Прозектор был родом с юго-запада. Это был уже немолодой человек, и у Уилсона создалось устойчивое впечатление, что он испытывает удовольствие, досаждая другим. Он продолжал посмеиваться.

— Бывает, и белых сюда привозят — с ножевыми ранениями. Конечно, от рук черномазых. Но у этого рана особенная. Черные так ножом не бьют.

— Извините, можно я пойду?

— Вы что же, уйдете и даже не потреплете его по плечу? Он был бы не прочь. — Прозектор захохотал и закрыл лицо простыней. — Хотите знать, почему я так уверен, что это дело рук белого? — Уилсон подумал, что, если ему не отвечать, он в конце концов заткнется. Но он ошибся. — Черные режут вдоль. А у этого — короткий удар прямо в сердце. Точно между и ребрами — и хлоп! Прямое попадание. Я не полицейский, но в убийствах знаю толк. Это дело рук белого. Если бы это был черный, тут было бы десять или пятнадцать ножевых ран. Черный бы еще и одно место отрезал для интересу...

Вмиг расставшись с содержимым своего желудка, Беннет Уилсон, продолжая зажимать рот платком, на нетвердых ногах вышел из морга. Он не мог видеть, как прозектор протянул руку приятелю за заслуженной пятидолларовой бумажкой.

— Я знал, что этого сумею вывернуть наизнанку, — сказал он.

— Вот уж не ожидал...

— Когда поработаешь в морге с мое, поневоле научишься разбираться в людях и всегда будешь знать, от кого и чего ждать. По-настоящему жирные — тем хоть бы что, у них желудки из чугуна. А уж чтобы тощий блевал — и вовсе не припомню. Но вот эти крепыши, такие упитанные, — с ними все равно, как лопатой по спелым сливам. Ты еще только начал, а он уже тут как тут — хлоп! И — за носовой платок.

Беннет Уилсон выбросил платок и, запинаясь, вышел на воздух — липкий и теплый. Он был не настолько напуган, чтобы потерять голову и бесцельно шататься по улицам. Он только до смерти боялся звонить Харрисону Колдуэллу.

Секретарь мистера Колдуэлла сказал ему, что в течение месяца мистеру Колдуэллу будет доложено.

— Нет, дело не терпит отлагательства. Я уверен, он сам захочет со мной увидеться. Уилсон. Беннет Уилсон.

— По какому вопросу?

— Я могу говорить об этом только с ним наедине.

— Мистер Колдуэлл ни с кем не видится наедине.

— Ну, тогда скажите ему совершенно открыто, что он может смело послать кого-нибудь в Вашингтон, чтобы опознать тело одного известного ему человека с очень светлыми волосами.

Харрисону Колдуэллу было доложено о визите Уилсона на следующий день, когда дворецкий подавал ему завтрак в постель, а секретарь сидел у него в ногах. Он был так ошеломлен, что забыл говорить о себе во множественном числе.

— Я этому не верю, — сказал он тихо.

— Это так, Ваше Величество, — ответил секретарь.

— Да, пожалуй, ты прав, — сказал Колдуэлл и встал с постели, рассыпав по простыне с вышитой монограммой грейпфрутовые дольки и наколотый лед, с которым они были поданы.

Серебряная ложечка с его фамильным клеймом беззвучно упала на пушистый ковер. Он подошел к окну. Кругом на многие мили простирались принадлежащие ему леса. Ему принадлежали и стражники у ворот. Ему принадлежали несколько членов Конгресса. Ему принадлежал Уилсон из НААНа. Как и несколько очень влиятельных чиновников из правоохранительных органов.

Теперь у него было больше золота, чем у всей Англии. Он мог купить все что угодно. И он мог так же легко все потерять — и все из-за тех двоих.

Первым его движением было нанять побольше телохранителей. Но перед лицом тех двоих это было бы что мертвому припарки. Франциско Браун, который вышел невредим из состязания, унесшего столько жизней, и стал его верным клинком, был теперь мертв. Его прикончили двое фантастически сильных людей, которые по поручению американского правительства пытаются докопаться до мотивов похищения урана. Что они сделают, когда выйдут на Колдуэлла? В том, что рано или поздно это произойдет, у него теперь сомнений не было.

В то самое мрачное утро в своей жизни Харрисон Колдуэлл вдруг осознал, что у его ног лежит весь мир — весь мир за исключением двух человек, которые вознамерились отнять у него все.

