– Открыть не получится, он же не ключом открывается, а заклинанием. Тем более, раз его эльф надел, вряд ли человек снять сможет. Ты сам пробовал разобраться?

– Конечно пробовал. Не разобрался.

– Ну, я тем более не смогу. И Рико не сможет, он в магии не силен, он по обычным замкам. Это тебе что, так обрубили концы, чтобы с магией не баловался и к Эльвире не шастал?

– Ну да. Папа сказал, что без наставника соваться в магию нельзя, что я себя погублю, и что неужели я не могу потерпеть несколько лет, это же так недолго…

– Эльфы! – засмеялся Кантор. – Что для них несколько лет!

– Может, насчет магии он и прав, она никуда не денется, у меня жизнь тоже, скажем так, не короткая… Но Эльвира-то ждать не будет! Вернее, она будет ждать, но сегодня вечером, а не несколько лет! Кантор, прошу тебя, придумай, как эту дрянь можно снять. Конечно, я возьму тебя с собой, я для этого и взял тебя в свою охрану, если честно. Я же не знал, что мне такую пакость устроят, и кто – родной отец! Хотя, чего я от него хочу, он и так чересчур заботлив для эльфа. Я уже и пилить пробовал – не пилится.

– Конечно, не пилится! Тоже мне, маг! Полиарг надо пилить специальным заколдованным напильничком. – Кантор снова осмотрел браслет, прикидывая, подойдет ли в данном случае второй способ, и уточнил: – А тебе его надо будет назад надеть, или фиг с ним?

– Лучше бы, конечно, надеть, а то еще Амарго увидит и папе настучит, а тот на меня что-нибудь понадежнее напялит. Но если иначе нельзя, фиг с ним. Снимай. Сможешь?

Кантор посмотрел на шефа, который с отчаянной надеждой заглядывал ему в глаза, и предупредил:

– Будет больно.

– Очень?

– Достаточно. Надо вынуть палец из сустава. Стерпишь? А то ведь, если закричишь, сбегутся все твои орлы с доном Аквилио во главе, и ой, что будет…

Пассионарио беспомощно огляделся по сторонам, как бы ища место, где можно спрятаться, чтобы его крика не услышали, затем решительно махнул рукой.

– Снимай.

– Ну, смотри, – согласился Кантор. – Не ной потом.

Он запер дверь изнутри, тоже оглядел комнату и кратко приказал:

– Снимай ремень.

– Зачем?

– Сложи вчетверо и возьми в зубы. Чтобы не кричать. И сядь на пол… нет, лучше ложись на кровать.

– Зачем на кровать?

– Чтобы не грохнулся об пол, если вдруг сознание потеряешь. И еще, у тебя выпить что-нибудь есть?

– Есть. Ты выпить хочешь?

– Нет, это ты выпей. Сколько сможешь.

Пассионарио послушно достал из-под кровати сундучок, добыл из него флягу и честно отпил, сколько смог.

– Пей еще, – посоветовал Кантор. – Чем больше, тем лучше.

– Ты что! – еле выдохнул шеф, пряча флягу на место. – Я же… Ты разве никогда не видел меня пьяным?

– Видел, и не раз. Ничего страшного, до вечера проспишься, а вечером пожуешь кофейных зерен, и нормально.

– Это ты, наверное, видел до того, как ко мне вернулась Сила. А после того ни разу не видел? Полжизни потерял. Нельзя мне пить. Я, как напиваюсь, начинаю такое чудить… Вся база сбежится, не только охрана.

Он лег на кровать, зажал в зубах сложенный вчетверо ремень, как было велено, и протянул руку.

– А теперь – терпи. – Кантор присел рядом, крепко взял его за кисть, зажав запястье между коленями, чтобы не вздумал отдернуть, и быстрым рывком вывихнул большой палец. Пациент дернулся и отчаянно замычал, вцепившись второй рукой в край кровати. – Терпи, терпи, это недолго, – стал заговаривать его Кантор, быстро стягивая браслет. – Молчи, не вздумай бросить ремень, терпи, ты мужчина. Только не кричи, а то кто-то прибежит. Все, уже снял. Теперь последний раз терпи, на место вставлю. – Он еще раз рванул палец, вправляя вывихнутый сустав, и отпустил руку. – Все, готово. Молодец. Можешь вставать.

Пассионарио немедленно сел, одним движением, так же, как спрыгивал со стола. Выплюнул искусанный ремень, обхватил пострадавшую руку здоровой и прижал к груди, продолжая тихо стонать.

