Варрос и Грел приветствовали короля традиционной фразой гладиаторов: «Мы умираем для вас!»— и обнажили оружие.

— Я убью тебя! — проревел Грел-Неистовый.

— Ты это мне уже говорил! — спокойно ответил Варрос, которому продолжавшиеся почти всю ночь вздохи и крики двух развлекающихся девок и Грела отнюдь не помешали прекрасно выспаться.

Толпа взревела, поддерживая Грела — любимца, которому уже неоднократно рукоплескала за победы на этой арене.

Грел, орней по происхождению, тоже был дикарем с точки зрения лунгарзийцев. Высокий, как и Варрос, примерно того же телосложения, он отличался темным цветом волос. Какие-то мгновения противники стояли, замерев, готовясь к бою.

— Вперед, Неистовый, вперед! Задай перцу этому дикарю! — неслось со всех сторон.

Грел с яростным кличем, заводя сам себя, бросился на противника.

Варрос парировал мощный удар небольшим круглым щитом, что входил в их вооружение, и совершенно неприметным с трибун ударом вонзил меч в живот противнику — все ж не попал в грудь, как хотел.

Но и этого для победы оказалось достаточным.

Грел с огромным удивлением посмотрел на противника, выронил меч из обессиливших пальцев, взмахнул руками, точно пытаясь найти точку опоры, затем согнулся пополам и упал под оглушительный вздох потрясенных зрителей — большинство ставило на Неистового, никто не ожидал столь быстрой развязки.

— И это ты называешь прекрасным боем?! — гневно воскликнул король Мерналдит, запуская в вельможу серебряным кубком.

Варрос поставил ногу на грудь поверженного гладиатора, ожидая решения зрителей, чтобы выполнить их волю и отправиться отдыхать, хотя вовсе не устал.

— Я же говорил, что женщины отнимают силу, — сказал он скорее сам себе, чем корчившемуся от дикой боли Грелу.

Приговор был однозначен — трибуны требовали смерти того, кому лишь какие-то мгновения назад рукоплескала.

Гладиаторы не любили сражаться в первых парах — если ранят, то почти наверняка зрители потребуют добить поверженного. В последних парах — другое дело, уже насытившаяся видом крови толпа может смягчиться и король помилует побежденного, что, зачастую, и случалось. Но считалось дурным тоном как-то влиять на ход жеребьевки и очередность пар — это означало, что боец в душе признавал возможность поражения. Каждый гладиатор боялся сглазить и принимал решения распорядителей с покорностью, выражая уверенность в собственной победе.

По знаку короля и по приказу распорядителя Варрос вонзил окровавленный клинок в сердце Грелу-Неистовому. Ничто в его душе не шевельнулось, ни малейшей жалости к тому, кто всю ночь предавался плотской любви, не было.

На арену вышли гладиаторы следующей пары. Варросу накинул на плечи плащ сам ланиста школы, поздравляя — начало дня было успешным.

Второй бой оказался упорным и красочным, кровь текла из легких ран у обоих противников, доводя толпу до исступления. Этот поединок столь увлек короля Мерналдита, что он совершенно забыл о зубной боли. И уж тем более из королевской памяти выветрился образ какого-то там дикаря, победившего Неистового. Да и, по мнению всемогущего диктатора, скорее всего эта победа была случайной.

Король Мерналдит, в отличие от Варроса, не видел вещих снов и даже приблизительно не знал своей судьбы, думая, что будет наслаждаться всеми прелестями жизни если уж и не вечно, то достаточно долго.

Варрос вернулся в гладиаторскую школу в Дахне и продолжил постижение таинств искусства убивать. Теперь он жил один в комнате, питался от другого котла, он был надеждой ланисты, восходящей звездой школы. И по-прежнему истязал себя изнурительными тренировками, отказываясь от приводимых ему девиц.

Ланисте, чтобы выгодно продавать Варроса на состязания, необходима была популярность своего воспитанника среди зрителей, яркие победы восходящей звезды на арене. Но и рисковать любимцем он не очень-то хотел. Варросу было все равно с кем сражаться, он был готов убить любого, но его мнения никто не спрашивал.

И Варрос сражался на аренах больших и малых городов с гладиаторами своей же школы — в основном с теми, кто на предварительном турнире не набирал и пятидесяти очков. После первого такого боя его вызвал к себе ланиста и попросил, чтобы Варрос не убивал противников сразу — бои должны быть зрелищным. Варрос пожал плечами и в ответ попросил обучить его грамоте.

— Зачем тебе это? — искренне удивился ланиста.

