— Интересная точка зрения, — задумавшись, пробормотала я.

— Не точка, а факт, — буркнул Василий. — Знаешь, сколько я тебя ждал? Сто десять лет! Да ты бы в межмирье и месяца не протянула!

Он опять зло зыркнул в мою сторону и отвернулся, не стараясь скрыть раздражение. Вот взял и испортил впечатление. Я уже почти его пожалела.

— Так, ладно, с проклятием разобрались, — строго сказала я. — А что это за тридцать три дня?

— Ну, я ж говорил. Если ты меня за это время из межмирья не вытащишь, то сама тут окажешься, — повторил он.

— Ну и кто из нас теперь злой колдун? — покачав головой, спросила я сама себя. Вздохнула, посмотрела на Василия. — Как тебя оттуда вытаскивать? Ты это знаешь? Потому, что если на меня рассчитывал, то зря. Я не в курсе совершенно.

— Знаю, — пренебрежительно ответил 'призрак'. — Тебе нужны вещи твоей прабабки.

Вот так новости!

— Ты с какого дуба упал? Сам же говоришь, сто десять лет прошло! Где я их тебе достану?

— Алевтина, меня это разве касается? — издевательски ухмыльнулся Василий. Уже за одну эту ухмылку хочется его удавить! И нельзя же показывать, что достал, а то он от Машки не отцепится… Холера рогатая!

— Ладно, сама буду думать… — буркнула я. — От тебя все равно кроме раздражения никакого проку.

— Подарочек прими, — он осклабился и, раскрыв ладонь, показал кольцо с малахитом.

— С какой стати?

— А вдруг тебе захочется со мной поговорить?

— Это вряд ли, — съязвила я. — Ты совершенно не в моем вкусе.

— Ну, мало ли. Вдруг помощь нужна будет. Сделай круг хотя бы из шести свечек и поверни кольцо на пальце, — с этими словами он наклонился и нацепил кольцо на василек. Едва оно коснулось земли, наваждение пропало. Мир снова обрел краски, а мой собеседник бесследно исчез.

Вот попала, так попала…

Кольцо я подняла и надежно запрятала в карман за змейку. До следующего утра лелеяла надежду, что мне все это привиделось. Но кольцо было на месте. Значит, не галлюцинации. А жаль… Весь день я активно думала, кто бы мог мне рассказать о давно покойной прапрабабушке. Спрашивать папу — гиблое дело. Он к семейным легендам и преданиям относится едва ли не пренебрежительно. Если бы ни мамины заботы, у него за всю жизнь была бы одна фотография — в паспорте. Дядя Костя… ну, у него с отношением к семейным ценностям лучше. Не зря же он историк. Может, действительно что-то знает…

— О чем задумалась, Каштанка? — спросил Виталька, сидевший рядом. Вопрос вполне оправданный, на поплавок обычно с таким лицом не смотрят. Я улыбнулась, всем видом показывая, что все великолепно.

— Да так… просто устала.

— Ага, а я поверил… Проблемы на работе?

— Нет, все в порядке, — это действительно было так.

— С парнем? Или по-прежнему с его отсутствием? — вопрос сопровождала лукавая улыбка. Уж Виталик как никто другой знает, что мама не теряет надежды выдать меня поскорей замуж. И не забывает об этом помногу раз напоминать. В первую очередь мне.

— В точку, — кивнула я. Да, правда, проблема с парнем. Только в этом случае он присутствует…

— Не переживай, найдется для тебя принц, — утешил брат.

— Обязательно. В белом кабриолете и с чемоданом акций Apple.

— Если это обязательные условия, то маме долго еще ждать твоего замужества, — рассмеялся Виталька.

В понедельник напросилась в гости к дяде Косте. Мой визит его не удивил. У нас вообще семья дружная, и отношения очень теплые, так что в гости друг к другу ходим регулярно. Долго не решалась завести разговор на интересующую тему, все не находила слов, да и атмосфера была не располагающая, слишком легкая для таких бесед. Дядя, как всегда, шутил, рассказывал о студентах. Пока готовили лазанью, прослушала занимательную лекцию об истории этого блюда. Потом что-то интересное о древнем Риме, об Италии древней и сегодняшней. Тетя Наташа и Пашка звонили ему из Пизы буквально за час до моего прихода.

