— … и чертовски надоело, -

вмешивается голос Мэллори. -

Честно, тебе не нужен папа, Сова.

— Да, — говорю я твердо. — Но хотя бы его имя…

— Ты немного зациклилась на именах.

— И почему же ты так думаешь?

— Мэллори, это еще не все, знаешь. Это достойно сожаления, ради всего святого.

Это действительно так. Но это лучше, чем Сова.

Оставшуюся часть беседы мы провели, говоря о Джастине. Мэллори часто говорит о Джастине. Она убеждена, что они родственные души, даже если чаще он ходит с Дэйзи.

— Английский завтра, — напомнила она, когда мы прощались. — Целый час английского…

Это означает совмещенный класс с Джастином. Это означает, что они будут соревноваться друг с другом каждый раз, когда задают вопрос, и пытаться ответить на него, как можно сложнее, литературнее, а мне нужно просто сидеть и наблюдать за этим и чувствовать себя немного глупо. Обычно у меня пара новых сов к тому времени, как я выхожу с уроков английского.

Я захлопнула телефон и оставила его на кровати, и пошла к окну, бурча резной сове на столбике кровати о том, как мальчики все усложняют. Краем глаза я заметила движение между деревьями снаружи, что-то худое и сгорбленное с паучьими лапками — что-то такое чужое, такое неуместное, что моя кожа напряглась от страха, еще до того, как я разобралась, что это. Я наклонилась ближе, чтобы лучше рассмотреть, мое дыхание затуманило стекло, но все, что я видела, — это тени.

У меня богатое воображение. Это мог быть всего лишь енот. Я резко задвинула штору и сказала себе прекращать быть таким ребенком.

По поводу легенд, которые мама мне рассказывала. У нее уже много лет нет той старой книги, и я даже скучаю по ней. Я никогда в этом не признаюсь, но когда пытаюсь заснуть, иногда представляю, что ее истории были правдой, и мой отец действительно из великой фантастической страны. Я помню, как ее голос изменялся, когда она рассказывала мне о тех удивительных местах, как стекленели ее глаза, когда она говорила о феях и духах, говорящих деревьях и страшных королевах. Иногда это бывало немного страшно — как будто я теряла ее в тех, иных мирах.

— 3-

МИР ЗИМЫ

Там была зима. Глубочайшая, холоднейшая, самая печальная зима. Зима мира. Небо изменилось, когда день обернулся ночью и ночь снова днем, но солнце оставалось холодным белым диском в небе, и луна сияла ярче вопреки мраку, но все равно не давала тепла.

Мертвая тишина воздуха звенела в ушах.

В груди горело от сильного встречного ветра.

Он нашел ее на поляне посреди деревьев, возвышавшихся со всех сторон: черной корой и побелевшие от инея. Он нашел ее по струйке ее дыхания, по хрусту мерзлых веточек под ее сапогами, когда она оборачивалась вновь и вновь, ожидая увидеть что-то знакомое.

Все было незнакомо.

Он был сине-белым, будто никогда не знал лета. В его глазах отражался рассвет, а на кончиках его волос сиял мороз земли. Когда он протянул руку, она подумала, что прикосновение будет холодным, как лед.

Но этого не случилось.

Он указал путь, которым пришел и ухватился сильнее. Она вдохнула и приготовилась задать ему вопросы, но только ее губы приоткрылись, как он покачал головой и приложил палец ко рту.

— Не здесь, не сейчас.

— Но почему я здесь, и что это за место, и кто ты, и где дом, и где я, и кто ты?

Обдумав, он отпустил ее руку, и ей стало холоднее, чем было прежде, и она прижала руку к себе, но он быстро распахнул свою мантию и потянул ее за плечи.

Он снова взял ее за руку.

— Сейчас?

— А сейчас мы побежим.

Плащ, которым он обернул ее, был серым, как древесный уголь, и тяжелым. Это была грубая новая шерсть, и хоть поляна была заледеневшей, и ветер выл в ее ушах — ей не было холодно.

— 4-

На следующее утро в классе появился новенький. Его зовут Айвери. У него желтовато-коричневые волосы, вьющиеся косичкой за спиной.

