— Я, — лицо Альты исказилось, словно её пробила зубная боль, а после она посмотрела на свою подруга таким нечеловеческим взглядом, что Зэра, стоявшего до этого в воинственной позе, вдруг резко стушевалась и стала выглядеть испуганной. — Я виновата. Всё это моя вина, — голос Альты дрожал, а глаза смотрели не на подругу, а куда-то в бездну, — все эти смерти на моих руках. Извиняться уже поздно, как и что-то делать, — хозяйка трактира сделала неуверенный шаг вперёд. — Я не прошу простить меня, я не прошу жалости, я не прошу ничего, кроме понимая. Я хотела всё рассказать, хотела всё сделать так, как велит мне разум, но, когда Вель заболела и умерла, в моей душе стало так пусто и тоскливо, что я сама не хотела жить. А мысль о том, что мою дочь сожгут и развеют её прах по ветру, вызывала у меня приступы паники и боли, которую может испытать только скорбящая мать. Лишь сейчас, когда мне помог один человек, я всё поняла. Я поняла, как была глупа и наивна, думая, что посещение могилы сможет хоть чуть-чуть утолить мою агонию. Я думала, что хотя бы так я смогу быть со своей дочерью… Но сейчас я понимаю, что все мои иллюзии, которые возвела я сама и которые возводит каждый, кто потерял близкого человека, привели к тому, что я потеряла больше, намного больше чем хотела получить… в итоге я осталась лишь с пустотой в груди и чем-то дрожащим, что некогда было сердцем.

После этого Альта прикусила губу и из её глаз упала по две солёных капли, последние капли которые, когда они либо обронила, более в её сердце не осталось никаких человеческих чувств. Она стала той, кем боялась стать, женщина, которая испытывает лишь неутолимую печаль. После столь сильной и душераздирающей речи, Альта посмотрела на подругу, в глазах которой сейчас царило что-то непонятное, и сев возе своего мужа принялась менять ему полотенце. Зэра, простояв с отрешенным лицом некоторое время, пытаясь переварить всё сказанное её подругой, бросив что-то себе под нос просто выбежала из комнаты, оставив Альту, в которой сгорели все чувства, и Шэна, который смотрел на мать с таким страхом и уважением, что нельзя было понять, что он испытывает больше.

— Мам, — робко обронил Шэнтер сделав неуверенный шаг в сторону матери. — Ты действительно не виновата… Зэра, она…

— Я виновна во всех смертях, Шэн, — спокойно произнесла Альта повернувшись к сыну, при это лицо её было эталоном спокойствия. — Как бы ты не хотел меня защитить и выгородить, но я уже смерилась и приняла свою судьбу. Я утаила от всех правду, руководствуясь личными желаниями, и теперь по моей вене болезнь гуляет по деревни, — она тяжело вздохнула и вновь повернулась к мужу. — Принеси, пожалуйста, воды, эта уже остыла.

- Ты! — бессильно прокричал Шэн, смотря на мать красными глазами. — Ты полная дура раз считаешь так! Я заметил того юношу, я предложил привезти его к нам… Если бы не я… Я здесь убийца! — Шэнтер крикнул, что было сил и в бессильной злобе ударив стену выбежала за дверь.

Смотря за тем, как Шэн, с перекошенным в злобе лицом, выбегает из комнаты, Альта не испытывала ничего, кроме сожаления. Раньше она побежала бы за ним, обняла и сказала, что он не виноват, и вообще никто не виноват, но сейчас ей уже было настолько больно, что любые мысли и действия вызывали спазмы у сердца, которые просто невозможно было стерпеть. Когда Альта уже было собралась сама идти менять воду, хотя мужа ей оставлять вовсе не хотелось, она застыла в полусогнутом состояние, так и не дотянувшись до ведра, и во все глаза смотрела на дверь где стоял он. Мессор выглядел крайне печальным, а его взгляд переходил с лица Альты, на лицо Мавсиуса, который тихо постанывал.

— Мне правда жаль, — заговорил он первым. — Вы не должны были узнать о его смерти заранее.

— Вы не виновата, — Альта покачала головой и села обратно на стул. — Прости за всё то, что я вчера наговорила, я была в отчаяние. Я сама попросила вас проверить меня теми часами, а то что они указали на моего мужа, чистая случайность.

