Меня пытались подкупить неоднократно, но такой огромной суммы мне ещё никто и никогда не предлагал.

— Видите ли, Яков Самуилович, я человек с устоявшейся психикой и старомодными принципами. Я не торгую честью. Она у меня одна, понимаете, и я не хочу её пачкать даже такими громадными деньжищами, что Вы мне предложили. Лобов — преступник, и Вам, я думаю, лучше решать свои вопросы через суды, а не через меня и моих товарищей по цеху.

— Это Ваш окончательный ответ? — спросил он у меня. — Может, Вы всё же подумаете, а уж потом дадите свой ответ?

— Прощайте, Яков Самуилович, — произнёс я и направился в министерство.

Зайдя в министерство, я сразу же направился в кабинет Фаттахова. Он уже знал об аресте Гаврилова и, похоже, ожидал моего появления у себя в кабинете.

— Ринат Бареевич, — произнёс я, — делайте со мной что хотите, но я не верю в виновность Гаврилова. Я знаю его десять лет, и у меня ни разу не возникло сомнения в его честности и порядочности.

— Это ещё ни о чём не говорит, Виктор Николаевич. Жизнь идёт, всё меняется. Вчера был честным, а сегодня стал преступником, такое бывает. И поэтому я Вам не советую стучать себя в грудь и с пеной у рта доказывать невиновность этого человека.

— Скажите, Вы мне верите или нет? Вот и я так же верю этому человеку, ка Вы верите мне. Я думаю, что это провокация, самая элементарная провокация со стороны прокуратуры и ФСБ. Видно, не всем нравятся наши успехи по борьбе с бандитизмом, вот они и вкладывают свои деньги в подобные провокации.

— Виктор Николаевич, я бы Вам не советовал так беспочвенно высказываться в их адрес. Нужны факты, а их у Вас, как я знаю, нет. Поэтому не делайте поспешных выводов, там тоже люди, такие же, как и мы, оперативники. Если задержали, значит, есть фактура, а иначе бы они ни за что не пошли на это.

— Ринат Бареевич, разрешите мне провести служебное расследование, — попросил я.

Фаттахов задумался, а затем произнёс:

— Если ты считаешь, что всё это, провокация, то проводи расследование. С результатами не торопись, нужно всё будет взвесить, прежде чем ты их обнародуешь.

— Спасибо, — я вышел из кабинета.

Весть об аресте Гаврилова моментально распространилась среди сотрудников управления уголовного розыска, вызывая у сотрудников кучу различных версий. Чтобы прояснить эту ситуацию, я собрал сотрудников убойного отдела у себя и честно рассказал им то, что я услышал от Гаврилова.

— Ну что, мужики, — сказал я. — Думаю, что мы должны сделать всё, чтобы сохранить честное имя своего товарища. Если мы не поможем ему, то завтра никто не станет помогать нам. Поэтому сейчас надо срочно поехать в автосервис и опросить там всех работников, связанных с ремонтом его автомашины, была ли завышена указанная за ремонт сумма, или она действительно соответствовала ущербу, нанесённому автомобилю Гаврилова. Второе — нужно будет выехать в Васильево и разобраться там с местными бандитами. Найдите ту автомашину, сфотографируйте её и опросите всех участников этой ночной аварии. Постарайтесь узнать, у кого из них есть выходы на ФСБ и прокуратуру. Короче, набрать как можно больше на них грязи. В-третьих, нужно поддержать его в изоляторе. Если мы решим эти вопросы, то получим надежду, что мы сможем вытащить Гаврилова из следственного изолятора.

Ребята, получив от меня конкретные указания, один за другим покидали мой кабинет. Наконец, я остался один в кабинете. Открыв окно, я позвонил в ИВС и приказал доставить ко мне Ильдуса Муратова.

После обеда меня вызвал к себе заместитель министра Юрий Васильевич Костин.

— Давай, проходи, Абрамов, не стой в дверях, здесь не подают, — сказал он и указал мне на стул.

Я прошёл в кабинет и присел на предложенный стул.

— Давай, рассказывай, как там, в Альметьевске? — спросил он. — Неужели всё так плохо, как доложил мне Фаттахов?

