Она хлопнула в ладошки, чтобы подозвать служанку, убиравшуюся в ее помещении. На звук появилась старая Гвенис.

— Няня, в чем дело? Где моя одежда для верховой езды?

— Твой отец строго-настрого наказал, — ответила Гвенис, — а леди Люсьела добавила, чтобы я немедленно выбросила бриджи и рубаху. Они до того износились, что и для мальчишки, помощника Девина, уже не годятся. Пока твои новые наряды не будут готовы, ты можешь надеть старые платья, моя радость. — Она указала на юбку и блузку, разложенные на кровати. — Если хочешь, девочка, я помогу тебе одеться.

— Ты все выбросила? — рассвирепела Ромили. — Да как ты посмела?!

— Зачем бранишь меня, любовь моя! Разве могла я не подчиниться леди Люсьеле? Сама подумай… А что, юбочка вполне тебе к лицу, даже если и немного будет жать в талии. Посмотри, я еще вчера, как только леди Люсьела приказала, все приготовила.

— Как я могу скакать на Ветрогоне в этом? — Ромили смяла одежду в комок и швырнула в угол комнаты. — Он не приучен к дамскому седлу. Я тоже ненавижу его! Верни мне бриджи!.. — бушевала девушка, но няня с печальным видом покачала головой.

— Я не могу, моя хорошая, твой отец строго-настрого наказал… Больше тебе не придется скакать в мужских штанах. Пришло время, тебе же в самый канун летнего праздника стукнет пятнадцать, мы уже должны подумать о женитьбе. Ну какой мужчина захочет взять в жены девчонку-сорванца, которая мчится на коне в мужских штанах, словно шлюха или одна из этих сумасшедших из Ордена! Послушай, Ромили, это же просто неприлично. Такая большая девочка — а что выделываешь? Убегаешь из дома и всю ночь торчишь в соколятнике!.. Тебе пора понять, что ты благородного происхождения и у тебя масса обязанностей. Теперь, если желаешь прокатиться на коне, одевайся как подобает. И не мели больше глупый вздор.

Ромили со страхом глянула на старую нянюшку. Вот какое наказание выдумал отец! Куда более тяжкое, чем порка, куда более жестокое… К тому же ей было хорошо известно, что приказы отца никогда не оспаривались. И против чего в этом случае можно протестовать?.. Против юбки? Глупо… Все вроде по справедливости. Пришла пора забыть ребячьи забавы… Что здесь можно возразить? И то, что подобное решение было сродни тому, как она поступила с пойманной птицей, впервые пришло ей в голову. Вот и ее начали приручать, вот она, если так можно выразиться, дрессировка. И все вроде по обычаю, по установлениям древних, никем и никогда не оспариваемых…

«Лучше бы он выпорол меня. Наконец, он должен был напрямую поговорить со мной. Ведь я тоже человек!.. А не отдавать меня в руки Люсьелы, чтобы дать ей возможность сделать из меня настоящую даму…»

— Этот наряд испугает моего коня! — крикнула Ромили. — Он меня и близко к себе не подпустит. Я его не надену!

Она принялась пинать ногами ненавистные тряпки.

— Вот и хорошо, моя радость. Лучше останься дома. Зачем тебе эти скачки? Пора вести себя как юная благородная дама, — примиряюще сказала Гвенис. — Ты и так слишком долго торчишь на конюшне, надо заняться и домашними делами. Пусть с ястребами и лошадьми возятся твои братья.

Пораженная, Ромили едва проглотила комок, застрявший в горле, посмотрела сначала на нянюшку, потом на раскиданную по полу одежду.

— Что-то подобное я ожидала от Люсьелы, она ненавидит меня. Так можно обращаться с Мэйлиной, не понимающей, что такое настоящий конь. Но я никак не могу поверить, что и ты с ними заодно, няня!

— Твои упреки несправедливы! — уныло пожаловалась Гвенис. — Как ты можешь так говорить о своей мачехе?! Послушай, Ромили, я редко встречала женщину, которая бы по-доброму относилась ко взрослым падчерицам. Чтобы благородная дама одевала приемных дочерей лучше себя, да еще при этом сознавала, что вы обе куда более красивы, чем она?.. Зная, что наследником является Дарен, а ее сыну не на что рассчитывать и ему будет уготована судьба недестро?[9] Я такую не встречала. Послушай, Ромили, твоя мать тоже бы выбросила мужские штаны из твоей спальни, она бы никогда не позволила тебе гонять сломя голову по лесам и ущельям. Как ты можешь говорить, что леди Люсьела ненавидит тебя?!

