«Возраст?» – спросил он спокойно, хотя ему вовсе не надо было вводить данные в компьютер, а следовало помогать ветеринару в операционной.

«Да вот же тут все перед вами, черт побери», – не выдержал я.

«Я не вижу, где тут Абрахам…» – упрямо тянул он.

«Аберфан, черт возьми! Аберфан!»

«Ага, вот где», – равнодушно проговорил помощник, найдя наконец данные.

Кэти, стоявшая за конторкой, подняла лицо от экрана компьютера. Упавшим голосом она произнесла: «У него была эта новая паравирусная инфекция и он выжил?»

«Да, он переболел новым вирусом, но он был жив, пока вы не попались ему на пути».

– У меня была австралийская овчарка, – поделился я с миссис Эмблер.

Тут в фургон вошел Джейк с пластмассовым ведерком в руках.

– Что же ты так долго? – спросила миссис Эмблер. – Кофе стынет.

– Надо уж отмыть как следует нашу старушку Винни. – Он всунул ведерко в тесную раковину и стал энергично нажимать на насос. – Очень уж она запылилась в этих песках.

– Я рассказывала мистеру Маккоуму про Тако, – сказала жена. Она привстала и протянула мужу чашку: – Выпей, а то кофе совсем остынет.

– Минуточку, сейчас. – Он перестал работать насосом и вытащил ведерко из раковины.

– У мистера Маккоума тоже была собака, – продолжала старушка, все еще протягивая чашку. – У него была австралийская овчарка. А я ему рассказала о нашей Тако.

– Это ему неинтересно. – Джейк с женой обменялись понимающими взглядами, на которые супруги бывают такие мастера. – Ты ему про «виннебаго» расскажи. Он ведь за этим приехал.

Джейк выбрался из фургона. Я завинтил колпачок и убрал телекамеру в футляр. Старушка повернулась к плитке, сняла крошечную кастрюльку, вылила в нее кофе. Я сказал:

– Кажется, я уже все отснял, что требовалось.

Она не обернулась.

– Он Тако никогда не любил. Даже не позволял ей спать с нами. Говорил, у него ноги затекают от этого. А ведь собачка была такая маленькая, ничего почти не весила.

Я отвинтил колпачок телекамеры.

– Знаете, что мы делали в тот день, когда она умерла? Пошли за покупками. Я не хотела оставлять ее одну, а Джейк сказал, что ничего с ней не сделается. В тот день было градусов тридцать, он все таскал меня из магазина в магазин, а когда мы вернулись, собачка уже умерла. – Она поставила кастрюльку на плитку и зажгла горелку. – Ветеринар сказал, что это новый паравирус, но я-то знаю, что она умерла от сердца, бедняжечка.

Я аккуратно поставил аппарат на пластмассовый столик, высчитав направление объектива.

– Когда умерла Тако? – спросил я, чтобы женщина обернулась.

– В девяносто шестом. – Она повернулась ко мне, и я почти беззвучно нажал на кнопку. Но лицо все-таки было, как полагается, на публику: извиняющаяся улыбка, чуть сконфуженно. – Ох, сколько уже времени прошло!

Я встал, собрал свои фотокамеры и вновь сказал:

– Кажется, я все уже заснял, что требовалось. А если нет, я еще раз подойду.

– Не забудьте свой чемоданчик. – Она подала мне айзенштадт. – А от чего умерла ваша собака? Тоже от этой инфекции?

– Мой пес умер пятнадцать лет тому назад. В две тысячи тринадцатом году.

Она кивнула понимающе.

– Это была третья волна.

Я выбрался наружу. Джейк стоял за машиной, под задними окнами, с ведерком в руках. Он перехватил его в левую руку, а правую протянул мне:

– Все сняли, что надо?

– Да. Ваша жена мне вроде все показала.

Я пожал ему руку.

– Приезжайте, если вам еще снимки понадобятся. – Его голос звучал, кажется, еще дружелюбнее, откровеннее, бодрее. – Мы с миссис Эмблер всегда рады помочь средствам информации.

– Ваша жена рассказала мне о собачке, которая у вас была. – Мне хотелось, собственно, посмотреть, как эти слова на него подействуют.

– Да, жена все тоскует о собачонке, хотя уж столько лет прошло, – проговорил он с той же извиняющейся улыбкой, какую я уже видел у его жены. – Умерла от нововирусной инфекции. Я говорил, что надо сделать прививку, а жена все откладывала. – Он покачал головой. – Ну, это не ее вина, конечно. Вы ведь знаете, кто виноват в том, что эта инфекция распространилась, не так ли?

