Два дня мать выла, бегая вокруг забора, потом видно смирилась и пропала навсегда из жизни Шарика. А тот коричневым дрожащим от страха и голода комочком лежал на старом пальто, все громче поскуливая.

Новые голоса, объявившиеся возле его пристанища, были высокими и звонкими. Их было три.

– Точно говорю, здесь были. Сторож из правления под баню лазил, мне Рыжый рассказывал. Целый мешок выволок, они там просто клубком копошились. И унес куда-то, – захлебываясь говорил один голос.

– Куда? – Почему-то шепотом спросил другой.

– Не знаю. Пропил, наверно. Мама как-то говорила, что он все пропивает.

– А как щенков можно пить?

– Подрастешь – поймешь, – недовольно ответил первый голос.

– Послушайте, там кто-то плачет, – встрял третий, более мягкий.

– Помолчите, – прикрикнул первый, – точно! Наверно, одного не нашли.

– Давайте ему молочка принесем, – предложил третий голос.

– Это ты хорошо придумала, только надо тихо, чтобы мама не заметила, а то расскажет папе и – тю-тю щенок.

Неделю они носили Шарику молоко в блюдце и кусочки колбасы, потом осмелели, выломали нижнюю доску и Шарик впервые увидел своих освободителей. Перед ним в радостном ожидании стояли: Мальчик, лет двенадцати, худой, с короткой светлой прической и светлыми глазами; Девочка, лет десяти, но ростом почти с Мальчика, с убранными в пучок волосами, похожими на скрученную золотую проволоку, и карими глазами и Карапуз, лет пяти-шести, еще с детской полноватостью рук и ног, с торчащими во все стороны желтыми кудрями, отсвечивающими на солнце рыжеватым, и с широко открытыми в мир голубыми глазами. Все они были одеты в футболки, шорты и кроссовки, только у Карапуза на ногах были еще белые носочки с тонкими красной и синей полосками, но и помимо одежды что-то общее читалось в их облике.

– Какой хорошенький, – сказал Карапуз, восхищенно разглядывая щенка, – давайте играть.

– Давайте, но только после страшной клятвы, что никому и никогда, – предложил Мальчик.

Первым проболтался Карапуз. Уже на следующий вечер, разомлев от горячего чая с вареньем, он принялся рассказывать родителям, какой, по рассказам, у соседей хороший щенок, и красивый, и умный, нос пуговкой, шкурка колечками, мягкая-мягкая, а как прыгает – описаться можно от уморы.

На следующее утро родители накрыли детей за игрой со щенком.

– Ясно, – сказал Папа, – несите на солнечную веранду.

– Надеюсь, ты не собираешься заводить собаку в доме, по крайней мере, такую? – спросила Мама, пока они с Папой шли к дому.

– Конечно нет, дорогая, – ответил Папа, – но сейчас лето, пусть дети поиграют. Известно, что общение с животными детям полезно, – веско добавил он.

– Но надо сделать все анализы и прививки, – стала сдавать позиции Мама.

– Это непременно.

На следующее утро Папа лично отправился со щенком в ветлечебницу, располагавшуюся в соседнем поселке в старом покосившемся здании, с одним единственным ветеринаром на все случаи жизни.

– Первичный визит? – привычно спросил Ветеринар и, увидев утверждающий кивок Папы, пододвинул к себе новый формуляр.

– Так-с, – сказал он, пощупав лапы и живот щенка, заглянув в пасть и помотав голову щенка из стороны в сторону, крепко схватив его за нос, – запишем: щенок… Как, кстати, кличка?

Папа посмотрел на коричневый мохнатый клубок у своих ног и, чуть подумав, ответил: «Шарик, наверно. Мать его о первой букве ничего не говорила», – попробовал пошутить он.

– Значит так, – продолжал Ветеринар, – пес Шарик, мужеского, то бишь кобелиного полу. Порода – дворянская, – он еще раз осмотрел щенка и добавил, – смесь пуделя и спаниеля с вероятной примесью терьера, – и после еще одной паузы, – ирландского. Сорок – сорок пять дней от роду. Щенок здоров, бодр и весел. Хорошая получится собака, добрая и ласковая, с другой стороны, выносливая и смелая. Равно пригодная для содержания в городской квартире и на благоустроенной природе типа дачи. Вы где его содержать собираетесь? – неожиданно спросил он.

Папа смутился.

– На э-э-э благоустроенной природе, – ответил он, ужасаясь сам себе.

– Очень хорошо! Побольше движения! Дети есть?

– Да, трое, – ответил обескураженный натиском Папа.

– Очень хорошо! Для детей, вы меня понимаете. Так-с, хвост купировать не будем, – продолжал Ветеринар, приподняв у Шарика хвост и покрутив его из стороны в сторону, – все равно поздно, да и для дворянской породы как бы ни к чему. Лечить тоже не будем, не от чего. Прививки сделаем. Вы ведь для этого сюда приехали, – неожиданно спросил Ветеринар.

– Да-с, – ответил Папа и от своего ответа совсем смешался.

Следующие десять недель были, наверное, самыми счастливыми в жизни Шарика. Его допустили в большой, теплый дом, где он обследовал все уголки, а спать ложился в детской, отдавая предпочтение Карапузу, и часто Мама, заходившая перед сном к детям все проверить и поправить постоянно сбивающиеся одеяла, заставала Шарика спящим в объятиях Карапуза. Кормили без изысков, обрезками с кухни, но какие это были обрезки! Более того, Папа, совершив маленькое насилие над собой, заехал в аптеку и купил всяческие витамины и препараты по совету Ветеринара и теперь заботой Мамы было следить, чтобы дети не перекормили Шарика таблетками. Но лучше всего были игры! Дети не давали ему ни минуты покоя, таская по участку, кидая палки и мячик, предлагая побегать наперегонки. Он быстро набирал силу и последовательно начал обгонять всех, но только на коротких дистанциях, на длинных, до конца поселка, не хватало выносливости и Мальчик прибегал первым, картинно вскинув руки.

Второй после исчезновения братьев и сестер несчастливый день в жизни Шарика начался привычно, но вскоре он заметил какую-то необычную суету: Мама перебирала детские вещи, упаковывая часть из них в сумки, Папа закрыл ставни на доме, бане и других строениях, собрал разбросанные по всему участку садовые инструменты, снял гамак и качели, закрыл тентом небольшой бассейн, в котором Шарик так полюбил купаться. Дети тоже заразились родительской деятельностью, бегали по участку с лопатами и граблями, мешаясь друг другу, Карапуз выгребал из всех углов свои книжки с раскрашенными крупными картинками и подсовывал их Маме, Мальчик, ругаясь, («Нельзя позволять им общаться с местными», – думала при этом Мама) искал какой-то диск с любимыми записями, Девочка аккуратно укладывала в сумку тетрадки со школьными заданиями на лето. Шарик тоже трудился, как мог, что-то находил, но больше путался под ногами. Вот уже все вещи загрузили в большую машину Папы и она заурчала, подрагивая.

– Что, дети, кончилось лето?! Завтра в школу! – воскликнул Папа и пошел запирать дом.

– А мы Шарикину плошку забыли, – закричал Карапуз.

– Мы не забыли, мы специально оставили, – успокоил его Папа, – Шарик будет здесь нас ждать, ему здесь хорошо. Вот мы ему тут, у крыльца, плошечку поставим.

– Не поедем без Шарика, – вразнобой закричали дети.

– А что вас дома ждет! Новый игровой центр, который последнее время по телевизору рекламировали! – как заправский коммивояжер закричал Папа, – Такой, что вы все вместе сможете играть одновременно и не будете больше ругаться.

– Класс! – закричала Девочка. – Ой, папка, ты – прелесть! – и прыгнула ему на шею.

– С Карапузом вместе поиграешь! Он любую игру испортит, – веско заметил Мальчик.

– Это мы еще посмотрим! Маленькие, знаешь, они быстро учатся, я еще вам задам! – чуть не в слезы бросился Карапуз.

– А вот и проговорился, а вот и проговорился, – радостно закричали разом Мальчик и Девочка, – сам сказал, что маленький, сам сказал, что маленький!

– Я же тебе говорил, – тихо сказал Папа Маме.

– Ты – прелесть! – повторила Мама за дочкой и чмокнула Папу в щеку.

На второй день после отъезда хозяев задождило и Шарику пришлось перебраться на родное место – в подполье под баней, на старое пальто. Хорошо, что соседи-пенсионеры жили обычно в поместье до первого снега, и Шарик раз в день наведывался к ним. Его встречал всегда один и тот же удивленный возглас: «И кто это к нам пришел! Какая хорошая собака!» – за чем неизменно следовало что-нибудь вкусное – каша, щедро сдобренная маслом, обрезки мяса или кость из супа. Шарик съедал все степенно, но до крошки, вежливо позволял почесать себя за ухом и – убегал на свой участок. Несколько раз, ненадолго – последить за порядком, приезжал Папа. Тоже неизменно удивлялся: «Надо же, не убежал,» – и вскорости уезжал, выбросив напоследок клуб удушливого дыма из-под машины.