– Ничего, – усмехнулся Кантор. – Тебе и хуже приходилось. И конечности ты ломал, и били неоднократно. Ты всегда так бурно это переживал?

– Когда как, – простонал вождь и идеолог и отпустил руку, чтобы вытереть выступившие слезы. – Но меня давно никто не бил. Я уже отвык. Спасибо, Кантор.

– На здоровье, – Кантор щедро улыбнулся и развел руками. – Ну, как ты? Колдовать сможешь?

– Этой рукой – нет. Но телепорт можно кастовать одной, так что, все в порядке. Ты что, так и снимал наручники? Сам себе вот так выламывал пальцы?

– Если не получалось открыть замок, – пожал плечами Кантор.

– Ты даешь…

– Знаешь, когда жить хочется, что угодно сделаешь. Некоторые и летать начинают.

– Намек понял. Ты вот что… приходи, как стемнеет, и отправимся.

– Отсюда? Ты в своем уме? Что про нас с тобой подумают? Давай где-нибудь в другом месте встретимся.

– Хорошо, – Пассионарио улыбнулся сквозь слезы, представив себе, что про них действительно подумают, если новый охранник останется у него в комнате на ночь. – Тогда приходи в малинник, что на восточной стороне базы. Знаешь?

– Знаю, – кивнул Кантор и протянул ему браслет. – На, возьмешь с собой. Покажи Мафею, может, он разберется, как его открывать, покажет тебе, и будешь его надевать и снимать, когда захочешь. А если Мафей не разберется, попроси, пусть Жаку покажет.

– Жак – это кто? – уточнил Пассионарио.

– Он знает. Это его приятель. Интересный парень, немного вор, немного маг, немного алхимик… а официально – бард.

– Думаешь, разберется?

– Пусть попробует. Он раньше был неплохим вором, может разберется. А нет, так нет. И, между прочим, в Ортане сходи в магическую лавку и купи себе напильничек. Чует мое сердце, что он тебе понадобится.

– Хорошо, – кивнул Пассионарио и снова вытер глаза. – Так и сделаю. Кантор, ты иди пока… встретимся вечером. А сейчас я прилягу немного, что-то мне нехорошо. Не надо было мне пить…

Кантор посмотрел на его жалобную физиономию и усмехнулся.

– Женщины! – философски заметил он. – Чего только не делают мужчины ради них…

Потерпевший принц поднял на него глаза, которые сразу почему-то загорелись вдохновением, и сказал:

– А разве они того не стоят? Кантор, скажи? Разве они того не стоят?

Кантор хотел что-то сказать по этому поводу, но не смог. Слова застряли в горле, а внутренний голос решительно произнес:

Посмей только сказать какую-нибудь гадость! Удушу!

Так что Кантор неопределенно покивал головой и ушел.

– Что ж ты так кричишь… – прошептал Кантор в промежутках между поцелуями. Ольга в последний раз вздрогнула в его объятиях и простонала:

– Так ведь хорошо…

Ответ был вполне логичный, и уточнения, в общем-то, не требовались, но он все-таки уточнил:

– А тебе хочется кричать, когда тебе хорошо?

– Не знаю… само получается… А тебе мешает?

– Наоборот, возбуждает. Я тебя обожаю.

– Я тебя тоже.

– А правда здорово?

– Еще бы…

– Вот видишь. А ты – на кровать, на кровать…

– Ну, на кровати тоже неплохо.

– Но на столе же интереснее.

– Тебе, может, интереснее. А мне и там, и там интересно.

– Ну что, еще раз, или перекурим?

– Перекурим и выпьем кофе. Я хочу кофе.

– А варить опять мне?

– Хочешь, я сварю. А ты вытри стол.

– А зачем его вытирать? Он и так чистый. Если тебе кажется, что грязный, вытри сама. А я посмотрю, кто там у нас в гостях.

– В гостях? – Ольга поспешно разжала объятия и одернула подол платья. Вернее, это она называла сей предмет платьем, а у Кантора для него названия не нашлось. У платьев не бывает такого короткого подола, а корсетом его назвать тоже было нельзя, поскольку какой-никакой подол все же присутствовал. – У нас в комнате кто-то есть?

– Да, кто-то пришел телепортом, пока мы трахались.

– И ты не сказал?

– Я боялся, что тебе это помешает.

– А тебе не мешает?

– Что ты, только возбуждает.