И тогда он понял, что действительно стал королем, ибо все его богатство и вся власть лишь создавали у него иллюзию надежности. На самом же деле у него было только то, что он имел всегда, — он сам.

Разумеется, и это уже было немало. При нем оставалось его коварство, благодаря которому он первым за несколько столетий сумел заполучить назад то, что принадлежало роду Колдуэллов по праву. Он по-прежнему обладал предусмотрительностью, которая позволила ему отделаться от водолазов и позаботиться о вечном успокоении последнего алхимика. Но ничто в фамильной истории не готовило его к разрешению той сложной проблемы, перед лицом которой он оказался сейчас. Тем не менее одно преимущество из сложившейся ситуации он все же извлек: он понял, насколько одинок и беззащитен в этом мире.

В то утро Харрисон Колдуэлл не впустил к себе ни камердинера, ни дворецкого, ни личного секретаря, ни даже конгрессменов, которые были приглашены на дружеский обед. Он мерил комнату шагами и ничего не ел. Но к вечеру он уже знал, что надлежит делать. Первым делом надо выяснить, кто они такие. Иначе он так и будет тыкаться наугад и ждать, пока на него наедет грузовик. А потом надо будет найти себе величайший клинок в мире.

И то и другое, при кажущейся сложности, на самом деле было вполне осуществимо, ибо он стал самым богатым человеком в мире. Он обладает неиссякаемым источником того единственного металла, который для всех в мире является синонимом денег. И для того, чтобы распорядиться этим богатством, у него есть и надлежащая воля, и хитрость, и уроки истории.

Он позвонил Беннету Уилсону в Вашингтон и имел с ним дружескую беседу. Уилсон был так напуган, словно за ним гнался весь мир.

— Меня могут прослушивать, — сказал он.

— Неужели вы думаете, что мы могли бы это позволить? Неужели вы считаете, что мы пошли так далеко для того, чтобы допустить такую вещь? — спросил Колдуэлл. В его голосе звучало утешение и ласка, как если бы он говорил с ребенком. — Ну, ну, дружище Беннет, разве мы этого не понимаем? Разве мы позволили бы, чтобы вам угрожала опасность?

— Он был здесь, у меня в кабинете. Вот здесь. Он был жив и здоров, и он меня заверил, что...

— Дорогой наш Беннет, не стоит так беспокоиться. Приезжайте к нам в Нью-Джерси и излейте душу. В минуту тревоги вашей мы готовы вас утешить.

— Вы думаете, у нас все будет в порядке... я хотел сказать — у вас и у меня, Ваше Величество?

— Ну, разумеется. Вы должны приехать сюда, и мы обо всем переговорим. Мы вас сумеем убедить.

— Вы думаете, нам стоит появляться вместе? Учитывая все обстоятельства?

— Здесь вас могут увидеть только те, кто искренне желает вам помочь. Приезжайте, доверьтесь нам, мы сумеем снять у вас камень с души, мой дорогой друг, — пропел Колдуэлл.

Сидя ни жив ни мертв в запертом кабинете, Беннет Уилсон слушал его слова. С одной стороны — Вашингтон, телефонные звонки, повергающие его в дрожь, ибо он готов услышать, что какое-нибудь следственное управление докопалось до его проделок. С другой — ласковый голос человека, который говорит, что хочет развеять его, Беннета, опасения.

Кто-то ищет утешения на дне бутылки или в щепотке белого порошка. А Беннет Уилсон получит его от человека, который волей случая стал ему другом. Но почему? Ведь тот человек увяз в этом деле еще глубже, чем Уилсон. Ведь это он все придумал. Он указал, кого из диспетчеров следует подкупить, и даже выбрал маршрут следования грузовиков с ураном.

А Беннет Уилсон — всего лишь несчастный государственный служащий, допустивший ошибку. Конечно, Харрисон Колдуэлл защитит его, используя для этого все свои средства.

Когда Уилсон увидел, где и как живет Колдуэлл, он успокоился еще больше. На многие мили тянулась железная ограда его поместья. На воротах стояла стража. Садовники вылизывали газоны и кустарники, слуги суетились с подносами вокруг величественного сооружения из кирпича и мрамора, стоящего посреди огромной лужайки. Это был настоящий замок. И Харрисон Колдуэлл был здесь признанным королем.