– Прекрасно знает, и, похоже, ему на это наплевать.

– А, это у него запросто. Я помню, как он в детстве доставал наставника вопросами «А почему так надо?». Если какое-то правило не было логически мотивировано, он его не понимал. Хотел бы я с ним сейчас увидеться, посмотреть, какой он… Наверное, здорово изменился. Я слышал, он даже смеяться научился.

– Да он совершенно нормальный мужик. С приветом немного, но мне понравился.

– Еще бы тебе не понравился! Ты сам с большим приветом, тебе и люди такие нравятся. А твоя подружка, она тоже с приветом? Амарго что-то там говорил насчет ненормальной переселенки… Она правда переселенка?

– Абсолютно точно. Переселенка, и с огромным приветом. Я ее обожаю.

– А как она в постели?

– Как тебе сказать… У нее других мужчин не было, я первый, так что… как я научу, так и будет. А вообще она совершенно свободна в этом смысле и начисто лишена предрассудков. Ее ни на какие новшества не надо долго уговаривать, она все принимает.

– А как у нее насчет «неподобающих поз»?

– У нее такого понятия нет. А что, у тебя с этим какие-то проблемы?

– Да вот, Эльвира как-то упомянула это выражение… в том смысле, что Шеллар ее трахал в неподобающих позах… И я теперь ума не приложу, какие же именно она считает неподобающими, чтобы ненароком не предложить и не обидеть. Тебе смешно, а мне уже надоело все время в одной и той же.

– Так спроси у нее, у тебя что, языка нет? Или опять боишься обидеть? Я бы у Жака спросил, но он же меня не так поймет.

– Я бы ее спросил, но она на эту тему не любит разговаривать. Я имею в виду, о короле. Ей неприятно это вспоминать. Хоть иди и у него самого спрашивай.

– А что, спроси, – засмеялся Кантор. – Прикинься привидением… А вот и Мафей.

Маленький эльф вышел из телепорта, огляделся и спросил:

– А почему вы в темноте сидите?

– Просто не заметили, как стемнело, – улыбнулся Пассионарио. – А что, сделать немного света? Его могут и увидеть.

– Я сам сделаю. На минуточку, чтобы Диего посмотрел рисунки. А потом уберем, чтобы не увидели, – пообещал Мафей и создал небольшой светящийся шарик. Когда на площадке стало более-менее светло, он протянул Кантору два листа с рисунками. – Вот, смотри.

– А мне можно? – полюбопытствовал Пассионарио.

– Можно, – кивнул Кантор, разглядывая свой портрет. Получилось очень похоже, хотя, на его взгляд, слишком сурово. Плотно сжатые губы и строгий холодный взгляд, бесстрашный и безжалостный. Воин. – Разве я такой? – спросил он, и Мафей ответил:

– Не совсем. Это та из твоих личностей, которую ты считаешь собой, хотя на самом деле ты что-то среднее. А вот это – тот, кого ты называешь «внутренним голосом».

Кантор взглянул на второй лист и тихо обомлел. Это был тоже он, но совсем другой. Отчаянно-веселые глаза с этакой лихой чертовщинкой, ослепительная улыбка – прежняя, какой она была до того… И длинная челка. Бард.

– Потрясающе! – засмеялся за его спиной товарищ Пассионарио. – Мафей, ты гений. Как ты это рассмотрел?

– А разве ты сам не видишь? – удивился Мафей.

– Да я никогда не смотрел. Я-то просто все о нем знаю… Кантор, а ты что молчишь?

– Спрячь его где-нибудь, – сказал Кантор, не отводя глаз от рисунка. – Чтобы его никто никогда не увидел. И никому не говори.

– Это так важно? – удивился Мафей и погасил шарик. – Хорошо. Не скажу. Давай, я спрячу.

– А подари мне, – попросил Пассионарио. – Кантор, можно я их себе возьму? Я никому не покажу, только Амарго.

– Ты что, полный придурок? – рассердился Кантор. – Чтобы Амарго мне за это яйца оторвал?

– За что?

– За то, что я засветился. Ему же не докажешь, что не виноват… Хотя, впрочем, если ты с ним помиришься, то показывай, потерплю… – он весело хихикнул. – За короля и отечество…

– Разумеется, – пообещал идеолог. – Если не помирюсь, то и показывать не буду. Ну что, пожелать тебе спокойной ночи, или это будет звучать, как издевательство?

– Постой, – спохватился Кантор. – А ты когда видел Шеллара, заглядывал в него?

