— Обыкновенные американцы, как все, — ответил Римо.
— А, тогда понятно, — сказал Чиун.
Конечно, Джеймса Брустера в комнате не было. Он был уже в аэропорту — с появившимся неизвестно откуда доброжелателем. Незнакомец был похож на шведа, но говорил с испанским акцентом. Джеймс Брустер никогда не верил в удачу. Но сегодня удача улыбнулась ему в тот момент, когда он не мог в нее не поверить.
Он сидел на кушетке, трясясь от ужаса. Его дорогой адвокат его покинул, и он оказался перед лицом заключения, позора, унижения и теперь проклинал себя за то, что позволил себе даже думать, что ему удастся улизнуть. Когда зазвонил телефон, он решил не снимать трубку.
— Вот оно. Обложили. Мне конец. Вот оно. Оно. — Он налил себе стакан виски. — Я пошел на риск и проиграл. Это конец.
В дверь постучали. Он опять не ответил. Пусть его забирает полиция. Ему уже все равно. Из-за двери раздался мужской голос с испанским акцентом. Он попросил разрешения войти и стал уверять, что возьмется его спасти.
— Бесполезно, — всхлипнул Джеймс Брустер. — Конец. Это конец!
— Вы глупец. Вы можете спастись и всю оставшуюся жизнь жить в роскоши и в окружении свиты слуг. Вам такое и не снилось.
— Да, именно так я и вляпался в эту историю, — сказал Брустер.
Он посмотрел на стену. Надо приучать себя глядеть в стену, теперь это будет его основным занятием до конца дней.
— Вы рискнули. И оказались в выигрыше. А будете в еще большем выигрыше.
— Я хочу домой.
— В Пенсильванию? В Мак-Киспорт?
Джеймс Брустер на минуту задумался. Потом открыл дверь.
Он ожидал увидеть испанца, а вместо того перед ним в дверях стоял молодой человек невероятной красоты. На нем был белый костюм, темно-синяя рубашка, под ней — золотая цепочка. Медальон с оттиском был виден лишь частично.
— Меня зовут Франциско. Я пришел, чтобы спасти вас от тюрьмы. Я предлагаю вам более роскошную, более великолепную жизнь, чем вы могли бы себе представить.
Джеймс Брустер в раздумье стоял в дверях. Он выжидал и в нетерпении постукивал каблуком.
— Вы чего-то ждете? — спросил Браун.
— Собственного пробуждения, — ответил Брустер. — Это все — дурной сон.
Франциско Браун легонько шлепнул его по лицу.
— О’кей, — сказал Брустер, ощутив в левой щеке жжение, как если бы его ужалил целый рой пчел. — Я не сплю. Уже не сплю.
— Если вы меня не выслушаете, то отправитесь прямиком в тюрьму.
— Я совсем не сплю. Честное слово.
— Я предлагаю вам благополучие и такую роскошь, какая вам и не снилась.
— Опять сон. Сон, — произнес Брустер. — Все пропало. Жизнь пошла прахом.
— Я помогу вам исчезнуть отсюда. И остаток дней вы проживете под чужим именем.
— Кажется, просыпаюсь.
— Вам надо лететь в Бразилию. В Бразилии вас никто не сможет арестовать. У них ни с одной страной нет соглашения о выдаче преступников. В Рио многие преступники живут припеваючи. Вы, сеньор, бесспорно, слышали о чудесном городе Рио?
— Но почти все мои средства вложены в эту квартиру.
— Я у вас ее покупаю.
— Ну, вообще-то, принимая во внимания рост цен на землю, я бы хотел ее немного попридержать. Сейчас не лучшее время для продажи.
— Вы что, шутите, сеньор? Вы должны ее продать. Иначе — тюрьма.
— Я просто не хотел, чтобы вы подумали, что можете купить ее у меня за бесценок. Никому и никогда не следует продавать недвижимость в минуту отчаяния.
— Я заплачу вам золотом. Сколько вы хотите?
Джеймс Брустер назвал сумму, которой хватило бы, чтобы скупить полгорода. Учитывая, что речь шла о Ла-Джолле, эта сумма превышала годовой доход двух третей государств-членов ООН.
Они сторговались на мизерной цене — миллион долларов золотом. В слитках это будет немногим больше двухсот фунтов. Два чемоданчика. В аэропорту ему пришлось оплатить перевес.
