Впрочем, очаровывать кого бы то ни было, Александр Дмитриевич отнюдь не собирался. Собрались все здесь лишь для того, чтобы выработать конкретные решения и вряд ли эти решения станут популярными.

Потому совет и назывался экстренный, что решения на нем принимались аварийные и не терпели отлагательства.

Конкретные решения.

Понимая это, Протопопов пытался оценить обстановку и понять, с чем придётся ему работать в ближайший час. И обстановка была примерно следующая. Некоторые из присутствующих, как тот же господин Григорович и тершийся рядом с ним господин Риттих, были напуганы и подавлены. Каждый из них по пути сюда наверняка видел, как народ начал выходить на улицы в большом количестве и ничем хорошим это не могло обернуться по определению. Другие, как Кригер-Войновский или Беляев были обескуражены и похоже на то, что не до конца понимали, что происходит и как конкретно себя вести. Но были здесь и те, кто как Покровский или Барк похоже увидели в происходящем свой долгожданный шанс и напротив были настроены очень даже решительно. По крайне мере глаза у этих господ блестели, а экстренный совет был ими принят с большим воодушевлением, как откидывающий новые возможности.

Однако каждый из них, будь то напуганным, сомневающимся или настроеным по серьёзке, пришёл сюда потому, что отчётливо понимал — кабинет министров подвергся нападкам со стороны оппозиции, и их не будет ожидать ничего хорошего, если господа министры встретят новую реальность сложа ручки. Потому как если оппозиция одержит верх (а они уж точно не будут бездействовать, когда придут в себя), то каждого из присутствующих во-первых погонят из власти ссанными тряпками, а во-вторых поставят вопрос о наличие состава преступления в из действиях во время пребывания на государственном посту. Поэтому в сколыхнувшейся и перевёрнутой с ног на голову обстановке, а которой Протопопов нанёс по противнику превентивный удар сегодняшним утром, они видели свой шанс. Ввиду этого, перед тем как открыть экстренный министерский совет, Александр Дмитриевич оценивал сложившуюся обстановку и выбирал модель поведения, которая принесёт результат и заставит всех растерянных, испуганных и настроенных решительно господ, действовать одним политическим фронтом.

Когда ситуация стала для Протопопова более менее понятной, он прокашлялся в кулак и предложил перейти к сути дела.

— Ну что господа начнём, так сказать, наше экстренное заседание?

— Чего же не начать, — Риттих, нервничавший побольше остальных (что неудивительно — на него с утра обрушилась критика за неумение или нежелание решить продовольственный вопрос), откинулся на спинку своего стула.

— Перед тем, как мы откроем заседание, скажу следующее, — продолжил Протопопов говоря негромко, чтобы собравшиеся прислушивалась к каждому сказанному слову. — Сегодня наше государство подошло к поре сложных испытаний, когда страшные вещи потрясают империю как снаружи, так и изнутри. Мы стоим на пороге создания нового мирового порядка, основанного на совершенно новых ценностях и нам следует быть готовым к тому, что кому-то придётся брать на себя ответственность за принимаемые решения, если мы хотим, чтобы наша могучая страна процветала впредь в течение многих лет.

— Правильные слова, — откликнулся министр Беляев, когда Протопопов сделал паузу.

Александр Дмитриевич кивнул.

— Я благодарен вам уже за то, что вы не отказались от приглашения, которое я передал вам через господина Курлова и нашли в себе мужество прийти в мой кабинет, — говоря эти слова Протопопов обводил каждого из присутствующих министров взглядом, никто не отвёл глаз. — Однако теперь, когда все мы вместе и смотрим друг другу в глаза в моем кабинете, я обязан уведомить вас, что собрались мы ровно для того, чтобы принять те самые решения на благо нашей страны, о которых я говорил выше.

— Мы...

Покровский попытался встрять, но Протопопов не дал министру слова, поднял руку с выпрямлениям указательным пальцем.