Мессор смотрел на хозяйку трактира и его выражение с печального с каждой секундой менялось на крайне озабоченное. Он сделал шаг в комнату и посмотрел своей собеседнице в глаза. Его желтые глаза вновь засветились изнутри, а глаза Альты, черные и пустые от каких-либо чувств, даже не дрогнули.

— Если вы думаете, что смерившись со всем происходящем, вам станет легче, — медленно заговорил жнец, — то вы заблуждаетесь. Оградив себя коконом и спрятав все свои чувства, вы разрушаете сами себя. Эмоциям нужен выход, иначе они могут вас переполнить, и вы завянете, словно роза, которую пожилая женщина каждый день обильно поливает водой.

— Я больше не могу, — ответила Альта, отведя взгляд от собеседника, более не в силах его выдерживать. — Я просто устала. Все вокруг меня умирают, мой муж, моя подруга, её дочь. Они умирают по моей вине, из-за моего эгоизма и…

— Вы считаете, что любовь к дочери — это эгоизм? — голос Мессор непривычно зазвенел, словно метал. — Вы действительно считаете себя виновной или просто хотите таковой быть? Если вы думаете, что все те смерти на вашей совести, то тогда вы действительно эгоистка. Ваш муж и сын привезли того юношу, проявив к нему сострадания. Вы не захотели сжигать его тело, несмотря на предостережения, это тоже есть акт сострадания, как и то, что вы не выкинули его где-нибудь в лесу, а похоронили, хотя по сути он был вам никем. Вы не захотели говорить родителям Лоны о том, что её надо сжигать, проявив сострадания к их чувствам. Вы думаете, если бы вы им сказали, что так надо, они бы вас послушали? Держу пари, что они сделали бы то же самое, что и вы. Я думаю, что так поступили бы многие родители, которые хоть немного любят своих детей. Вы не убийца, вы просто очень несчастная женщина, что поневоле стала свидетелем того, что мы, проводники, называем жатва. — Мессор тяжело вздохнул. — Все те эпидемии что были и будут, это не чей-то злой умысел и не распоряжение сверху, просто так устроена природа. Ей и всему, что в ней существует, свойственно обновляться, а чтобы что-то обновить, нужно вначале избавиться от старого.

— Что вы хотите этим сказать? — Альта с тревогой посмотрела на жнеца.

— Красная драконица, такая же болезнь, как и сотни других, что известны и неизвестны человеку. Они приходят, оставляя за собой горы тел, но уходя, оставляют человеку важный урок, о том, как и что нужно делать, столкнувшись с чем-то подобным. Виноваты не вы, виновата природа с её законами.

Внимая каждому слову, Альта слушала Мессора затаив дыхание, и понимала, насколько этот человек, что живет уже сотню лет и всё время проводит на кладбище, мудрый. Она винила себя, потому что думала, что так правильно. Она поневоле сделала себя мученицей, хотя она всего лишь жертва обстоятельства. Она не виновата в том, что эта болезнь появилась, она не виновата в том, что её сын вырос очень сердобольным и отзывчив, отчего спас того юношу, как не виноват и сам Шэнтер, придя на помощь юноши. Она так же и не виновна в том, что болезнь стала гулять по деревни, ведь она не виновата, что её муж и сын порядочные люди и проявив сострадания к тому юноши, не стал сжигать его, а провели похороны. Она не виновница всех бед, она жертва обстоятельств.

— Скажите, Мессор, — тихим голос проговорила Альта, когда до неё полностью дошёл смысл всего сказанного и её мир вновь перевернулся, оставив на сердце и душе свой отпечаток. — Сколько моему мужу осталось?

Ничего не сказав, жнец достал из-за пояса свои часы и вытянув руку так, чтобы она указывала на лежащего хозяина трактира, что-то прошептал и повел рукой вправо.

— Чуть больше часа, — серым голосом проговорил Мессор, когда песок из верхней чаши весь оказался внизу. — Мне не хотелось бы портить вам и так скверное настроение, но та женщина, что выбежала от вас несколько минут назад, проживет немногим дольше. Она на удивление держится лучше других, но болезни на это всё равно.

— А Вильдар, — всё также еле слышно обронила Альта, чувствуя, как болит её сердце, — и его матушка?