Коломиец рвал застежку кобуры. Она не поддавалась, и тогда Коломиец бросился навстречу Коле, и в этот момент Коля выстрелил второй раз. Коломиец закричал что-то и покатился в угол избы. Коля сгреб драгоценности в карман:

— Керосин тащите, он в коридоре! Торопись, фраера…

Лысый и Скуластый послушно приволокли бидон с керосином. Лысый посмотрел на Серафима, потом ногой перевернул Коломийца:

— Знакомый… Да никак это… — он восторженно взглянул на Колю и взмахнул пухлыми ручками: — Это же сам… Коломиец! Ге-пе-ушник! Н-да, молодой человек… Далеко пойдете, это я, бывший жандарм, вам говорю. И бывший офицер контрразведки. Позвольте руку пожать…

— После! — уже спокойнее сказал Коля. — Чего ждете? Поливайте керосином и айда отседова!

Выплеснули керосин. Скуластый чиркнул обломком напильника по кремню, раздул фитиль и швырнул его на пол. С ревом взвилось пламя.

— Рвем когти! — крикнул Коля.

Побежали к лесу. Коля все время оглядывался и думал: «Только бы он выскочил… Только бы ничего с ним не случилось…» Опасения эти были далеко не напрасны. Сильный и ловкий Коломиец успел выпрыгнуть в окно в тот самый момент, когда Коля и бандиты покинули избу Серафима, и едва сумел погасить загоревшуюся одежду.

На опушке Коля оглянулся в последний раз. Дом священника скрыло яркое пламя с черной шапкой густого дыма, порыв ветра донес яростный звон колокола.

— Ну, все, — Скуластый отер пот со лба и устало опустился на траву.

— Позвольте еще раз, от всей души, — сказал Лысый и с чувством пожал Коле руку.

А Коля мысленно в это время был далеко. Казалось ему, что видит он сыплющие искрами бревна родного дома и жалкий, обгоревший комочек около собачьей будки — все, что осталось от верного пса, и белый-белый холст, которым было накрыто нечто очень страшное и непонятное. «Родители твои», — будто говорит ему кто-то в спину. «Нет, — про себя отвечает Коля. — Там, под этим холстом? Нет…»

Черная стена дыма встала над тем местом, где был поповский дом.

— Какой мерою меряете, такой и вам отмерено будет, — тихо сказал Коля. — Пошли.

В бандитском лагере Коля первым делом попросил собрать главарей банды, а когда все чинно расселись за дощатым столом в избушке лесника, высыпал на столешницу клад Серафима. Несколько камней и монет упали на земляной пол, и все, кроме Феденьки, бросились их поднимать. Феденька молча выслушал восторженно-красочный, с мелкими подробностями рассказ Лысого и долго молчал. Коля то и дело ловил на себе его цепкий, изучающий взгляд.

— Вели привести мою маруху, — Коля с усилием выговорил последнее слово.

Феденька кивнул, через минуту в дверь избушки вошла Маша. Коля испугался, что она не выдержит, бросится к нему и заплачет, но Маша остановилась на пороге и, глядя куда-то в сторону, спросила:

— Ну чего? Доказал портяночникам, почем что?

— Доказал, — кивнул Феденька. — Идите, милуйтесь… Заслужили. Два слова только. Выйди пока.

Маша вышла.

— Я понимаю, Коляча, какая глупость получается. Набей мне морду, я разрешаю. Но я кишками чувствую — есть во всем этом деле тухлятина. Прости, если не так сказал. Ты нынче — герой. Всех нас спас.

— Ты что же, — вдруг вступил в разговор Скуластый. — Сомневаешься? В ком! В ём? Гад ты ползучий. Не в ём! В нас, выходит дело… Слышь, Лысый… Скажи ему!

— В самом деле, — откликнулся Лысый. — Ты же не подозреваешь нас в сговоре с твоим приятелем? Все видели собственными глазами, слышали собственными ушами…

— Ты вот что, — сказал Скуластый. — Подозрения свои при себе держи. Еще раз его… — он кивнул в сторону Коли, — обидишь: видит бог, я тебя на тот свет отправлю.

— Ладно, — кивнул Феденька. — Давайте только Никодима спросим, так, для политесу. Он как-никак член нашего штаба, неловко без него. Я послал за ним.

Сели за стол. Коля закрыл глаза и сделал вид, что задремал от усталости. «Никодим… — вспоминал он. — Тот, на мужика похожий, молчаливый. Помнится, он еще сомневался при первой встрече в избушке, стоит ли Коле платить золотом за помощь бандитам. А зачем Феденьке нужен его совет? Затевает что-то Феденька».

Влетела Маща, зло крикнула с порога:

— Ну, хватит лясы точить! Отдай мне моего мужика, и баста! — Она села на лавку у стены, всем своим видом давая понять, что больше не уйдет.

Вошел Никодим. Не здороваясь, уселся к столу, навалившись на него всем телом.

— Ты все знаешь, Никодимушка, — сладким голосом пропел Феденька. — Вот твоего совета просим — как быть?

Никодим тяжело посмотрел на Лысого:

— Вам, сударь, стыдно. Жандарм, контрразведчик, а глупый! Не почуяли во всей этой оказии руки ГПУ!

Коля вскочил, схватился за кольт.

— Не рыпайся, петушок, — тихо сказал Никодим. — За стеной мои люди. Сиди тихо. Я не утверждаю, что ты агент ГПУ. Я это пока предполагаю. То, что случилось со священником, — это вполне может быть комбинацией органов. Надо проверить. Решим так: тебя и твою бабу запрем, все расследуем, тогда и высветлится.

Коля переглянулся с Машей. Она ответила на его взгляд взглядом, полным ужаса и тоски. «У нее сейчас сдадут нервы, и тогда провал неминуем, — пронеслось в голове у Коли. — Надо что-то предпринять сию же секунду».

Он посмотрел на Лысого, потом на Скуластого. Лысый едва заметно пожал плечами, а Скуластый подмигнул, косясь на свою кобуру с наганом. И тогда Коля решился.

— Запирайте, — сказал он покорно. — Воля ваша, только обидно. — Коля продолжал сидеть. Фраза отвлекла внимание Никодима и Феденьки, и Коля успел выдернуть из-за ремня кольт. Он стрелял от бедра, сквозь доски стола. Пули шли снизу вверх, выбивая щепки из столешницы. Феденька даже не успел схватиться за свой маузер, а Никодим успел, но так и упал — с наганом в руке.

Ворвались люди Никодима.

— Тихо! — яростно крикнул Лысый. — Назад, паскуды! Вся головка нашего отряда продалась ГПУ! Час назад мы казнили попа, а сейчас — его сообщников! Если у вас мозги, а не каша, — не дурите!

Шли секунды, и было неясно, как поступят бандиты. Наконец, кто-то сказал:

— Начальство всегда продает — рано или поздно. Должность у них такая, братва… Я верю.