На песке дорожек Зеленые одерживали одну победу за другой, как и неделю назад. Скортий, возничий Синих, по-прежнему отсутствовал, и Бонос один из немногих в Городе знал, где он и что он не появится на Ипподроме еще несколько недель. Этот человек настаивал на сохранении тайны, и он занимал достаточно высокое положение в Сарантии, чтобы его желание исполнилось.

Сенатор решил, что здесь, вероятно, замешана женщина. В случае со Скортием такое предположение сделать нетрудно. Бонос вовсе не жалел о том, что возничий воспользовался его собственным маленьким домом для выздоровления. Ему очень нравилось участвовать в тайных событиях. В конце концов, должность распорядителя Сената не имела такого уж большого значения. Его второй дом теперь не мог стать местом для развлечений, пока в нем живет этот сухопарый бассанидский лекарь. Этим он обязан Клеандру, создающему проблемы, которые вскоре потребуют его вмешательства. Варварские прически и возмутительная одежда болельщика факции — это одно, а убийство людей на улицах — совсем другое дело.

Сегодня факции могут стать опасными, понимал Бонос. Интересно, сознает ли это Валерий? Зеленые вне себя от восторга. Синие кипят от унижения и тревоги. Он решил, что надо будет все же поговорить со Скортием, возможно, сегодня же вечером. Таинственность в собственных делах следует принести в жертву порядку в Городе, особенно учитывая неотвратимо надвигающиеся события. Если бы обе факции знали, что с возничим все в порядке, что он вернется в некий назначенный срок, то напряжение немного спало бы.

А пока Боносу было жаль юношу, который выступал за первого возничего Синих. Мальчик явно был прирожденным лидером, обладал инстинктом и мужеством, но Бонос видел у него три проблемы, а видит бог, он должен уметь замечать такие вещи на песке Ипподрома, учитывая то, сколько лет он сюда ходит.

Первой проблемой был Кресенз, возничий Зеленых. Мускулистый возница из Сарники, совершенно уверенный в себе, уже год прожил в Сарантии и идеально управлял своей новой квадригой. И он не из тех, кто способен проявить милосердие к растерянным Синим.

Эта растерянность составляла другую трудность. Этот юноша — его звали Тарас, очевидно, он саврадиец, — не только не привык править первой колесницей, он даже не был знаком с конями упряжки лидера. Как ни великолепен жеребец Серватор, любой конь нуждается в руке возничего, который знает его возможности. И, кроме того, юному Тарасу, надевшему серебряный шлем Синих, никто не оказывал никакой поддержки, так как именно его тренировали для гонок на второй колеснице, и он знал именно эту упряжку.

Учитывая все это, временный лидер Синих добился очень большого успеха, заняв второе место, и при этом он три раза отразил агрессивную, скоординированную атаку со стороны обоих возничих Зеленых. Одному Джаду известно, каким станет настроение толпы, если Зеленым удастся выиграть еще раз или два. Их победы в первой и второй гонках вызвали бурные восторги одной факции и мрачное отчаяние другой. Это еще может повториться до конца дня. Юный возничий Синих очень вынослив, но его силы могут истощиться. Бонос считал, что после полудня так и произойдет. В другой день он, возможно, побился бы об заклад.

Выражаясь литературным языком, внизу назревало грандиозное кровопролитие. По своему характеру Бонос был склонен именно так рассматривать ситуацию, с иронией, как некое предвкушение объявления имперской войны, которое прозвучит в конце дня.

Последний утренний заезд завершился, как обычно, мелким, хаотичным соревнованием между колесницами Красных и Белых, запряженными парой коней. Ведущий возница Белых вышел победителем из типично неряшливой схватки, но эта победа была встречена Синими и Белыми с энтузиазмом (в значительной степени наигранным, как показалось Боносу). Определенно возничий Белых не привык к подобному энтузиазму. Удивился он или нет, но эта победа явно доставила ему большое удовольствие.

Император прекратил диктовать и встал, повинуясь произнесенной шепотом подсказке мандатора. Он быстро приветствовал парня, как раз в тот момент проезжающего внизу, и повернулся к выходу. Один из Бдительных уже отодвинул засов на двери в глубине катизмы. Валерий должен был вернуться по коридору в Императорский квартал для последних консультаций перед послеполуденным объявлением: сначала в Аттенинский дворец на встречу с канцлером, начальниками канцелярии и налогового Управления, потом по старому туннелю под садом в Траверситовый дворец на встречу с Леонтом и генералами.