Мистер Варли долго рассматривал Айвери, когда тот впервые появился, губы учителя подрагивали, будто он хотел сказать ему пойти и срезать ее немедленно.

Мы все замолчали и стали ждать, что сейчас произойдет. И потом мистер Варли кивнул и опять повернулся к классу.

— КЛАСС! — взревел он. — Это Айвери!

Он любит реветь, этот мистер Варли. Я рада, что только утром он заходит в класс. Думаю, от целого урока у меня был бы сердечный приступ. Самое приятное, что никто не слушает, когда он вопит на тебя за опоздание.

Айвери из моего географического класса. Он следует за мной и проходит мимо меня в заднюю часть класса, садится в дальнем углу у окна. Я сижу на своем привычном месте, напротив него, и наблюдаю, как остальные входят и тратят секунды, решая, куда сесть, ведь он нарушил традицию.

Мальчики злобно смотрят на него, особенно Конор.

Конор один из тех мальчиков, которые могут быть действительно хорошими, когда одни, и совершенными идиотами в окружении друзей. Он любит порядок, любит быть лучшим во всем.

Айвери сел туда, где обычно сидел Конор, и общая атмосфера стала напряженной вокруг него, что определенно повлияет на работу.

Вот отличное начало урока.

У него странные глаза цвета меди, и не знаю от того ли, что он сидит у окна, но они сияют, как маяки, когда он смотрит на меня.

И он продолжает смотреть на меня.

И вначале это было приятно, но теперь я не знаю, куда посмотреть или что сделать, и у моей новой совы выросла косичка.

Это не самая хорошая внешность для совы.

— 5-

— Что это с новеньким? — Мэллори опустилась рядом со мной, когда я выполняла задание, и прижалась поближе, чтобы прошептать: — Ты его знала раньше?

— Нет!

Она оглянулась через плечо.

— Он немного напряжен, не находишь? Он, вроде, сейчас не пялится на тебя…

— Я не обращаю внимания на него.

— Ты покраснела!

Опустив голову, я схватила ее руку. Моя кожа внезапно стала тревожно покалывать.

— Ай! Ты где была? Ты ледяная!

Я отдернула руку от нее и посмотрела на свои пальцы. Другие ученики бродят рядом, но я почти не замечаю их, потому что моя кожа бело-синяя и искрится под люминесцентными лампами, будто кто-то разукрасил инеем мои ладони. Я сжала пальцы, и покалывания усилились, а под свитером покалывали предплечья.

— Что это значит? — зашептала Мэллори, наклонившись ближе. Я отдернула руки и засунула их глубоко в карманы.

— Ничего!

Что это было?

— Пошли, мы опоздаем, — я поторопила Мэллори с учебой, избегая ее взгляда и убеждая себя, что голубые пальцы — это совершенно нормально.

— Что с тобой произошло? — спросила Мэллори чуть позже, когда мы уже шли домой. Она пристально смотрела на меня. — Ты всю дорогу не проронила ни слова, ты что-то скрываешь? Твои руки раньше не были такими холодными.

— Я в порядке. Новенький немного чудной…

— Мальчишки такие, правда? Они все немного чудные. Джастин глядел на меня, хотя и шел, держась за руки с Дэйзи.

— Ах! Он тебе все еще нравится?

— Сердцу не прикажешь, — она ответила ужасно глупым голосом, хлопая ресницами.

— Ты ужасна.

Она засмеялась и начала рассказывать мне, как она благородна, и что никогда ничего не будет делать, ибо никогда не сможет жить самостоятельно. Солнце было низко, и дыхание образовывало облачки пара. Этим утром был первый зимний мороз, и было все еще очень холодно, все охватило легким серым дымком. Я не могу забыть это ощущение, как это выглядит. Что это было?

— Я знаю, в чем дело, — внезапно сказала Мэллори, заставив меня подпрыгнуть.

— Что? — я складываю руки, пряча их в карманы, когда она смотрит на меня.

— Твой папа! Я знаю, ты добивалась этого… ты должна просто спросить свою маму, разобраться раз и навсегда, — она взяла меня под руку.