— Видите? Почти все ушли в город. Вон, остался жилец на четвертом и два… нет, три человека на втором этаже.

Судя по расположению номеров, опрашивать их обитателей не имело никакого смысла — о чем оперативник и поведал собеседнице.

Таня пожала плечиками:

— Вам виднее.

— Да, вот еше что! Тамара Степанов на говорила про «вахтенный» журнал…

— Про что говорила?

— Я забыл, как он правильно у вас называется. Такой журнал, куда вы все записываете, когда дежурите.

— А-а! Пожалуйста. — Она вытащила из-под телефонного справочника изрядно затрепанный фолиант — при ближайшем рассмотрении это оказалась обернутая в ледерин старомодная «амбарная» тетрадь. — А что вам надо?

— Не прошита, не пронумерована… — покачав головой, продемонстрировал свои познания в делопроизводстве Нечаев.

— Зачем?

— Тоже, в общем, верно.

Судя по характеру записей, необходимости в этом не было никакой: книга представляла собой скорее долговременный многоцелевой черновик, чем документ строгой отчетности.

На просторных листах, часть которых несла на себе явственные следы торопливых обедов и чаепитий, суточные сводки по населенности соседствовали со слезными обращениями старших горничных к неуловимым сантехникам. Ценные указания Тамары Степановны по разным поводам дополнялись информацией профсоюзного комитета о членских взносах и каких-то «собраниях акционеров трудового коллектива».

— Вот это место можно переснять?

— Конечно! — кивнула Татьяна. — Последнюю страницу?

— Да, сегодняшнюю. Видите — запись: «Разбудить в восемь тридцать»?

— Вижу.

— И номер указан, в котором вашу ночную покойницу обнаружили. Так?

— Да, — девушка судорожно сглотнула слюну.

— Значит, можно какой вывод сделать? Что версия с самоубийством отпадает. Однозначно! Ну, скажите, станет ли человек, задумавший покончить с собой, просить дежурного администратора о том, чтобы его с утра пораньше разбудили?

Только сейчас он заметил, что впечатлительная собеседница снова на грани обморока:

— Ох, простите…

— Значит, ее убили?

— Нет, что вы, Таня! — При других обстоятельствах он не преминул бы напустить тумана, но наученный горьким опытом предпочел ограничиться реальными предположениями. — Скорее всего, просто несчастный случай.

Шумно расползлись в стороны створки лифта, и через холл к ним проследовал носатый мужчина в очках — первый постоялец гостиницы, увиденный Денисом за время, проведенное у стойки портье.

— Добрый день!

— Здравствуйте, — Татьяна привычно приняла ключ и выжидательно посмотрела на стоящего рядом оперативника.

— Как спалось? — Человек уже собрался уходить, а ничего лучше этого вопроса Нечаев не придумал.

— Спасибо, знаете ли, что живым проснулся! Некоторым здесь повезло меньше, верно?

— А откуда вам известно, что… Прошу прощения! — Денис потянулся за удостоверением. — Я оперуполномоченный уголовного…

— Не надо ничего предъявлять! По вам и так заметно. А насчет имевших место ночью печальных событий… Врядли в этих стенах есть хоть кто-то, кто еще не в курсе — все-таки, женский коллектив. Могу идти?

— Да, конечно. А вы из какого номера?

— Двести тридцать шестой. Зовут Борис Ефимович, фамилия Котляревский. Всего доброго!

— Возможно, придется вас еще побеспокоить, получить объяснение.

— Ради Бога! Но — увы… Ничем помочь уважаемому следствию не смогу — лег рано, спал крепко.

— И все-таки, — оставил за собой последнее слово Денис. Подождал, пока мужчина поравняется с выходом на улицу, качнул головой: — Умник нашелся…

Заметив, что пара за стойкой смотрит в его сторону, напомнил о себе вахтер-ветеран:

— Татьяна! Я отойду, перекушу? Время обеденное.

— Идите, Михалыч. Только не долго…

— Мать честная! — посмотрел на циферблат Нечаев. — Точно, обед. А я же после суток.