Его обычный маршрут был известен всем. Некоторые — и среди них Бонос — полагали, что угадали причину таких отдельных совещаний. Однако опасно предполагать, будто ты понимаешь, что думает этот император. Все встали и скромно отступили в сторону, а Валерий задержался возле Боноса.

— Возьми на себя выполнение моих обязанностей, сенатор, после полудня. Если ничего непредвиденного не произойдет, я вернусь вместе с остальными перед последним заездом. — Он придвинулся поближе и понизил голос: — И заставь городского префекта выяснить, где Скортий. Неудачное время для таких вещей, тебе не кажется? Возможно, — было бы ошибкой их игнорировать.

«От него ничего не укрылось», — подумал Бонос.

— Я знаю, где он, — тихо ответил он, без зазрения совести нарушив обещание. Это же император!

Валерий даже не поднял брови.

— Хорошо. Сообщи городскому префекту, а после расскажешь мне.

И пока восемьдесят тысяч зрителей по-разному реагировали на круг почета возничего Белых и только начинали вставать с мест, потягиваться и подумывать о трапезе и вине, император покинул катизму и это бурлящее место, где так часто звучали объявления и происходили события, определяющие судьбу Империи.

Еще не успев войти в открытую дверь, Валерий начал снимать торжественный наряд, который ему приходилось носить на публике.

Слуги начали накрывать большие столы по бокам и круглые столики поменьше возле кресел. Некоторые из сидящих в катизме предпочли вернуться на обед во дворцы, а люди помоложе могли рискнуть выйти в Город, чтобы ощутить возбуждение в тавернах, но остаться здесь тоже было приятно, если погода хорошая, а сегодня она была хорошей.

Бонос обнаружил, к своему удивлению, что испытывает и голод, и жажду. Он вытянул ноги — теперь места оказалось достаточно, — и протянул свою чашу, чтобы ему налили вина.

Ему пришло в голову, что во время следующей трапезы он уже будет сенатором воюющей Империи. И речь идет не просто об обычных весенних стычках. Это вторжение. Родиас. Давняя мечта Валерия.

Несомненно, эта мысль возбуждала, будила различные… чувства. Бонос внезапно пожалел, что сегодня ночью в его маленьком доме будут находиться бассанидский лекарь и выздоравливающий возничий. Несомненно, гости способны стать обузой.

* * *

— Сначала ему разрешили удалиться в поместье Далейнов. На этот остров — он давно использовался в качестве тюрьмы — Лекана привезли только после того, как он попытался организовать убийство первого Валерия, когда тот принимал ванну.

Криспин посмотрел на императрицу. Они стояли на поляне одни. У них за спиной находились ее Бдительные, и четыре охранника ждали возле дверей маленьких хижин. Большой дом оставался темным, двери заперты снаружи, все окна закрыты ставнями, не пропускающими мягкий свет солнца. Странно, но почему-то Криспину было трудно даже смотреть на него. Что-то угнетало, какая-то тяжесть таилась там. Ветер почти стих среди окружающих их деревьев.

Он сказал:

— Я думал, людей за это убивают.

— Его и следовало убить, — ответила Аликсана.

Он посмотрел на нее. Она не отрывала глаз от дома, стоящего перед ними.

— Петр, который тогда был советником своего дяди, не позволил. Сказал, что с Далейнами и их сторонниками нужно обращаться с осторожностью. Император послушался. Он обычно его слушался. Лекана привезли сюда. Он был наказан, но избежал казни. Самый младший, Тетрий, был еще ребенком. Ему позволили остаться в поместье, чтобы потом управлять делами семейства. Стилиане разрешили остаться в Городе, когда она выросла, взяли ко двору и даже позволили посещать этот остров, хотя и под наблюдением. Лекан продолжал плести заговоры. Даже с этого острова продолжал пытаться ее убедить. В конце концов ее визиты запретили. — Императрица помолчала, посмотрела на него, потом снова на дом. — Собственно говоря, это я сделала. Это я организовала за ними тайное наблюдение. Потом заставила императора совсем запретить ее приезды сюда, незадолго до ее свадьбы.