— О, до нее никому нет дела! — воскликнула Мария Стюарт. — Королева такая… и когда она посылает за мной, я всегда стараюсь найти предлог, чтобы избежать визита в ее покои. Увы, это не всегда удается, тем более что мадам герцогиня настаивает, чтобы я неизменно была учтива с Ее Величеством.

— Герцогиня де Валентинуа права, — начала было Шина, но тотчас поняла, что занимает сторону женщины, которую ей следовало бы считать своим злейшим врагом.

Возникло некоторое замешательство, которое затем повторялось не один раз, прежде чем Шина покинула Марию Стюарт и вернулась к себе, где застала горничную и Мэгги за распаковыванием вещей.

— Вы видели Ее маленькое Величество? — с нетерпением спросила Мэгги, как только Шина вошла в комнату.

Шина кивнула.

— Да, Мэгги, видела, — ответила она. — Она такая хорошенькая, но уже не ребенок. И вообще мы здесь не нужны.

— А, будет вам, мистрисс Шина, не успели еще переступить порог, как уже спешите делать выводы. Не поверю, чтобы наша королева, проведя столько лет в изгнании, не научилась прятать свои истинные чувства. Вряд ли она станет докладывать первому встречному, что у нее на сердце. Как ей с первого взгляда понять, кто вы ей — друг или враг? И видит Бог, в Шотландии у нее хватает и тех, и других!

— По крайней мере ей известно, что я прибыла сюда с дружескими намерениями.

— Друзья тоже бывают разные! — пробормотала под нос Мэгги. — Не забывайте, что в Шотландии немало и тех, кто вечно строил козни против ее матери, нашей бедняжки королевы. Не кажется ли вам, что ее величество отлично понимает, что, как только придет время, они восстанут и против нее тоже?

— Ты прав! — воскликнула Шина, почувствовав, как у нее отлегло о г сердца. — Возможно, завтра все покажется гораздо лучше и проще. А пока я так устала, что у меня голова идет кругом, и я не в состоянии разобраться в собственных мыслях!

— Разумеется, — со знанием дела отозвалась верная Мэгги.

И в этот самый момент Шина почувствовала, как предательские слезы катятся вниз по се щекам. Нет, путешествие было долгим. Чего стоило только их прибытие в Брест, где выяснилось, что там их никто не встречает! А затем встреча с герцогом, его учтивые манеры, его готовность сопровождать их, ощущение собственной незначительности и, что еще унизительнее, понимание, насколько беден и неэлегантен ее наряд. Но вершиной всех бедствий и унижений стало открытие, что их любимая маленькая королева, к которой она прибыла в качестве наставницы, отнюдь не беспомощная малышка и, что самое главное, не тоскует по родине.

Шина ожидала, что при развращенном французском дворе Ее Величество будет чувствовать себя неуютно, что ей здесь будет грустно и одиноко. Однако, к своему великому удивлению, Шина обнаружила во дворце элегантную молодую женщину, отлично владеющую собой и, кстати, намного старше той, кого прислали ей в наставницы, — в общем, красавицу, образованную и с безупречными манерами и, что самое главное, умеющую тонко разбираться во всех хитросплетениях дворцовых интриг, чего никак не скажешь о ней самой.

Такой удар еще как-то надо пережить. Зарывшись лицом в плечо верной Мэгги, Шина разрыдалась.

— Давай вернемся домой! Мы здесь никому не нужны!

Давай вернемся домой!

— Ну-ну, будет вам, моя милая, — утешала ее Мэгги.

Она прижала Шину к своей теплой груди, дождалась, пока поток слез слегка поиссяк, после чего принесла Шине стакан воды, в который капнула, как она любила выразиться, «успокоительного средства».

Не успела Шина сделать и пары глотков, как ею тотчас овладела сонливость. Она попыталась было что-то возразить, но Мэгги раздела ее и помогла лечь в постель.

— Но мне следует переодеться к обеду, — бормотала сонная Шина. — Меня будут ждать.

— Утро вечера мудренее. У тебя завтра еще будет вдоволь времени, — тихо произнесла Мэгги.

Теплые простыни пахли лавандой. Постель предварительно нагрели грелкой. Шина почувствовала, как ее усталое тело в полном изнеможении погружается в мягкую пуховую перину.