— Я знаю Бразилию. Прекрасная страна, — сказал Браун. — Единственное — надо знать, как с, людьми обращаться.
Браун потер пальцами, словно шелестя воображаемыми купюрами. Его психология основывалась на взятках.
Брустеру такая психология тоже была понятна. Из-за взяток он и оказался здесь.
— Вы должны знать, как себя обезопасить, — продолжал Браун. — Что если они нападут на след?
— Но вы же говорите, они не могут потребовать моей выдачи.
— Да, но ваш случай особенный. Вы способствовали похищению урана.
— Ш-ш, — зашипел Брустер и стал озираться по сторонам.
— Да успокойтесь, здесь никому до вас дела нет. Все летят по своим делам. Слушайте. Вы должны знать, как оторваться от хвоста, даже если это будут федеральные агенты, жаждущие отомстить за ваше пособничество в расхищении радиоактивного сырья.
— Да. Да. Оторваться от хвоста. Оторваться от хвоста, — заладил Брустер.
— Когда попадете в Рио, купите тур вверх по Амазонке. Возьмите катер на свое имя.
— Терпеть не могу джунгли.
— Понимаю вас. Именно поэтому Джеймс Брустер отправится вверх по Амазонке, а Арнольд Диас останется жить в роскоши в каком-нибудь кондоминиуме. Там за четверть миллиона вы купите себе хоромы. Такие, какие захотите.
— Всего за четверть миллиона?
— А прислугу вы сможете нанять за три доллара в неделю. За десять зеленых у ваших ног будут самые красивые женщины.
— А сколько за ночь любви? Я не совсем в форме, — заволновался Брустер.
— Десять долларов — за все, годится? Только не забудьте зарегистрировать в турбюро свою поездку по Амазонке. Вот вам адрес турагента. Обратитесь к нему.
— Почему именно к нему?
— Потому что я вам так велю. Ему можно доверять, он возьмет с вас деньги, но никуда не повезет.
— Для этого мне не стоит уезжать, — пробормотал Брустер.
— Да в этом вся суть — чтобы он вас никуда не повез. Впрочем, вам вникать не обязательно. И наденьте вот это.
Франциско Браун протянул Брустеру небольшую продолговатую пластинку чистого золота, на которой красовалось клеймо фирмы.
— В знак нашей признательности. Этому символу я служу и должен сказать, он стал мне дорог. Когда-нибудь и вас могут попросить сослужить службу — за то, что мы для вас сделали.
— За то, что вы сделали для меня сейчас, я готов носить его хоть на члене, — сказал Брустер.
— Достаточно будет повесить его на цепочку, — ответил Браун.
Сидя в салоне первого класса самолета на Рио, Джеймс Брустер достал пластинку и принялся ее изучать. На ней было клеймо с изображением аптечной колбы. Он сделал глоток рома и нацепил подвеску на цепочку. Остаток полета он провел в безмятежных мечтаниях о том, как он в роскоши проживет до конца дней.
Консуэло Боннер не стала объяснять Римо и Чиуну, откуда она знает, что Джеймс Брустер бежал в Рио. Знает — и все тут.
— Это моя работа. Дедукция. Вы ведь не говорите мне, по каким признакам чувствуете присутствие или отсутствие человека за запертыми дверьми, а я не рассказываю вам, каким образом выхожу на чей-то след.
— Если бы мы это знали, это могло бы оказаться полезным, — заметил Римо. — Может, мы помогли бы ускорить дело.
— Ваша забота — обеспечить мою безопасность. Больше мне от вас ничего не нужно, — сказала Консуэло. — Если вы с этим справитесь, тогда мы сможем установить, кто подкупил Джеймса Брустера, и остановим утечку урана.
Она заметила, что ни Чиун, ни Римо за все время многочасового перелета не притронулись к еде. И ни тот, ни другой ни в малейшей степени не страдали от изнуряющей бразильской жары. Когда они ненадолго отлучились, она быстренько достала бумажку, на которой сделала кое-какие пометки в тот день, когда разговаривала с Брауном. На ней значился адрес одного турагента в Рио.
Когда мужчины вернулись, Консуэло сказала:
— Допустим, человек решает скрыться в стране, с которой у Соединенных Штатов нет соглашения о выдаче преступников. Куда он отправится дальше? Может кто-нибудь из вас двоих это сказать?
— Может быть, в такую же дорогую квартиру, как та, в которой он жил в Штатах? — предположил Римо.