— Не перебивайте, милостивый государь, у вас будет возможность высказаться, если почитаете нужным.

Покровский промолчал.

— Так вот господа. Считаю важным донести до вас, что любые решения, хорошие они или плохие, работают лишь тогда, когда подразумевают ответственность. Ни я, ни Вы не можем ручаться или гарантировать результат тех решений, которые будут приняты нами на сегодняшнем совете. Ни мне, ни вам неизвестно к чему все приведёт и непонятно, как будут развиваться события впредь. Они, эти самые решения, могут как навредить, так и принести искомый результат. Поэтому я спрашиваю — готовы ли вы брать на себя ответственность за принятые решения и идти до конца, каким бы он ни был для каждого из нас?

— Я, пожалуй, добавлю, что не приняв решения, мы с вами добровольно похороним свою страну, — сказал Курлов.

Протопопов никак не отреагировал на сказанное генералом, но его молчание казалось куда как более выразительным, чем любые слова. Он был абсолютно солидарен с Павлом Григорьевичем.

— Итак, — сказал Александр Дмитриевич. — Если готовы, то прошу выразить своё непоколебимое согласие в протоколе нашего сегодняшнего заседания.

Риттих закашлялся.

— Кто будет вести протокол? — осведомился Беляев, на его лице не дрогнул ни один мускул.

— Я сам, — ответил Александр Дмитриевич. — Никто из вас не против?

Несогласных не нашлось.

— Ясно... — Риттих вытирал платком с губ выступившую после кашля слюну. — Понятно, Александр Дмитриевич, дело говорите, спора нет. Вот только одно маленькое уточнение — вы сказали «если готовы»?

— Все так, — подтвердил Протопопов.

— А если не готовы. Как быть тогда? Я спрашиваю исключительно теоретически, в конце концов у нас заседание как бы неформальное, ну вы сами понимаете, милостивый государь...

— Напишите заявление, — неожиданно подключился Голицын, все это время бывший тише воды и ниже травы. — Я приму его незамедлительно.

— Что же сразу заявление то...

— Вам было сказано, что бездействие приравнивается к похоронам нашего государства? И если Вы безответственны, господин Риттих, то должность министра земледелия займёт другой человек, истинный патриот, который сможет принести нашей стране пользу.

— Не уверен, что это будет законно, господин Голицын, — Риттих смущённо покачал головой. — Снимать и назначать министров вы, милостивый государь не имеете никакого права — сия опция это прерогатива Императора, но не ваша.

— Это и есть ответственность за принятое решение, о которой мы говорим, — отрезал Протопопов. — И позвольте нам ее принять. Как и то, что последует за этим решением.

В кабинете повисла тишина. Все переваривали услышанное. Каждый беспокоился о своём, а заодно о той позиции, которую этим людям придётся занять в следующие несколько минут. Протопопов достал стопку чистых листов из ящика своего стола. Передал стопку Феде и попросил того распространить среди присутствующих. Федя охотно выполнил просьбу и вскоре чистый лист лежал напротив каждого из присутствующих вместе с ручкой.

— Прошу господа. Вы все ещё можете отказаться, если имеете на то причины.

Протопопов полагал, что сразу несколько человек во главе с Риттихом откажутся и напишут заявление, тем самым снимая с себя ту пресловутую ответственность о которой было сказано так много. И Риттих Александр Александрович действительно взял перьевую ручку и начал что-то писать на листе. Закончив, министр земледелия подвинул по столу к Протопопову свой лист. Александр Дмитриевич поднял лист и пробежался по строкам глазами.

— Читайте вслух, господин Протопопов, — попросил Риттих.

— Я, Риттих Александр Александрович, министр земледелия Российской Империи, назначенный по милости Государя Императора, уведомляю: в экстренном совете правительства я участвую сознательно и готов разделять ответственность за принятые решения, которые, по моему разумению, направлены на благо нашей страны, — прочитал Александр Дмитриевич.

Ниже стояли подпись и дата.