Он явно удивлен, когда я отталкиваю его руку и делаю шаг в сторону. Его подруга/родственница кажется озадаченной, что я копирую его позу — скрещиваю руки и нахмуриваюсь. Сомневаюсь, что она когда-либо испытывала смущение.

— Я же сказала, все в порядке. Нет ни крови, ни перелома.

— Это моя сестра Рейна, — переводит он тему разговора. Рейна улыбается нам, будто под угрозой расправы. Знаете, это такой вид улыбки, привязанный исключительно к вежливости — вроде той, когда вы улыбаетесь своей бабушке за подаренный ею свитер цвета гнилой капусты, который она собственноручно связала.

Гален разглядывает доску, опираясь о металлические перила.

— Волны здесь не очень подходящие для серфинга.

Гален пытается завести непринужденную беседу, только это точно не его конек. В его речи присутствует некое вынужденное чувство хороших манер, как и у его сестры. Но в отличие от нее, в нем не чувствуется враждебности, скорее неловкость, словно он не общался раньше. Такое чувство, что ему приходится прилагать для этого усилия. Я делаю вид, что любуюсь изумрудными гребнями Мексиканского залива и бьющимися о берег волнами. Какой-то мужчина стоит в воде по пояс и держит на груди малыша, подпрыгивая с ним на волнах. По сравнению с волнами дома, прилив здесь напоминает детские аттракционы на ярмарке.

— Мы знаем. Мы просто на ней плаваем, — отвечает Хлоя, не заботясь о том, что Гален обращался ко мне. — Мы из Джерси, поэтому знаем, как выглядит настоящая волна.

Когда она подходит ближе, Рейна делает шаг назад.

— Эй, а это странно, — восклицает Хлоя. — У вас одинаковый цвет глаз, прямо, как у Эммы. Я никогда ни у кого не видела таких глаз прежде. И всегда считала, это из-за того, что она бледная, как поганка. Ой! Отметина же останется, Эмма, — морщится она, потирая ущипнутое место на руке.

— Очень на это надеюсь, — замечаю я.

Я хочу спросить у них о глазах — их цвет отлично сочетается с оливковым цветом кожи, однако Хлоя забрала мои последние шансы обрести заново уверенность в себе. Я должна убедиться, что мой папа и Google ошибались, утверждая, что цвет моих глаз столь редкий. Правда, мой отец был врачом до того дня, как два года назад умер. И конечно же, Google никогда не подводил меня раньше.

Но кто я такая, чтобы спорить с живым, дышащим доказательством того, что подобный цвет глаз существует? Ясное дело, никто. Мне больше не хочется с ними общаться. Я не хочу заставлять Галена заводить еще более неловкие разговоры. Не хочу давать Хлое еще больше поводов смутить меня. Я просто хочу оставить этот момент из моей жизни в прошлом.

Я протискиваюсь мимо Хлои, так, что она едва успевает вжаться в перила, и хватаю доску для серфинга. Я останавливаюсь перед Галеном и его сестрой.

— Было приятно с вами познакомиться. Прости, что врезалась в тебя. Пойдем, Хлоя.

Гален, похоже, хочет что-то сказать, но я отворачиваюсь. Может, он и хорош в спорте, но я не заинтересована в обсуждении безопасности пловцов или знакомстве с кем-то еще из его враждебных родственников. Чтобы он ни сказал, это не изменит того факта, что моя щека оставила отпечаток на его груди.

Стараясь выглядеть уверенной, я прохожу мимо них и спускаюсь вниз по лестнице, ведущей к белому песку. Я слышу, как Хлоя догоняет меня сзади, хихикая. И решаю выбрать подсолнухи для ее похорон.

Глава 2

Брат и сестра оперлись на ограждение, наблюдая за девушками, которых только что повстречали. Те скинули одетые поверх купальников футболки и спустились в воду с доской для серфинга, плавающей между ними.

— Вероятно, она носит контактные линзы, — говорит Рейна. — Они ведь делают контактные линзы похожего цвета, ты же знаешь.

Он качает головой.

— Нет у нее линз. Ты прекрасно это видела, как видишь и меня. Она одна из нас.

— Ты перегрелся на солнышке. Она не может быть одной из нас. Взгляни на ее волосы — она же практически блондинка.