Ромили по-прежнему упорно смотрела в пол. Взгляд ее буквально ел одежду. Как ни крути, а няня была права: вряд ли кто относился к ней с такой добротой, как Люсьела. Было бы куда лучше, если бы она открыто выказала свою ненависть. А так что она может поделать против доброты? Против нее не попрешь, не поборешься, а что там внутри — кого это интересует…

«Она меня в конце концов придушит своей заботой, и я ничего не смогу поделать».

Пречиоза напрасно будет ждать ее — неужели Гвенис всерьез думает, что она оставит ястребицу на попечение этого ленивого подростка? Или даже самого Девина?..

«Так что же делать? Разорвать все в клочья? То-то радость будет Люсьеле! Как же, заботишься о ней, заботишься — и все напрасно. Никакой, мол, управы на Ромили нет. Тут же найдут управу. И кто от этого выиграет?»

Трясущимися от ярости руками девушка принялась натягивать ненавистную габардиновую юбку. Ничего, что жмет в талии — Ромили холодно отвергла попытки Гвенис помочь ей. Лучше скакать в этом идиотском наряде, чем бросить верховую езду! Однако пусть они не думают, что она так легко сдастся.

Она еще им покажет! Даже в этих тряпках.

Закипая от злости, Ромили спустилась во двор, направилась в конюшню. Рядом стояла соколятня… Раза два она споткнулась, запутавшись в длинной юбке. Как же дамы ходят в подобных одеждах?! Мелкими шажками, степенно? Она тоже попыталась так пройти и тут же снова споткнулась. Да, подложила ей свинью Люсьела… Подманила нарядным бархатным платьем, а потом лицом в грязь. И ударчик подсластила — послала вместо себя Гвенис. Какая деликатность! Даже словом не обмолвилась, что бриджи и сапоги тю-тю!..

В соколятне Ромили первым делом натянула охотничью перчатку, потом подошла к жерди, на которой сидела привязанная Пречиоза, и усадила ее на запястье. Погладила ястребицу по груди специально приготовленным для этой цели перышком — руками птичьего оперенья касаться нельзя. Пречиоза почувствовала ласковые прикосновения и пошевелилась. Девушка едва удерживала руку — все-таки ястребица грузная, тяжелая птица. Ромили начала успокаивать ее, потом положила руку, на которой сидела Пречиоза, на подпорку. Наконец подозвала к себе Кера:

— Приготовил свежее мясо для Пречиозы?

— Да, дамисела. У меня есть голубь, ему только что свернули шею. Я его специально отложил для ястреба. Всего-то минут десять прошло, — ответил парень, и Ромили недоверчиво понюхала тушку, затем подвесила ее к поясу.

Птица, почуяв запах, вновь заволновалась, задвигалась. Ромили направилась к выходу, длинный подол мешал идти нормальным шагом. Девушка вышла во двор, освободила ястреба, потом покрутила приманкой над головой. Пречиоза встрепенулась и, внезапно сильно оттолкнув руку хозяйки, ударила крыльями, взлетела в небо и уже оттуда камнем пала на добычу, брошенную на булыжники двора. Ромили тут же оттащила ястребицу, потом свистнула в особый свисток и позволила хищнику несколько раз клюнуть добычу.

Очень важно было научить ястреба подчиняться этому сигналу — в ее сознании этот звук должен был соединиться с разрешением наброситься на добычу. Пречиоза, взлетев, вновь уселась на руку Ромили. Девушка протянула голубя Керу и сказала:

— Теперь ты. Я хочу посмотреть, как она летает.

Тот послушно взял приманку, тоже покрутил ею над головой; вновь Ромили сняла колпачок — Пречиоза взмыла в небо и по свистку пала на тушку. Этот прием был повторен дважды, потом Ромили позволила птице доклевать голубя. Наконец, водрузив на голову хищника черный колпачок, отнесла ее в сарай и там посадила на жердь. Снова и снова она принялась ласкать Пречиозу перышком, шептала глупые, но такие приятные слова, хвалила ее. Их сознания опять слились, и Ромили отчетливо ощутила, как приятны молодой птице эти знаки внимания. Так проходило обучение… Уже недалек был день, когда ястреб отправится в свободный полет, сам будет искать добычу и возвращаться к хозяину…