После ужина устроились в гостиной рядом с электрическим камином. Дядя с удовольствием завел бы настоящий, но в квартире, даже в старом профессорском доме, это нереально. Поэтому пришлось ограничиться электрическим эрзацем. Дядя сидел в любимом кресле, пыхал трубкой, выпуская колечки ароматного дыма. Я забралась в другое кресло и смотрела на язычки пламени.

Тридцать три дня… Два уже прошло… Удивительно, но саму ситуацию я восприняла как задачку, которую необходимо быстро решить, и особенно не бесилась. Да, раздражения было, конечно, много, хотелось хотя бы влепить Василию пощечину. За то, что впутал в такую историю. Но я прекрасно понимала, что это неконструктивно. Межмирье… А если это не выдумки, если он действительно сможет утянуть меня туда?

— Коньячку к разговорчику? — предложил дядя, глянув на меня поверх очков.

— Можно, — кивнула я.

Он протянул руку к стоящему рядом столику, взял пузатый хрустальный графин, вынув пробку, щедро плеснул янтарного конька в бокалы. Протянул один мне.

— За веселые мысли, — серьезно сказал он.

Я улыбнулась.

— За них.

Хороший коньяк, да дядя Костя и не держит другого. Я покрутила бокал, наслаждаясь игрой света в благородном напитке. Красиво…

— У тебя какие-то проблемы, Тина? — тихо спросил дядя, тоже глядя на огонь.

— Нет, — я чуть покачала головой, выдавив улыбку. — Нет. Только вопросы.

— И какие же?

— Мне бы об истории семьи узнать. Про бабушек-дедушек я знаю, а дальше, так сказать, в глубь веков, нет… Может, ты что-нибудь расскажешь?

Конечно, вопрос дядю удивил. Мое отношение к семейным преданиям ему было известно. От папиного оно почти не отличалось. Но задавать неудобные вопросы дядя Костя не стал, за что ему отдельное огромное спасибо. Просто принес из кабинета три тяжеленных фотоальбома и положил их на журнальный столик.

— Ну, давай расскажу, раз тебе интересно.

Оказалось, что история семьи была очень занимательной. Об этом свидетельствовали не только фотографии, но и письма, так же заботливо сохраненные в альбомах. Перелистывая толстые страницы, дядя рассказывал о родственниках. Ту самую Тикусу Владимировну тоже упомянул, она нашлась на одной-единственной фотографии. Я задумчиво ее рассматривала. Прапрабабушке было на снимке лет шестьдесят. Высокая, стройная, с уверенным, проницательным взглядом. Определенно яркая личность, и в свои годы она все еще была очень красивой женщиной. И это мать троих сыновей, женщина пережившая голодомор и войну? Какой же неземной красавицей тогда была мама Василия, если неведомый мужчина, причина раздора, предпочел ее?

— Знаешь, о ней говорили, что она ведьма, — сказал дядя, заметив мой интерес.

— Правда? — притворно удивилась я.

— Да, и, как я думаю, не зря, — усмехнулся он. — Дед рассказывал, что во время войны к ее дому вся деревня жить перебралась. Немцы ходили близко, иногда так близко, что даже слышны были их голоса. Но ни дом, ни двор не видели. Словно их и не было.

— Выдумки, — нахмурилась я.

— Все может быть, — дядя отпил коньяка и не стал спорить. — Я только передал слова деда. Согласись, история романтичная.

— Есть такое, — согласилась я. — А что еще о ней знаешь?

Дядя улыбнулся:

— То, что я о ней знаю, больше всего похоже на сказку. Она была очень красива. Даже в старости. Прадед ее чуть ли не боготворил, на руках носил. И она его беззаветно любила. Поженились очень рано, лет в пятнадцать-шестнадцать. Прожили всю жизнь душа в душу, как говорится. Разве что умерли не в один день.

Я подумала о родителях, до сих пор любивших друг друга, как в первые годы знакомства. О дядиной семье, наполненной такими же чувствами. О семьях других родственников. Все браки были счастливыми. Хоть у киевской ветви, хоть у московской… Для меня это — норма, а не сказка.

— Не вижу ничего необычного, — пожав плечами, сказала я.

— Да ну? — усмехнулся дядя. — А о клиентах своих подумала?

Нет, о них я не подумала. Как-то так получается, что если говорят 'семья', то это только моя семья. Отношения многих других людей почему-то не укладываются у меня в этот ментальный 'ящичек'. Странно называть семьей то, что постоянно трещит по швам, рушится, погрязает в бестолковых ссорах, изменах… На этом фоне благополучие моей семьи выглядит неестественным в своей нормальности.