– Не помню, – пожал плечами Пассионарио. – А что?

– Да мне интересно, что же это у него за свет такой.

– Не припоминаю. Может, еще как-нибудь увижу, посмотрю.

– Тогда и тебе спокойной ночи, – усмехнулся Кантор и кивнул Мафею. – Мне к Ольге. А вы общайтесь… господа эльфы.

Ольга поставила на полку последнюю чистую тарелку и с облегчением плюхнулась на табурет.

– Теперь можно и закурить. Терпеть не могу мыть посуду.

– Я догадывался, – усмехнулся Жак, вытирая руки полотенцем. – Потому и остался тебе помочь. А то бы ты ее так и оставила, поскольку хозяйственное настроение у тебя закончилось.

– Закончилось, – согласилась Ольга. – Но посуду я бы все равно помыла. А то даже неудобно, вечно как Диего приходит, у меня в доме полный бардак.

– Да он у тебя всегда, – засмеялся Жак. – Я имею в виду, бардак у тебя всегда, кто бы к тебе ни приходил. В субботу тут у тебя убирался лично его величество.

– Здесь был король? – ужаснулась Ольга, вспомнив, в каком виде оставила квартиру, собираясь на битву. – В этом свинюшнике?

– Ага, – довольно ухмыльнулся Жак. – Они с Элмаром ждали здесь твоего Диего, чтобы с ним потолковать о делах, и заодно немного прибрали тут у тебя. Его величество сложил в шкаф твои вещички, а его высочество помыл часть посуды. Причем он был страшно возмущен, что король сподвигнул его на такое низменное занятие, и заявил, что в следующий раз возьмет с собой пару слуг.

– Ой, стыдобища… – Ольга немедленно представила себе, как его величество с любопытством изучает покрой ее кружевного лифчика, который, это она точно помнила, валялся на столе вместе с чулками.

– Что, вещички были интимного характера? – хихикнул Жак. – Да ладно, что ты, короля не знаешь? Он, наверное, еще и изучил, как они сшиты и из чего сделаны. Ему страшенно понравилось, он даже задумался, как бы ввести это дело в моду среди своих придворных дам. Хотя, впрочем, теперь это уже, наверное, не актуально, раз он женится.

– Жак, а на ком он женится? – спросила Ольга, которая всерьез опасалась выслушать еще одно предложение от его величества, на этот раз на полном серьезе, и теперь уж точно обидеть его повторным отказом.

– Откуда я знаю? Он еще сам не знает, и, кстати, в полной растерянности по этому поводу. Сегодня, к примеру, страшно сокрушался, какой он лопух, что прозевал тебя. Купился на всю эту фигню насчет проклятия, уши развесил, а теперь поздно локти кусать, ты вроде как не свободна. Ольга, а у тебя с этим знойным кабальеро – насколько серьезно?

Ольга пожала плечами.

– Это зависит от того, насколько у него серьезно со мной.

– Ну ты даешь! – удивился Жак. – Ты еще сомневаешься? Ты вообще знаешь, что он только из-за тебя ввязался в сомнительную авантюру его величества с побоищем на банкете? Где его чуть не убили, кстати? Он пошел туда только потому, что его попросил Элмар, а он твой друг. А не будь Элмар твой друг, послал бы его наш мистралийский товарищ куда подальше вместе с его величеством и их хитрыми комбинациями. Но вообще-то речь шла не о том. Ты-то сама как к нему относишься?

– Хорошо, – кратко ответила Ольга, не желая вдаваться в подробности. Кому какое дело, что между ними есть и чего нет. Кому какое дело до того, как она ждала его эти три дня, каждый день и каждую ночь, и понедельник, и вторник, и среду, хотя и знала, что он должен приехать только в пятницу… И как страшно даже подумать о том, что завтра он уедет, как всегда, рано утром, подхватившись спросонок, хватая свои вещи впопыхах и крича, что он проспал и опаздывает, и опять пропадет почти на луну… а то и насовсем. Может ведь быть и такое.

– А насколько хорошо? – не отставал Жак. – Вот, к примеру, меня беспокоит вопрос: если с ним что случится, ты не решишь в очередной раз, что сказка кончилась… и тому подобное?

– Прикуси язык! – потребовала Ольга, по-прежнему не желая признаваться, что проницательный королевский шут очень точно попал по самому больному месту, безошибочно угадав именно то, чего она больше всего боялась. – И не смей больше говорить таких вещей! А напоминать мне о сказке, которая кончилась, некрасиво и… жестоко.