Да и понять, чем дышат радикальные правые, тоже не мешало. Прекращение финансирования этой прослойки вовсе не означало, что этот политический элемент больше не может быть полезен и задействован в дальнейшем.

Ну и, в конце концов, развеется и переключиться — тоже не мешало. Дела запустились, и Протопопов ждал приглашения к царю.

Уже будучи на месте узналось, что в квартире Николай Евгеньевича проходит заседание главного совета Союза Русского Народа с участием вновь прибывших из провинции представителей разных мастей.

Удачно то как пришел.

Человек в квартире собралось немало, все с самодовольными рожами сидели на диванах, набитых как бочки килькой. Стоял непрерывный галдёж, дым коромыслом и все были заняты спорами, поэтому появление даже такой заметной величины, как министр внутренних дел прошло достаточно незаметно. Некоторые, конечно, поднимались со своих мест, приветствовали со всем почтением Протопова, но большинство из присутствующих не знали Александра Дмитриевича в лицо. Все же люди из губерний и достаточно далёкие от столичных дел. Протопопов был встречен самим хозяином у входа.

Марков просиял при его виде, долго тряс руку Александра Дмитриевича и проводил его на «лучшее место для господина министра» коим оказалось кресло в углу, где (как и везде) набился народ в количестве трех человек. Один, самый толстый и старый растёкся по самому креслу и курил, а ещё двое, с жопами поменьше и помоложе правда, сидели на поручнях с чашками чая в руках. Заварной чайник стоял на небольшом столике напротив кресла.

Марков со свойственной ему беспардонностью согнал эту компашку со своих мест.

— Господа любезные, освобождаем место для его превосходительства министра! Живо!

Двое молодых встали тотчас, возможно признали Протопопова прежде. А вот третий, толстяк, то ли вставать поленился, то ли тот факт, что перед ним министр не расслышал. Выпучив глаза, постучал ладошкой по одному из поручней, одновременно затягиваясь — мол, присаживайтесь. На поручне посидите.

Протопопов недолго думая подошёл к толстяку, вытащил папиросу «Капризъ» из его рта и потушил прямо в чашке чая.

— Курить — здоровью вредить, — Протопопов улыбнулся.

Толстяк выпучил глаза ещё шире, но сказать ничего не сказал.

— Так, Евгений Александрович, — Марков тут же вырос перед ним, прихватил за локоток аккуратненько так, потащил из кресла. — Не надо на меня так смотреть, постоите, вам полезно физические нагрузки. Это же место для Александра Дмитриевича, вы, наверное, не расслышали.

В конце концов, толстяк сдался и заковылял к стенке, вдоль которой стояли те, кто не поместился на диванах. По пути едва не перевернул стол с заварочным чайником. Протопопов проводил его взглядом, покосился на Маркова.

— Не гостеприимный вы хозяин, Николай Евгеньевич.

— А ему натурально полезно постоять, — хмыкнул Марков. — Я ведь не шучу, Александр Дмитриевич.

И, видимо, восприняв слова о собственной негостеприимности близко к сердцу, тут же оформил для Протопопова чашку чая.

— Угощайтесь, располагайтесь…

Он потянулся за сахаром, видимо положить в чашечку министра, но Протопопов резко схватил депутата за запястье.

— Я разберусь дальше сам. Спасибо, уважамеый.

Причем схватил так, что сахар даже просыпался на стол. Ну что поделать, сохранялась у Александра Дмитриевича привычка следить за тем, чтобы никто и ничего ему в еду или питье не подсыпал ненароком.

Марков улыбнулся криво, явно смутился.

— Как скажете, мое дело предложить.

Ну а дальше Протопопов расселся в креслице, угостился чаем, который счёл весьма отвратительным на вкус, остывшим и вообще заваренным неправильно. И прикинул, что к чему на квартире у правого депутата, не обращая внимание на самого Маркова, травившего над ухом плоские шуточки «за 200».