— Мне вставать через пять минут, — сообщила она Мэгги, но не успели слова слететь с ее губ, как ее сморил сон.

Мэгги нашла горничную и попросила ее передать молодой королеве, что Шина очень утомлена после длительного путешествия и поэтому не сможет сегодня спуститься вниз к обеду. Горничная пообещала передать это лакею, и Мэгги, видя, что Шина спит сном младенца, тихонько задернула полог на ее кровати и неслышно вышла в свою комнату.

Шина проснулась, словно ее кто-то внезапно разбудил.

Нет что-то не так. В опочивальне темно, огонь в камине едва тлеет. Должно быть, уже утро, решила она. Ей стало стыдно от того, что в первый же день своего приезда во дворец она оказалась не на высоте. Однако поздно, уже ничего не поделаешь, и самое мудрое, что она сейчас может сделать, это постараться снова уснуть.

Но как, если сон как рукой сняло. Вместо этого Шину снова начали одолевать тревожные мысли, и она беспокойно ворочалась с боку на бок. В памяти всплыли обрывки разговора с Марией Стюарт, всплыло выражение лица юной королевы, когда Шина заговорила с ней о Шотландии. А каким презрительным тоном — или это ей только показалось? — герцог попросил герцогиню де Валентинуа выделить ей несколько приличных платьев.

— Зачем только я сюда приехала, — прошептала Шина, лежа одна в темной опочивальне, и у нее заныло сердце. Как слепы ее соотечественники, что отправили ее сюда! Какие замыслы они вечно строят относительно юной королевы, даже не подозревая о том, что Мария уже не та малютка, которую когда-то внесли на борт корабля, державшего курс во Францию, где ее жизни ничто не угрожало.

— Ну как я им все это расскажу? Они ведь ничего не поймут! Не поверят мне!

И все-таки она немного вздремнула. Когда Шина снова открыла глаза, сквозь занавески уже пробивался свет. Бледный золотистый свет утренней зари. Шина чувствовала себя на толстой перине и мягких подушках словно в плену. Она встала, пересекла комнату, подошла к высокому и узкому — до самого пола — окну и распахнула его настежь.

Она выглянула во двор, за которым простирались окружавшие дворец сады. Снизу донеслось цоканье копыт, и Шина, вытянув шею, увидела великолепного белого жеребца. Судя по роскошной сбруе и покрытому бархатом седлу, он принадлежал какой-то важной особе.

Неужели это король встал так рано, удивилась девушка, по солнцу определив, что еще нет и шести часов утра. На ступеньках внизу появилась знакомая фигура.

Герцогиня де Валентинуа! Шина услышала ее голос, низкий, музыкальный, и разобрала слова приветствия, обращенные как к конюхам, так и к лошади. В следующее мгновение герцогиня вскочила в седло с грацией и гибкостью юной девушки, легко и непринужденно наступив ногой на услужливо подставленные руки опустившегося на одно колено пажа.

Сопровождаемая одним лишь конюхом, она пересекла мощеный двор, повернув свое прекрасное лицо навстречу солнцу, словно впитывая его тепло и нежный свет.

Шина проводила герцогиню удивленным взглядом. Как смогла столь рано подняться эта уже немолодая женщина, наверняка задержавшаяся допоздна на ужине с королем? Еще одна загадка этого странного дворца в чужой стране. В ее представлении распущенная французская знать только тем и занималась, что веселилась напропалую все ночи. Пьянство, разврат, азартные игры… А потом эти гуляки валялись допоздна в постелях, слишком усталые для того, чтобы вставать с рассветом, как простолюдины.

Все это определенно никак не относилось к герцогине де Валентинуа. Чувствуя, что уснуть ей уже не удастся, и понимая, что выходить из комнаты еще слишком рано, Шина поспешно оделась. Устроившись у стоявшего в углу небольшого секретера, девушка принялась писать письмо отцу.

«Напишу, как только приеду», — пообещала она ему. Но о чем рассказывать? О том, каким трудным выдалось путешествие? Как страдала от морской болезни Мэгги? О том, что ее никто не встретил на набережной в порту?