел доктор Миллиган, — и тогда он рассказывает Торафу все: как доктор прислал сообщение на мобильный Галена, как Гален отправился во Флориду, чтобы проверить утверждения доктора, как Эмма прогнала акулу. И о ее привычке врезаться в различные вещи.
Долгое время Тораф молчит. Затем произносит:
— В итоге, это не имеет смысла. Как она может быть одной из нас? Если бы она была одной из нас, она разнесла бы дверь, а не потеряла сознание. Ее толстая голова оставила бы в ней вмятину.
— Я знаю, — отвечает Гален, кивая. — Сначала я тоже думал, что так и будет. Но когда я поднял ее, она не покраснела. Она была совершенно без сознания.
— Даже если она не притворялась, как она может происходить от Посейдона? Единственная наследница короля Антониса погибла во время взрыва.
Гален снова кивает.
— Я знаю, это не имеет смысла.
Не важно, как часто он приводит факты, они не работают в случае с Эммой. Давно, еще до рождения Галена и Рейны, их брат Гром был обручен с дочерью Антониса, Налией. Как слышал Гален, они были очень влюблены друг в друга — просто превосходный союз между домами Посейдона и Тритона.
Закон требует, чтобы в каждом третьем поколении первые престолонаследники обоих домов были связаны. Для большинства — это обязательство, которое нужно выполнить, необходимый шаг, который нужно сделать. Вряд ли когда-то случалось, чтобы первые престолонаследники в самом деле любили друг друга. Но у этих двоих все было по-другому. Говорят, что они сблизились уже при первой встрече. Однако, непосредственно перед самой церемонией, они поссорились. Почему, никто не знает, или не хочет говорить, но некоторые видели, как Налия убегала от Грома. Очевидно, он преследовал ее прямо до мины, которую заложили люди, еще во времена ведения войны по всему миру. Гром был тяжело ранен. Лучшие ищейки обоих королевств целыми днями прочесывали местность.
Через несколько дней они объявили, что должно быть, Налию разорвало на куски. Полностью разбитый, и уже овдовевший Антонис обвинил Грома в предумышленном убийстве его дочери. Затем Антонис поклялся больше никогда не брать в жены другую спутницу, чтобы больше никогда не иметь наследников, — и разрушил тем самым любой шанс, чтобы когда-нибудь потомки снова объединили в себе дары обоих прародителей, Посейдона и Тритона.
После того, как он объявил дом Тритона врагом, дело дошло до окончательного разделения обоих государств. Гром никогда не проронил ни слова об этом, никогда не открывал своих чувств. Но он так же и не выбрал себе новую спутницу.
Теперь у него больше нет выбора. Если Гром хочет перенять правление у отца, закон требует наличия у него супруги. И если Эмма в самом деле происходит от Посейдона, то ее долг следовать этому закону.
— В итоге нет никакого смысла, — повторяет Гален. — Но я знаю, что видел. Она разговаривает с рыбами. И они слушаются ее. Она однозначно потомок Посейдона.
Тораф громко вздыхает.
— Но где она была все это время? Почему она предпочитает нам общество людей?
— Я и пытаюсь это выяснить, идиот.
— Слушай, пескарик, я не хочу быть критичным, но очевидно ты не знаешь, что делаешь. Ты собираешься угрожать ей арестом? Будешь преследовать ее по коридорам? Это немного нетипично для тебя, не находишь?
— Я был сам не свой. Ты хоть представляешь, на сколько чувственны земные женщины? Не прошло и десяти минут с моего прихода, как за мной увязалась целая толпа девушек. Даже зрелые женщины в офисе со мной кокетничали! Рейчел говорит, виноваты гормоны. Она думает, это из-за них Эмма так нелепо себя повела и убежала.
— Но если у Эммы вырабатываются гормоны, значит она — человек.
— Ты вообще меня слушаешь? Не может она им быть. У нее глаза, как у нас. Да и не мог я почувствовать так человека.
Тораф ухмыляется.
— Как так? Что ты почуствовал?
— Хватит улыбаться, словно ты что-то знаешь. Это необычное ощущение.