За СРН Протопопову приходилось слышать прежде. Какие-то десять лет назад (если по меркам этого времени) члены данной организации были известны рядом жестоких политических убийств. Например, видных кадетов Герценштейна, Иоллоса и «трудовика» Караваева и даже прославились неудачным покушением на Витте. Правда и сами члены СРН были хорошо так пощипаны большевистскими боевиками, те особо не выбирали методов и были скоры на расправу. О том, как обстоят дела у союза сейчас, Протопопов подробно не знал (дерьмово видать дела обстояли, раз ни слуху, ни духу), но был не прочь послушать старика с пышной белой бородой, вышедшего в центр зала под аплодисменты, в котором сразу узнал Римского-Корсакова. Этот дедушка, будущий активный участник Белого движения и нынешний член Госсовета, славился своей непримиримой борьбой по уничтожению революционных банд и агитаторов против России. Помимо пышной и причудливой бороды, у Александра Александровича была выверенная осанка и совершенно убийственный взгляд в стиле «убью и закопаю».

Протопопову стало понятно сразу — этот не остановится ни перед чем. И ни перед кем.

Суровый дядька.

Послушаем.

При появлении Римского-Корсакова народ сразу притих, как по щелчку. Он кашлянул в кулак и заговорил, поведав, что движение русских людей испытывает системный кризис, из которого настало время выбираться общими силами. С каждым сказанным словом Александр Александрович распылялся и краснел. А потом начал махать одной рукой, а на другой загибал пальцы.

— У нас есть две основополагающие проблемы, которые обуславливают системный кризис нашего патриотического движения и без решения которых, наша деятельность становится невозможной! — говорил он охрипшим и прокуренным голосом. — Первое, правительство запрещает наши съезды! Ладно бы съезды, частные совещания и те находятся под запретом с недавних пор! Во вторых, у нас совершенно недостаточно средств на расширение патриотической работы! У нас нет денег господа, собственная власть продолжает урезать субсидии, тогда как наши оппоненты изыскивают средства у врага и их активность только увеличивается изо дня в день!

Второй укол, несомненно был направлен в лом числе в сторону Протопопова. Знал бы еще этот бородач о том какого рода статейка зреет в «Русской воли» от господина Амфитеатрова…

Александр Александрович продолжил, отмечая, что патриотическому движению следует собрать всю свою волю в кулак и проявить политическое мужество, чтобы снова засиять, как птица Феникс, восставшая из пепла.

— Опираясь на происшедшие перемены в высшем составе правительства, со всей ответственностью предлагаю. Во-первых, вновь ходатайствовать перед властью за то, чтобы нам было разрешено проводить как минимум частные совещания. Во-вторых, изыскать средства на расширения нашей, безусловно необходимой, патриотической деятельности. Для чего призываю создать особую комиссию, которая займётся решением данного вопроса на самых высоких уровнях. Членов комиссии необходимо выбрать безотлагательно!

Прямо на глазах Протопопова прошло голосование и в комиссию были выбраны депутаты Левашев, Замысловский и голова Одессы господин Пеликан, который по заверению Римского-Корсакова должен был приехать в Петроград в самое ближайшее время.

Протопопов, слушая выступление, наконец понял, отчего так «охотились» за ним правые. Похоже, что с помощью министра (ранее имея его поддержку), они рассчитывали получить нужные решения на самом верху.

Поэтому неудивительно, что закончив свою пламенную речь, Римский-Корсаков направился прямиком к министру. Хоть Протопопов и не припоминал, что у прежнего Александра Дмитриевича случались частые беседы с Александр Александровичем, можно было предположить, что старик хорошо осведомлён о прежних привычках министра. По крайней мере, никак иначе объяснить настойчивое и взбалмошное желание старика поцеловаться с Протопоповым, было нельзя.

Жмёт руку.

Лезет своими старыми, потрескавшимся губами в лицо министра.

Движение.

Захват за запястье.

Бросок.

И Римский-Корсаков плюхнулся на кресло, где только что сидел сам Протопопов.

— Вы присядьте Сан Саныч, видать переволновались после выступления.