Это я знал. Виноваты были коммунисты; не важно, что и у них все собаки поумирали. Он бы на это ответил, что просто комми в конце концов не справились со своей химической волной, а вообще-то всем известно, что они собак терпеть не могут. А может быть, виноваты были японцы, хотя навряд ли, ведь старик постоянно имел дело с туристами. А может, демократы либо атеисты – что бы он ни сказал, это будет стопроцентно подлинное, точное выражение человека, который водит подлинную машину «виннебаго», – только мне не хотелось все это выслушивать. Я прошел к своей машине и бросил айзен на заднее сиденье.

– А вы знаете, кто на самом деле убил вашу собаку? – крикнул он мне вслед.

– Да. – Я залез в машину.

Я ехал домой, пробиваясь сквозь армаду красных автоцистерн-водовозов, которым наплевать было на автодорожные камеры, и думал о Тако. У моей бабушки была чихуахуа. Ее звали Пердита. Подлее собаки на свете не было. Вечно пряталась за дверьми, чтобы тяпнуть меня посильнее за ноги. И бабушку она тоже грызла. Какая-то у нее была болезнь – чего-то ей не хватало, и оттого она делалась все злее, если это было вообще возможно.

Ближе к концу она даже бабушку не терпела возле себя, а та никак не соглашалась усыпить ее и ласково заботилась о ней, хотя ничего, кроме злости, собака к бабушке не питала. Она и до сих пор портила бы ей жизнь, если бы не налетела новая волна вируса.

Интересно, какой на самом деле была Тако, эта удивительная собачка, которая умела якобы различать зеленый и красный цвета светофоров? Действительно ли она умерла от упадка сердечной деятельности? И каково было пережить это Эмблерам, которые теснились в своем фургончике (150 кубических футов) и упрекали друг друга, не понимая собственной вины?

Приехав домой, я сразу позвонил Рамирез и без предисловий, как обычно делала она, сказал:

– Мне нужно одно досье.

– Хорошо, что ты позвонил. Тебя вызывает Гуманное Общество. Послушай, а что, если назвать твою историю «виннебаго и виннибаги» и развить эту тему? Есть такое племя индейское. Кажется, в штате Миннесота… Да, а какого черта ты не на губернаторской конференции?

– Домой приехал. Что нужно Обществу?

– Они ничего не сказали. Потребовали твое расписание. Я сказала, что ты сейчас в Темпе у губернатора. А досье это с твоей историей связано?

– Да.

– Ну, так ты не говори, в чем дело, прежде чем начнешь писать. Нашей газете никак нельзя конфликтовать с Обществом.

– Нужно досье Кэтрин Поуэлл. – Я продиктовал фамилию по буквам.

Рамирез повторила фамилию и спросила:

– Это как-то связано с историей, которая Общества касается?

– Нет.

– А с чем? Я ведь должна как-то заполнить требование на получение этих сведений.

– Напиши, что это материал для фона.

– Фон для истории «виннебаго»?

– Да, фон для истории «виннебаго». А когда можно получить?

– Как выйдет. А когда ты объяснишь мне, почему не явился на губернаторскую конференцию? Да и в Тальесин не поехал. Господи Боже, придется мне звонить в «Республику» и просить поменяться телекадрами. Они, конечно, будут счастливы получить снимки вышедшей из употребления машины для отдыха. У тебя готовы фотографии? А зоопарк ты поснимал?

– Да. Я сделал видеофотографии, снимал телекамерой, снял виды и обстановку. Даже айзеном воспользовался.

– Так пришли все не откладывая, пока я буду наводить справки о твоей стародавней привязанности. Я не слишком многого прошу? Не знаю, сколько мне потребуется времени на поиски. Об Эмблерах я собирала материал два дня. Тебе все нужно – и фото, и документы?

– Нет, только резюме. И номер телефона.

Она опять отключилась, не попрощавшись. Если бы телефоны до сих пор изготовлялись с трубками, Рамирез прославилась бы тем, что бросает трубку. Я отправил в газету по факсу видео– и телеснимки и фотографии, сделанные айзенштадтом, а затем вставил ролик кадров айзенштадта в проявитель. Мне все-таки было любопытно посмотреть, что этот аппарат наснимал, хоть он и норовит оставить меня без работы. По крайней мере в нем применялась высококачественная пленка, а не та дрянь, которую суют в видеокамеры. На композицию он, конечно, не способен и навряд ли может чередовать снимки спереди и сзади, но в некоторых условиях он, пожалуй, мог сделать такую фотографию, которая мне была бы не по силам.