— Извините, я не знаю, что Вам докладывал мой начальник, но дела там обстоят просто из рук вон плохо. За прошедшую неделю Грошев не провёл целый ряд мероприятий, которые он, как начальник городского отдела милиции, должен был провести в обязательном порядке. Во-первых, до вчерашнего дня оперативными службами не было задержано ни одного человека, входящего в состав группировки Хомича. Почему, не могу ответить, так как Грошев не стал мне объяснять причину столь либерального отношения к представителям этой группировки. Во-вторых, обыски, проведённые сотрудниками оперативных служб отдела милиции, носили чисто формальный характер. В качестве примера могу привести наглядный случай. Так, вчера в адресе, в котором за два дня до этого проводился обыск, мы обнаружили автомат и крупную сумму денег, принадлежащих группировке Аникина. В-третьих, сотрудниками отдела по борьбе с организованной преступностью задержан заместитель начальника отдела милиции Панкратов. Сейчас они всем отделом плотно работают с ним, пытаясь доказать ему его связь с бригадой Аникина. Я считаю, что это сейчас не главное направление, и на месте Грошева я бы все эти силы бросил бы на розыск Аникина и на задержание Хомича и людей из ближайшего его окружения. Вы уже в курсе, что нам удалось изъять несколько стволов огнестрельного оружия и крупную сумму денег. Сегодня арестованный Муратов сообщил мне о других тайниках, где может храниться оружие группировки, а также о месте возможного местонахождения самого Аникина.

Я протянул Костину листы бумаги, на которых были изложены дополнительные сведения, сообщённые мне Муратовым. Костин внимательно прочитал явку, выписав из неё к себе в блокнот адреса тайников с оружием. Он встал из-за стола и стал медленно шагать по кабинету, словно считая длину и ширину своего кабинета. Наконец, он остановился и посмотрел на меня. Мне в какой-то момент показалось, что он что-то хотел мне сказать, однако он махнул рукой и сел в своё кресло.

— Что собираешься делать с Гавриловым? — поинтересовался он у меня.

— Бороться за его честное имя. Думаю, что до суда я смогу представить следствию неопровержимые доказательства его невиновности.

— Ну что, давай, — произнёс Костин. — Сам знаешь, официально я тебе разрешить это не могу, но и препятствовать не буду. Делай всё предельно корректно и грамотно, чтобы не занять место на нарах рядом со своим Гавриловым.

Я поблагодарил Костина за напутствие и поднялся со стула.

— Сам больше в Альметьевск не езди, направь туда своего толкового сотрудника, пусть пока там поработает, — произнёс Костин и сделал жест рукой, разрешая мне покинуть его кабинет.

Я взял со стола все свои документы и вышел.

Вечером я заехал в следственный изолятор. Несмотря на жёсткий запрет прокуратуры на свидания с Гавриловым, мне всё же удалось встретиться с ним в кабинете заместителя начальника изолятора Цветаева. Переговорив с Гавриловым и лишний раз убедившись в том, что он говорил мне правду, я вышел из кабинета и направился вдоль тюремного коридора.

— Виктор Николаевич, не желаешь повидаться со своим крестником? — спросил меня Цветаев. — Он вот в этой камере сидит. Он нам здесь все уши прожужжал, что убьёт тебя первого после того, как выйдет на волю.

— Тогда откройте камеру, я посмотрю, как он собирается меня убивать.

Цветаев подозвал контролёра и приказал тому открыть дверь камеры. Я вошёл и остановился у дверей. Заметив меня и Цветаева, арестованные стали медленно спускаться с коек.

— Кто дневальный? — строго спросил Цветаев. — Почему в камере бардак? В карцер захотел?

Дневальный, мужчина небольшого роста, в разодранной на груди майке и весь в наколках, моментально бросился наводить порядок в камере.

Лобова я признал не сразу. За это время он сильно похудел, лицо его потеряло румянец и стало каким-то серым, безжизненным.

— Ну что, Анатолий Фомич, — произнёс я. — Мне здесь говорят какие-то страсти, что ты хочешь убить меня, как только выйдешь на волю. Вот, давай убивай, чего ждать-то? Ты обвиняешь меня в том, что я тебя обманул, так вот скажи, пусть твои сокамерники тоже знают, в чём я тебя обманул?