— Чтобы, когда буду умирать, прочесть то, что написано на бортике арене, — не моргнув глазом, ответил Варрос.

— Да я и так тебе скажу! — воскликнул лысый начальник школы. — Там написано…

— Я знаю. Но я хочу сам прочесть, — упрямо ответил Варрос.

Ланиста не стал самолично учить его чтению (самому-то знаний едва хватало, чтобы вести дела школы), но нанял Варросу учителя.

За год Варрос прошел больше пяти дюжин боев, дважды сражался на главной арене страны пред королевским взором. Он всегда стремился поразить противника в сердце, но уже знал, что должен не просто убить соперника, а выдать зрителям грандиозное представление.

Однажды он, выступая в последней паре, минут пятнадцать выделывал прыжки и имитации атак, кувырки и головокружительные пассажи мечом и щитом, разъярив ничего не понимающего гладиатора, который сражался ни на жизнь, а на смерть, до белого каления. Отражая бешеный натиск, Варрос зазевался — отскочить успел, но прием провести не удалось, и Варрос, повинуясь мгновенному импульсу, ударил врага щитом по голове. Шлем, конечно, смягчил удар, но противник был оглушен, ноги подкосились, и он рухнул на арену. Варросу ничего не оставалось, как поставить ногу ему на грудь и, приставив к горлу меч, ждать, пока зрители вынесут приговор — он был раздосадован, что получилось не все так красиво, как он хотел. Но зрители, к его удивлению, помиловали побежденного гладиатора — тот даже не получил серьезных ранений, так, легкое сотрясение мозга.

Варрос после этого случая задумался — стоит ли метить в сердце гладиатору, такому же, как он сам, когда у того есть хоть мизерный, но все же шанс выжить, если понравится зрителям. Он пошел к ланисте и заявил, что вся система очков в предварительных боях не правильна, что молодых бойцов учат убивать наповал, когда у противника есть возможность выжить. Пусть покалеченным, но выжить. Ланиста вздохнул в ответ на его слова и сказал, что традиции ломать тяжело и что это, по большому счету, не их дело.

Что ж, Варросу и не было до этого дела. Но впредь он уже не старался пронзить противника насмерть — оглушить, свалить с ног, в надежде, что того помилует. Иногда случалось, что зрители были настроены благодушно, чаще — нет. Но от Варроса здесь ничего не зависело.

Владельцы других гладиаторских школ все больше нашептывали королю, что школа в Дахне давно уже не лучшая, пора бы лишить ее дотаций из королевской казны и прочих привилегий. И по случаю важного юбилея — королю Мерналдиту исполнялось три дюжины лет — было решено устроить небывалые состязания: из каждой школы выставляется один гладиатор, соперников определяет жребий, победители вновь делятся на пары. Тот, кто победит в последнем бою — получает самое дорогое для гладиатора — плащ с эмблемой Лунгарзии на груди. Плащ свободного гражданина. А его школа и будет признана лучшей и королевской.

Ланиста долго выбирал из бойцов — кто имеет больше шансов пробиться хотя бы в финал, оценивал достоинства и недостатки всех своих лидеров. На третий день тяжелых раздумий он остановил выбор на Варросе и сразу объявил об этом, чтобы больше не мучиться и не колебаться, чтобы не было путей для отступления. Варрос принял это известие внешне спокойно, но знал — вот он — очередной шажок к исполнению чудесного сна. Он не сомневался, что победит любого, кто встанет на его пути — капитана ли Антиша, либо того седовласого воина, благодаря которому он и попал в школу гладиаторов.

Как водится, его за сутки привезли в столицу и провели в большое помещение, напоминающее казарму, но не с нарами, а с просторными кроватями, и не в два яруса, а в один. Посреди стоял стол, заставленный блюдами с лакомыми закусками и кувшинами с вином. На некоторых кроватях уже сидели прибывшие гладиаторы, к вечеру их собрали вместе всех, поскольку неизвестно было, кого с кем сведет слепой жребий в первом бою. Атмосфера царила тяжелая — бойцы исподлобья разглядывали друга друга, оценивая потенциальных противников. Все гладиаторы были опытны, слабых сюда не отправляли — вином никто не злоупотреблял, никто никого запугивать даже не пытался. Если бы им не проливать завтра кровь друг друга, из них получился бы великолепный отряд, и у Варроса закралась мысль, что не новичков-лунгарзийцев надо отправлять на битвы с иноземцами, а вот такие сборные отряды обученных, прошедших через смерть гладиаторов. (Позже он реализует эту свою задумку — гораздо позже.)