— Какое же тогда? Я ищейка Сирен, ты не забыл? Может, помогу тебе разобраться.
Гален кивает. Если кто и может ему помочь понять свои ощущения, так это ищейка.
— Такое чувство, как...будто...борюсь с электрическим скатом. А когда мы соприкасаемся, я словно окунаюсь в кипящий вулкан. Весь горю. Но это еще не все. Представляешь, что испытываешь, если кто-то из наших близко? Слышишь биение сердца, точно знаешь, что они рядом.
Тораф кивает.
— Но с Эммой все немного иначе. Я не просто знаю, что она рядом, она ... она...
— Она манит тебя?
Гален смотрит на друга.
— Да, точно. Как ты понял?
— Помнишь ищейку, что меня учил?
Гален кивает.
— Юдор. И что?
— Ну, он мне сказал однажды...это значит, что... Нет, забудь. Глупости все это.
— Клянусь богом, Тороф, я тебе все зубы пересчитаю, если...
— Он сказал, это значит, что она тебе подходит, — выпаливает Тороф. — И не просто подходит, вам суждено быть вместе. Тебя ведь к ней манит, Гален.
Гален закатывает глаза. — Слышал это и раньше. Ромул говорит, это выдумки.
Ни у кого нет второй половины, — и старейший из рода Тритонов, Ромул, не мог ошибаться. Гален знал его с тех пор, как стал посланником к людям. Ромул рассказал ему, по каким законам живут Сирены, историю их вида и их отношений с людьми. Он все объяснил Галену о межполовых отношениях задолго до того, как это надумали сделать его родители. Обычно, по достижении восемнадцати, мужчину начинают превлекать сразу несколько подходящих Сирен. Уделив время каждой из них, он выбирает самую подходящую для годного общения и потомства. "Мани" его только одна сирена, она должна бы была ему идеально во всем подходить. Некоторые сирены считают, что в их крови есть особая химия, которая помогает найти вторую половину и родить достойнейшего наследника. Гален другого мнения.
— Говорят, Грома манила Налия, — ненавязчиво замечает Тораф. — Может, это семейное.
— Ну, здесь ты ошибаешься, Тораф. Не мне дано испытать это чувство к Эмме. Она предназначена Грому. Он первенец, Тритон в третьем поколении. А она из семьи Посейдона, — возражает Гален, проводя рукой по волосам.
— Думаю, если бы Эмме с Громом на роду было написано быть вместе, то он, а не ты, нашел бы ее.
— Это ты так думаешь. Не я нашел Эмму, а доктор Миллиган.
— Хорошо, тогда ответь мне на один вопрос, — Тораф качает указательным пальцем перед носом Галена. — Тебе двадцать лет. Почему тогда у тебя еще никогда не было пары?
Гален моргает. Вероятно, он еще никогда не задумывался об этом. Даже когда Тораф завел речь о Рейне. Разве это не должно было натолкнуть его на мысль о своем статусе одиночки? Он мотает головой.
— Я просто был слишком занят. Это не по причине того, что я не хотел, если ты намекаешь на это.
— С кем?
— Что с кем?
— Назови мне хоть одно имя, Гален. Первой девушки, которая приходит тебе в голову.
Он пытается выкинуть из головы ее имя, ее лицо. Но не тут-то было. Эмма. Он хмурится. "Все из-за того, что мы слишком много говорили о ней. Естественно, что она у меня на уме" — твердит он себе.
— Еще никого не было. Но я уверен, кто-нибудь, да появится, когда я буду больше времени проводить дома.
— Верно. Но почему тогда тебя все время где-то носит? Должно быть, ты ищешь то, чего сам не знаешь.
— Надеюсь, ты помнишь, что я вне дома только потому, что выполняю свою прямую обязанность — веду наблюдение за людьми. Ведь именно из-за них случился разрыв наших королевств. Если бы они не заложили ту мину, ничего бы этого не произошло. Но мы оба знаем — они могут сделать это снова.
— Ну же, Гален. Если ты не можешь сказать мне, то кому тогда?