таковая приобретает смысл в терминах субъекта, поскольку

лишь с этих позиций можно рассматривать "в качестве отправ

ного пункта формы сопротивления против различных форм вла

сти" (там же, с. 211), при этом "в любой момент отношение

власти может стать конфронтацией между противниками" (там

же, с. 226). По этой же причине Фуко отвергает мысль, "что

существует первичный и фундаментальный принцип власти,

который господствует над обществом вплоть до мельчайшей

детали" (там же, с. 234).

Еще более решительную позицию теоретического

"оправдания субъекта" Фуко занял в двух своих последних

работах "Пользование наслаждениями" (1984) и "Забота о

себе" (1984) (204, 201). Естественно, что это "оправдание

субъекта" имеет смысл лишь в общей перспективе как творчест

ва Фуко, так и общей эволюции постструктурализма, и его не

следует преувеличивать. Тем не менее вопрос о "сопро

тивляемости", "резистентности" субъекта действию властных

структур общества -- это уже проблема полемики 80-х гг., в

частности, Саруп как раз и упрекает Фуко в том, что

"концепция резистентности у него остается неразработанной"

(350, с. 93), хотя справедливости ради следует отметить, что он

практически не касается работ Фуко 80-х гг. Возможно, она и

в позднем творчестве Фуко не получила достаточно удовлетво

ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ Возможность свободы 91

рительного объяснения, прежде всего для тех, кто находится вне

мировозренческой парадигмы постструктурализма, но с позиций

постструктуралистской тематики она, очевидно, не могла быть

развернута дальше того предела, за которым начинается уже

совсем другая система взглядов и аргументации. Для того, чтобы

принять ее, надо было выйти за рамки постструктурализма.

Очевидно, этим фактом объясняется позиция Сарупа, кото

рый вообще считает, что "в мире Фуко нет свободы, нет у него

и теории эмансипации. Чем более впечатляющей представляется

картина всевозрастающего всесилия некой тотальной системы

или логики, тем бессильнее начинает ощущать себя читатель.

Критические возможности анализа Фуко оказываются парали

зованными из-за того, что читателю навязывается мысль о

тщетности, безрезультатности и безнадежности процесса соци

альных изменений" (Саруп,

350, с. 105).

Возможность свободы

Саруп здесь не совсем

прав, поскольку его критика с

гораздо большим основанием

может быть отнесена пре

имущественно к "среднему"

периоду эволюции "фукольдианской мысли" (и, разумеется, к

тому "образу Фуко", как он сложился в рецепции его многочис

ленных последователей и толкователей), чем к его поздним

работам. Гораздо более приемлемой представляется позиция

Автономовой, утверждающей, что в "работах 80-х гг.

"Пользовании наслаждениями" и "Заботе о себе" (обе -- 1984

г., соответственно второй и третий тома "Истории сексуально

сти") -- Фуко ищет ответ на вопрос о том, как и в каких фор

мах возможно такое "свободное" поведение морального субъек

та, которое позволяет ему "индивидуализироваться". стать

"самим собой", преодолевая заданные коды и стратегии поведе

ния" (4, с. 362).

Однако, упреки, которые предъявляются Фуко Сарупом,

нельзя назвать совершенно безосновательными, поскольку, на

мой взгляд, Фуко так и не удалось удовлетворительно, по край

ней мере в теоретическом плане, разрешить проблему свободы

независимости индивида, -- как, пожалуй, и всему постструкту

рализму. Постструктурализм как теория в принципе слаб в

создании какого-либо концептуального позитива, ибо основным

его пафосом является "тотальный теоретический нигилизм" и

лишь в сфере критики лежат главные его достижения. И именно

в "воспитании" недоверия к всяким системам, "великим истинам

и теориям" как и "тотализирующим дискурсам" (позиция, пре

92 ГЛАВА I Пределы господства культурного бессознательного над субъектом

вратившаяся потом у Ж.-Ф. Лиотара в основной принцип по

стмодернизма) заключается главный фактор воздействия идей

Фуко. Здесь нельзя не согласиться с тем же Сарупом, когда он

говорит, что "в основном под воздействием фукольдианского

дискурса многие интеллектуалы ощутили, что уже больше не

могут пользоваться общими понятиями: они стали табу. Невоз

можно боротъся с системой в целом, поскольку фактически нет

"системы как целого". Нет также и никакой центральной вла

сти, власть повсюду. Единственно приемлемыми формами поли

тической деятельности теперь признаются формы локального

диффузного, стратегического характера. Самое большое заблуж

дение -- верить, что подобные локальные проекты можно све

сти в единое целое" (350, с. 106).

Пределы господства культурного бессознательного над субъектом

Таким образом, соглашаясь с Альтюссером, что субъект

является "носителем" определенной идеологической позиции,

предписываемой ему обществом, Фуко в последний период

своей деятельности считает,

что субъект тем не менее не

может быть сведен лишь

только к этой позиции: "Мы

можем сказать, что все виды

подчинения являются произ

водными феноменами, что

они являются следствиями

экономических и социальных

процессов: производительных сил, классовой борьбы и идеоло

гических структур, которые определяют форму субъективности.

Несомненно, что механизмы субъекта не могут быть изуче

ны вне их отношения к механизмам эксплуатации и господства.

Но они не просто являются "конечным пунктом" действия более

фундаментальных механизмов. Они находятся в сложных и

взаимообратимых отношениях с другими формами" (167,

с. 213).

Иными словами, как отмечает в связи с этим Истхоуп, хо

тя субъект и детерминирован, обусловлен своей позицией, он не

может быть редуцирован лишь до существования исключительно

в рамках этой позиции, "поскольку активно репродуцирует дис

курсивные и социальные практики" (170, с. 216); поэтому

продолжает критик, "вынося реальность за скобки, Фуко до

пускает существование причинности лишь в той степени, в какой

она дает возможность рассматривать локальную и микрострук

турную детерминированность, реализуемую через социальные и

дискурсивные практики. Вместо власти, происходящей из како

го-либо реального центра, как например, экономическая власть,

ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ 93

Фуко постулирует принцип власти, которая "находится везде не

потому, что она все собой охватывает, а потому, что она исходит

отовсюду" (Фуко, 187, с. 93) (Истхоуп, 170, с. 217).

Можно много спорить о том, насколько убедителен Фуко в

своей последний период, когда он попытался обозначить допус

тимые пределы как господства постулируемого им "культурного

бессознательного" над сознанием индивида, так и возможного

сопротивления этому господству. Во всяком случае Фуко уже в

70-х гг. активно противопоставлял ему деятельность "социально

отверженных": безумцев, больных, преступников и, прежде

всего, художников и мыслителей типа Сада, Гельдерлина, Ниц

ше, Арто, Батая и Русселя. С ней связана и высказанная им в

интервью 1977 г. мечта об "идеальном интеллектуале", который,

являясь аутсайдером по отношению к современной ему

"эпистеме", осуществляет ее "деконструкцию", указывая на

"слабые места", "изъяны" общепринятой аргументации, при

званной укрепить власть господствующих авторитетов: "Я меч

таю об интеллектуале, который ниспровергает свидетельства и

универсалии, замечает и выявляет в инерции и требованиях