— Здесь есть столовая недорогая рядом, на территории, — проинформировала девушка. — Вас пропустят.

— Нет, спасибо, Танечка, домой пора. Хватит на сегодня… Пойдемте-ка, снимем копию из журнала.

Через час он уже совершал опустошительный и беспощадный налет на содержимое собственного холодильника.

* * *

— Нечаев? Здорово!

От всего остального человечества дежурную часть надежно отделяло мутное пластиковое окошко. Поэтому капитан Красовский представал перед проходящими по коридору сотрудниками в виде расплывчатого серо-бежевого пятна с усами и при погонах.

Впрочем, сам он еще ни разу не обознался:

— Зайди сюда.

Денис перешагнул высокий порог и оказался в святая святых. Пожал протянутую руку:

— Привет!

— Что там — дождь на улице?

Особой проницательности для подобного умозаключения не требовалось — на плаще оперативника — ~ на плечах и спине — темнели влажные пятна, кепка тоже готова была истечь влагой при малейшем потряхивании.

— Ну, не то, чтобы сильный…

— А я, блин, зонтик дома оставил! Представляешь? — В глазах Красовского светилась искренняя убежденность в том, что окружающие просто обязаны близко к сердцу принять его беду.

— Бывает, — согласился Денис.

Сзади, по коридору, прошли в направлении своих кабинетов еще несколько сотрудников разных служб и подразделений — до начала традиционной утренней «пятиминутки» оставалось совсем немного времени.

— Что хотел-то?

— Забери, — дежурный протянул Нечаеву листок со вчерашним запросом. — Твое?

— Мое. Отправили?

— Видишь же!

Действительно, к написанному от руки тексту были за угол прикреплены плотно скатанный ролик перфорированной ленточки и желтоватый прямоугольник плотной бумаги с обрезанным краем.

— На «автомате» прошло?

— Нет, получили подтверждение.

Впрочем, это и так было ясно: внизу,

в самом конце печатного текста значилась фамилия принявшего запрос украинского коллеги.

— Класс! Спасибо. — Денис захотел поблагодарить и помощника дежурного, но приятеля поблизости не оказалось. Скорее всего, повез ночных задержанных в районный суд с протоколами по «административке».

— «Спасибо» — много. Лучше деньгами!

— Все?

— Нет, вот еще… — Капитан Красовский неторопливо перевернул назад листок рабочего календаря, за минувшие сутки плотно покрывшийся паутиной разнообразных пометок и записей. — Перепиши телефон!

— Может, потом? После совещания? — Нечаев был еще не настолько матерым оперативником, чтобы позволить себе утреннее опоздание к начальству.

— Чего ты дергаешься, юноша? — поднял глаза дежурный по отделу. — Шефа вашего все равно в управление вызвали, по поводу московской комиссии, так что «сходка» на сегодня отменяется.

— Точно?

— Абсолютно! Видел же — машины нет?

Нечаев на этот факт внимания не обратил, но на всякий случай кивнул понимающе:

— То-то я думаю… Что же, отлично!

— Так что — расслабься. — Красовский нашел, наконец, нужную пометку на календарике и придавил ее не очень чистым ногтем. — Записываешь?

— Готов.

— Двести семьдесят восемь…

Под диктовку дежурного Нечаев записал семизначный телефонный номер:

— Что это?

— Какой-то Виноградов. Зовут Владимир Александрович, представился, что из пресс-службы Главка.

— Знаю! — припомнил ночного майора Денис. — А чего хотел?

— Не сказал. Просто оставил телефон, очень просил тебя перезвонить, когда появишься.

— Понял! Спасибо.

— Я же сказал — лучше деньгами… — Красовский окончательно утратил к собеседнику интерес и принялся обстоятельно заполнять карандашом почти метровой длины формуляр установленной формы.

Нечаев, отработавший довольно продолжительное время в дежурной части отдела, знал, составление суточного отчета о результатах борьбы с преступностью и разнообразными правонарушениями требует изрядной доли фантазии, а также опыта и непременного чувства меры. Поэтому он молча прикрыл за собой дверь и отправился по коридору в сторону кабинетов уголовного розыска,