— Видимо, заприметил он тебя сразу, уж что-что, а демоническая кровь позволяет делать выбор практически мгновенно, но вот с покорением твоего сердца не вышло. — Еще один тяжелый вздох и горькое: — Ты, пойми, Стасенька, он маг, гонор, самомнение, уверенность зашкаливают, такой с букетами бродить за тобой не станет, и стихов не расскажет, и воспитанию не поддается, мужик-то матерый, тертый, состоявшийся. А кровь взыграла, страсть вспыхнула, и желаемое завсегда получать привык. Вот и разыграл он всю эту ситуацию с зельем-то приворотным.

Я ахнула.

— Не ожидала? — усмехнулась Доминик. — Вот и Аллиночка не раскусила сразу.

Из угла раздались сдержанные рыдания.

— Ты, Григорьева, вспомни-то, как все было, неужто матерый мужик и не ведает, какое зелье все молоденькие ведьмочки в совершенстве осваивают? Да вас глухой ночью разбуди — так сварите и не ошибетесь же.

И я запоздало понимаю, что Доминик права, по всем пунктам права.

— Аллиночку он взглядом запугал, — продолжила директриса. — Вас спровоцировал, да знатно так, и главное, тут уж не подкопаешься — официально мужику был нанесен магический вред, вредителю и расплата светит, оттого и не могу защитить я тебя, Стасенька. Ни защитить, ни прикрыть, ни от судьбы печальной избавить, ведь знамо дело — год-два, да и натешится Тиаранг.

Тут и стало мне плохо совсем и окончательно. Стою посреди кабинета директорского, от любимых преподавательниц только всхлипы и слышатся, и сама Доминик смотрит так, что реветь в голос хочется.

— Так оно, Стасенька, — тяжело вздохнула директриса, — блуд это, узаконенный. Ты пойми — коли бегал бы он за тобой да покорял сердце твое девичье — пострадала бы его гордость непомерная, да и коллеги не поймут, у боевых магов-то брутальность в чести, в их домах женщина глаз от пола не поднимает, перечить не смеет, волю мужа исполняет в точности. Это, девочка моя, своя культура, особая, нам ее ни понять, ни принять. Так вот, недосуг ему бегать за тобой, да и любви нету ни капелюшечки, а страсть, знамо дело, быстро проходит. Вот и закон таков — коли кто приворотом привлек мага, так тому и быть с магом, покудова приворот не пройдет, дабы мужчинко не мучился.

Стоит ли удивляться — заревела я как миленькая, в унисон с Аллиночкой.

— Добро пожаловать во взрослую жизнь, Григорьева, — мрачно произнесла Феоктилла, разрезая конверт ножом для бумаги. — Здесь страшно, грязно, мерзко и нет выбора.

Я вытерла слезы и реветь перестала. А потом, не выдержав, спросила:

— Почему они нас закрывают?

Директриса вздохнула да и продолжила:

— Добро, Стасенька, оно завсегда злом оборачивается. Ты понимаешь, все студенты магических учебных заведений получают высокую стипендию и выходное пособие по завершении обучения. Так вот, у ведьмочек, так уж сложилось, стипендии-то самые и высокие, и школы наши по площадям совсем не маленькие, а государству мы особо-то и не выгодны, ему армия нужна, маги-артефакторы, маги-изобретатели… А мы-то, почитай, только простому люду и служим… Вот и была поставлена задача — сократить до минимума как количество ведических школ, так и число студенток.

Потрясенно смотрю на Доминик, та грустно улыбнулась. Затем сказала:

— Мы, Стасенька, первые, но далеко не последние, так теперь везде будет.

— А с нас-то почему начали? — не выдержала я.

— А потому что, — вставила школьная язва Феоктилла, — кое-кто, не будем указывать пальцем, излишне добренький был, вследствие чего неуспевающих не отчисляли да и набирали в школу всех подряд, а в итоге каждый год мы были вынуждены добавлять вам баллов при аттестациях! За то и расплачиваемся — по результатам тестирования положенную программу не знает никто, ведь все предметы постоянно упрощали, дабы самые отстающие тоже справлялись. В итоге и наши одаренные ученицы на уровне ниже среднего!

Это правда, порой и учить лень было, точно знали, что преподавательницы пожалеют и двойку не поставят. Так, а теперь-то что?

