— Теперь вас снова хотят предать! Там, в Кремле, эти зажравшиеся сволочи, бывшие майоры и капитаны навешавшие на себя маршальские звезды, решили закрыть наш союз!

Взрыв общей ярости был страшен.

— Давайте пойдем туда! — Малахов ткнул рукой куда-то в сторону города. — И покажем им на что мы способны!

За его спиной происходило непрерывное движение. Жигун, Михайлов и еще несколько деятелей «Союза Молодежи» с бледными лицами обсуждали ситуацию. В конце-концов Жигун осторожно тронул Малахова за плече.

— Анатолий Ильич, вы несколько перегнули!

— Пошел на хрен! — буркнул в его сторону Малахов, и крикнул в микрофон. — За мной, дети мои!

С неожиданной силой оттолкнув попавшегося на пути рослого десантника Малахов быстро скатился вниз с трибуны, его тот час же окружили, подняли на руки и начали подбрасывать вверх. Когда бывшего министра опустили на землю его лицо было красным, потным от возбуждения. Кто-то всунул в его руку горящий факел, и подняв его Малахов снова вскрикнул:

— Вперед, за мной!

Ашот Хачатрян ехал на своей «Волге» по Кутузовскому проспекту не ожидая в этот поздний час ни каких особых приключений. Уже пять лет он на своей личной машине трудился таксистом, привык к столице, изучил ее всю, и ни о чем плохом не думал в этот свежий, предосенний вечер. Когда навстречу ему вывалилась толпа с кое где еще мелькавшими, затухающими факелами, единственное, что он успел сделать, это затормозить. Сзади его машину тут же подперла синяя «десятка», и «Волга» оказалась внутри огромного людского муравейника. Кто-то рассмотрел в освещенном салоне шофера и крикнул:

— Смотри, черножопый!

Толпа ответила на это удовлетворенным рыком. Именно этого и не хватало возбужденным, привыкшем громить все на свете подросткам. Сразу несколько самодельных дубинок начали бить стекла машины, распахнулась дверь, и упирающегося армянина выволокли из салона. Кепка упала с его лысеющей головы, и на нее обрушились десятки ударов. В этой давке «союзники» мешали друг другу, каждый хотел излить на жертву свою ненависть. Остальная людская масса обогнув круговорот избиения полилась дальше, громя остановившиеся машины, и избивая их владельцев уже не обращая внимания на их национальность, пол и возраст. В числе прочих была остановлена машина полковник ВДВ в отставке, возвращавшегося с торжественного вечера в честь дня десантника.

— Вы что делаете, волки, я же вам в отцы гожусь! — успел крикнуть тот прежде чем ему проломили череп.

По ходу дела многие «союзники» макали свои потухшие факела в бензобаки машин, одна из них от неосторожной искры вспыхнула, и это уже послужило сигналом к действиям остальных. Через десять минут на проспекте пылало как минимум десять машин, а толпа двигалась дальше, занимая всю площадь улицы.

Первый раз их попытались остановить на пересечении Кутузовского проспекта и Большой Дорогомиловской. С десяток милицейских машин перегородили дорогу, и металлизированый начальственный голос начал вещать одно и то же.

— Остановитесь! Я приказываю вам немедленно остановиться, и разойтись по домам. В случае сопротивления будем применять оружие! Остановитесь! Я приказываю вам остановиться...

Но эту толпу было уже не удержать, они перешли грань разума и только звериные эмоции владели тысячами юнцов. При виде преграды «союзники» дружно взвыли и перешли на бег. Со стороны машин раздались несколько нестройных выстрелов вверх, дважды бабахнули свето-шумовые гранаты, прочертив беловатые шлейфы полетели к ногам подростков гранаты со слезоточивым газом. С таким же успехом выстрел из рогатки мог остановить слона. Когда до толпы оставалось метров тридцать торопливые выстрелы наконец начали стегать по толпе свинцом. Но было поздно. Толпа пробежала по упавшим убитым и раненым почти не заметив этого, и с криками начала штурмовать баррикаду из машин. Полковник, до конца диктовавший свои наставления погиб первым, один из водителей сумел развернуть машину и вырваться из смертельных объятий яростной массы. Гораздо меньше повезло тем милиционерам, кто не успел убежать от погромщиков. Их ловили, нещадно забивали дубинками и ногами, отбирали оружие. Когда все семьдесят тысяч человек прошли столь неудачно построенную баррикаду, она запылала одним большим костром.

По пути попалось отделение милиции, и толпа влилась в него с силой сносящего все на своем пути весеннего половодья. Минут десять из здания доносился звон бьющегося стекла, крики, выстрелы, затем подростки покинули помещение с раздобытым оружием, оставив позади нещадно избитых милиционеров, разбитые компьютеры, и костры из бумаг и разломанной мебели. Разошедшиеся юнцы громили попадающиеся на пути магазины, вынося все, что попадалось под руки, особенно спиртное, которое тут же поглощалось возбужденной толпой. Не менее водки и пива юнцов в черных рубахах пьянила атмосфера безнаказанности. Они кидали камни, пустые бутылки и даже стреляли в окна домов где мелькали лица любопытствующих обывателей.

— Сидеть по домам, суки, когда мы идем! — заорал рослый парень в кожаной куртке от бедра полоснув очередью из автомата по окнам одного из домов. Через несколько секунд в квартирах семиэтажной громады пробежалась торопливая агония отключения света.

— Так-то лучше! — довольно заявил «союзник», опуская автомат и принимая из рук друга очередную бутылку ворованного пива.

Лишь у самого начала Нового Арбата их встретил заслон из двух «Камазов», больше не удалось найти в это позднее время, а за ним устроились одетые в полной экипировке омоновцы. Эти разговаривать не стали, просто открыли огонь из автоматов, хотя первую очередь они все же дали в воздух. Толпа кинулась кто по сторонам, кто просто плашмя на асфальт, но уже через несколько минут по омоновцам открыли нестройный, но довольно плотный огонь.

— Ни хрена себе, примочки! — Крикнул командир роты капитан Нестерук своему заместителю. — Мы так не договаривались. Говорили же что они безоружные!?

— Ага, зато ты сам обучал их стрелять, забыл?

— Да помню! Выучил на свою голову!