Гален хмурится. Цвет ее волос смущал и его — но лишь до того момента, как он прикоснулся к ней. Простой контакт рук отбросил любые сомнения. Сирены всегда могли почувствовать себе подобных и найти друг друга за многие-многие мили океана.

Как правило, притяжение ограничивалось водой, где они чувствовали присутствие одного из них. Но он никогда не слышал, чтобы такое происходило на земле, и никогда не чувствовал его так сильно. Его бы не было, будь она обычным человеком. Особенно, с учетом того, как сильно он презирал людей.

— Я знаю, это немного необычно...

— Необычно? Это невозможно, Гален! В нашем роду нет светловолосых.

— Перестань драматизировать. Она одна из нас. Ты же видишь, как ей трудно находиться в человеческом обличье. Я уже думал, она собирается разнести себе голову о железные перила.

— Ладно, предположим, она придумала, как отбелить тысячелетний ген в своих волосах. Теперь объясни мне, почему она находится, вернее, — отдыхает, — с людьми. Она нарушает закон прямо на наших глазах, плескаясь в воде с этой отвратительной подругой-человеком. Почему, Гален?

Он пожимает плечами.

— Возможно, она не знает, кто она такая?

— Что ты имеешь в виду? Каждый знает, кто он!

— Очевидно, нет. Мы же никогда не встречали ее раньше, вспомни?

Она фыркает.

— У тебя обезвоживание. Она должна была видеть нашу метку. Это же не тот случай, когда мы ее прячем.

— Может, она приняла ее за татуировку, — предполагает он.

— Приняла за что?

— Оглянись вокруг, Рейна. Видишь отметки на лодыжках человеческих девушек? — он указывает на людей, поднимающихся вверх по лестнице. — Видишь этого мужчину? На нем метки, которые люди называют татуировками. Возможно, она подумала...

Рейна обрывает его жестом.

— Стоп. Она бы узнала трезубец. Если бы была одной из нас.

Гален кивает. Она права. Сирены узнают королевскую семью по небольшому синему трезубцу на их животе. Тем более, в пляжной одежде людей, его легко разглядеть на них обоих. Итак, она блондинка и она не распознала в них членов королевской семьи. Но он знает, что он почувствовал. И еще эти ее глаза...

Рейна стонет.

— Только не начинай.

— Что?

— Ты делаешь это лицо.

— Какое лицо?

— Лицо, когда ты уверен в своей правоте.

— Разве? — он переводит взгляд на Эмму, сидящую верхом на серфе и без жалости плескающуюся водой в подругу. И усмехается

— Мы не собираемся возвращаться домой, не так ли? — спрашивает Рейна, облокотившись на перила.

— Доктор Миллиган не зовет нас по пустякам. Если он считает, что это стоит нашего внимания, значит, так и есть. Ты можешь уходить, если хочешь, но я останусь.

Доктор Миллиган был единственным из людей, кому доверял Гален. Ведь если бы доктор хотел рассказать кому-нибудь о Сиренах, он сделал бы это еще много лет назад, когда его спас Гален. Вместо этого, в благодарность, доктор Миллиган наотрез отрицал, что когда-либо видел Галена — даже когда его приятели-аквалангисты позвали прессу. С тех пор, так и заладилась их дружба — они ели вместе суши, плавали по вечерам и что самое важное, обменивались информацией.

Доктор Миллиган был уважаемым океанографом и директором Дельфинария на этом побережье, отлично контролируя деятельность своих коллег в округе.

Когда Гален получил вчера срочное голосовое сообщение от доктора, что светловолосая Сирена посетила Дельфинариум в человеческом обличье, он сразу же примчался в залив. Если Миллиган был прав по поводу способностей Эммы, то он обнаружил нечто большее, чем просто необычную Сирену. Возможно, он нашел ключ к воссоединению двух королевств.

Но поскольку Рейну невозможно переубедить, и к тому же, она его моложе — Гален прекрасно понимал, что лучше держать все это от нее в секрете. Кроме того, он и сам в этом не уверен. Даже если он поверит и сможет подтвердить свои догадки, пойдет ли Эмма на то, что от нее потребуется?

Где же она была все это время? И почему? Все в Эмме являлось загадкой. Ее имя, не такое, как у Сирен — также, как кожа и волосы. Да и то, как она покраснела, столкнувшись с ним, Сиренам не свойственно.