— И что с нами будет? — шепотом спросила я.

— Могу точно сказать, что ждет тебя, — хмыкнула Феоктилла. — Много секса, мало уважения, часто произнесенное «заткнись, женщина», учеба в АБМ, где абсолютно все будут знать, почему ты спишь в апартаментах ректора, и жалеть не тебя — его, великого мага, которого подло подвергла привороту какая-то выскочка, ведь, по мнению боевиков, все мы, ведьмы, сосуд гнусного женского коварства, и никак иначе. Зато возрадуйся — деток он тебе не сделает, ты не его формат идеальной жены, Григорьева. Но как наиграется да пресытится, так и ночевать у него перестанешь. Вот только учеба в академии боевиков для тебя хуже преисподней будет, это уж как пить дать. И выйдешь ты из нее с таким аттестатом, что его проще будет выбросить, чем предъявить для получения работы. Опять же, репутация твоя станет более чем пугающая, и…

— Заткнись! — грубо приказала Доминик.

Я испуганно вздрогнула — просто не повышала директриса никогда голоса, а тут… Но и Феоктилла заткнулась мгновенно.

— Не будет такого, — уверенно сказала руководительница нашей школы.

— Мы по закону обязаны выдать ее Тиарангу! — воскликнула Феоктилла.

— Обязаны, — совершенно спокойно согласилась Доминик и открыла ящик своего стола. — И мы вот совсем, ни капельки не можем ей помочь.

На стол один за другим легли — мешочек с монетами, билет на летучий экспресс, документы на явно не мое имя, я даже отсюда это видела, и плащ-невидимка, тщательно упакованный.

— И мы, — продолжила Доминик, — никогда не сможем дать ей денег, обеспечить побег и устроить подложные документы, это ведь преступление и нарушение закона, а мы очень законопослушные ведьмы и всегда соблюдаем их кобелячие законы!

До меня медленно, но верно начало доходить…

— И никогда не расскажем, что она сможет отправиться в деревеньку Грибовка, к ведьме Ульяне, у которой есть лицензия на право взять себе ученицу, выучить ее и выпустить в свет со вполне пристойным ведьминским дипломом.

Затаив дыхание, смотрю на Доминик и понимаю, что мне действительно помогут. Точнее, даже уже помогают!

— Угу, — Аллиночка вновь всхлипнула, — а еще мы вообще не откроем сейчас окно, никак совершенно, ведь устраивать побег преступницы — это противозаконно.

И все присутствующие посмотрели на меня — совершенно сухими требовательными взглядами, в которых отчетливо читался приказ.

— А я совсем, вот ни разу ни при разу, не люблю всех вас! — выдохнула я.

Доминик улыбнулась, молча указала на стол, Аллиночка — на часы. Торопливо подбежав к директрисе, я все забрала, плащ распаковала и надела, не удержавшись, обняла Доминик и остальных преподавательниц, после распахнула окно — и увидела летающего совсем рядом двухголового дракона.

— Прыгай, поймает, — шепотом сказала Доминик.

Я забралась на подоконник, в последний раз оглянулась на ставших родными наставниц и сиганула в темноту глухой ночи.

Полет!

Свободный, стремительный, и я раскинула руки, словно хотела обнять весь мир, и даже не вскрикнула, когда Горыч перехватил поперек туловища.

— Здоров, Стаська, — хрицлым рокотом поздоровался он.

— Здоров, Горыч, — шепотом ответила я.

— Летим-то куды? — вопросил он.

— Для начала на гору, — попросила я.

— К Фильке?

— К нему самому.

И мы полетели, рассекая облака под тусклым светом заходящей луны. Здорово было, и словно все проблемы разом отступили…

Филимон Филипыч жил на вершине горы и был самым что ни на есть лучшим в мире светляком. Мы вообще его всей школой очень любили, особенно когда по осени он с туманом спускался в долину, опоясывая гору ручейком магического света… Красотень. Мы тогда были готовы сидеть на крыше всю ночь, только бы досмотреть до самого конца спуска. А еще Филипыч являлся ближайшим источником света, так что мне прямой путь к нему был.

Долетел Горыч быстро, тут всего ничего лететь было, опустил меня прямо у входа в пещеру и гаркнул: