сти от того языкового материала, с которым оно сталкивается и

который в той или иной мере, но обязательно при этом принимает

участие в его конституировании. Иными словами, каждый текст

(при общей текстуализации мира текстом может быть и новая

жизненная ситуация, прочитывая которую, индивид может счесть

для себя необходимым сменить форму ролевого поведения, чтобы

вписаться в другие условия -- нормы существования) предлагает

воспринимающему сознанию определенную речевую позицию, тем

или иным образом конституирующую его воображаемую связ

ность и целостность.

Именно из этого исходил Истхоуп, предлагая свое объясне

ние отличия модернистского романа от реалистического: "Роман

по мере того, как он выстраивает нечто связно воспроизведенное

-- характер, рассказ или "то, что происходит", -- обеспечивает

позицию для говорящего субъекта (теперь уже читателя) как

субъекта высказывания; по мере того, как он участвует в процес

се конструирования -- через язык, стилистические эффекты с

целью создать ощущение характера, через повествование, -- он

порождает читателя как субъекта акта высказывания. Решающим

является тот факт, что в классическом реалистическом романе, где

высказывание выдвигается на первый план за счет акта высказы

вания, читателю предлагается позиция субъекта высказывания, в

то время как позиция субъекта акта высказывания отвергается.

Модернистский же текст, нацеленный на демонстрацию процесса

своего собственного акта высказывания, разрушает стабильность

читателя как субъекта высказывания-результата" (130, с. 137).

Нельзя утверждать, что Лакан предложил целостную про

грамму теоретической аннигиляции понятия субъекта -- в этом

отношении, как мы видели, он был лишь одним из первых, кто

пошел по этому пути, -- более молодые поколения постструкту

ралистов были гораздо решительнее в этом вопросе. Специфика

позиции Лакана заключается в том, что он выступил еще на фоне

экзистенциалистской парадигмы мышления с ее постулатами

нравственного выбора и индивидуальной ответственности челове

ка, парадигмы, которая в своей основе оставалась в рамках

81

ОТ ДЕКОНСТРУКТИВИЗМА К ПОСТМОДЕРНУ

(следуя французской культурной традиции) картезианского пред

ставления о субъекте и его "Я" (например, "психоаналитический

экзистенциализм" Сартра). Эта традиция рассматривала индиви

да как рационально и сознательно действующее лицо, как автора

своих поступков, способного понять причину своего действия.

Таким образом, она была твердо укоренена в философии авто

номности существования индивида и рациональности выбора.

Дебиологизация фрейдизма

Для Лакана же собственно

не существует грани между "Я"

и обществом, поскольку, с его

точки зрения, люди становятся

социальными существами лишь с усвоением языка, так как имен

но язык якобы и конституирует нас как субъектов. В отличие от

Фрейда, хотя и исходя из него, Лакан пытался дебиологизиро

вать человеческое сознание, утверждая, что биология всегда ин

терпретируется субъектом, будучи преломленной через язык, по

этому для французского ученого не существует тела до и прежде

языка. В этом отношении он четко демонстрирует свою исходную

панъязыковую установку, характерную для структурализма и

постструктурализма. Как пишет по этому поводу Саруп, "можно

было бы сказать, что, сместив все определения с биоло

го-анатомического уровня на символический, он (Лакан. -

И. И.) показал, как культура накладывает свой смысл на анато

мию" (261, с. 8).

Несомненно, что Лакан в известной степени дебиологизиро

вал учение Фрейда, переведя его в символический план, который

он рассматривал как проявление культуры; однако, на мой

взгляд, не следует и преувеличивать значение и кардинальность

этой тенденции, здесь он развивался в русле широкого неофрей

дистского течения, был одним из самых ярких его представителей,

и пусть в ослабленной форме, но все равно за пределы общей

пансексуальной направленности современной западной мысли он

не вышел, а как раз наоборот, в значительной степени способст

вовал своим авторитетом укреплению и распространению этой

столь влиятельной тенденции.

И дело не в том, что он резко отрицательно относился не

только к бихевиористским психологам, к которым он относил

также и И. Павлова и Б. Ф. Скиннера и американских эгопси

хологов Э. Фромма и К. Хорни, а в том, что он критиковал,

особенно двух последних, за непонимание истинного смысла

Фрейда, за то, что они якобы разбавили и смягчили его идеи о

82

ГЛАВА II

бессознательном и детской сексуальности. Лакан всегда был и

оставался верным сторонником фрейдизма, использовал его кон

цепции и терминологию, хотя, разумеется, и кардинально их пере

осмысливая. Как это, впрочем, делают и все современные неоф

рейдисты, стремящиеся уйти от жесткого детерминизма позитиви

стского пафоса Фрейда, характерного для познавательной пара

дигмы начала XX в. И главное отличие Лакана от Фрейда со

стоит в том, что он его переосмыслил с позиций лингвистического

подхода ко всем явлениям культуры, с той позиции лингвистиче

ского мышления, которая и составляет самую характерную черту

социальных (и прежде всего гуманитарных) наук второй полови

ны XX в., придавшую специфический оттенок современному за

падному сознанию.

И панъязыковость позиции Лакана, разумеется, резко отли

чает его от Фрейда. Здесь Саруп несомненно прав, когда пишет:

"Его теория языка такова, что он не смог бы возвратиться к

Фрейду: тексты не могут иметь недвусмысленного, изначально

девственного смысла. С его точки зрения, аналисты должны не

посредственно обращаться к бессознательному, и это означает,

что они должны быть практиками языка бессознательного _

языка поэзии, каламбура, внутренних рифм. В игре слов причин

ные связи распадаются и изобилуют ассоциации" (261, с. 9).

Последние заявления Сарупа как раз и проливают свет на

тот факт, почему Лакан -- психолог, начинавший свою деятель

ность как психиатр, оказал столь значительное влияние на совре

менную теорию искусства. Это нас возвращает к тому тезису,

который был высказан в первой главе, об особой роли художест

венного творчества, и в первую очередь литературы, практически

для всех областей современного научного знания, увидевшего в

художественном постижении мысли не только особую форму зна

ния, но и специфический метод познания, который может быть

взят на вооружение самыми различными естественными науками,

такими как физика и химия, и даже такими логически строгими,

как математика. Недаром среди математиков столь часть! выска

зывания о глубинном родстве высшей математики и поэзии. Осо

бенно часто такие сравнения возникают, когда речь заходит об

интуитивизме, -- философском направлении в математике и логи

ке. Любопытно, что и сам Лакан, особенно в последних своих

работах, вернее было бы сказать, в своей манере письма, пытался

соединить математическую логику и поэзию и выразить концеп

ции бессознательного в терминах математических высказываний,

называя их "матемами". В целом же необходимо отметить, что

83

ОТ ДЕКОНСТРУКТИВИЗМА К ПОСТМОДЕРНУ

его теории в основном основываются на открытиях структурной

антропологии и лингвистики, недаром такое значение для него

всегда имел Леви-Стросс. В частности, вслед за Леви-Строссом,

он рассматривал эдипов комплекс как поворотный пункт в гума