Надо сказать, что в послевоенные годы высказано немало сожалений по этому поводу. "Мы оба - Черчилль и я,- писал Иден о тех днях,- были недовольны отказом нашего союзника использовать победу в Италии и, таким образом, предоставить нам возможность играть более влиятельную роль в Центральной Европе". "Он (Черчилль.- Г. Р.) действовал безуспешно. Единая политика Англии и Соединенных Штатов для сопротивления советским планам так и не была выработана. И, таким образом, война, в которой мы одержали победы на полях сражений, закончилась дипломатическим поражением западных союзников от рук русских" [3],- пишет Л. Брод, извращая суть англо-американских разногласий.

Ряд историков все-таки пытаются объяснить существо этих разногласий. Так, например, Ч. Уилмот, подчеркивает два момента: 1) стремление Рузвельта сохранить "хорошие отношения" с И. В. Сталиным; 2) желание президента обеспечить быстрое продвижение во Франции накануне выборов 1944 года. Уилмот указывает еще на одну причину, которая, как нам кажется, имела не меньшее, если не большее значение: Ф. Рузвельт, замечает автор, не хотел, чтобы американские войска "служили английским политическим целям". В результате переноса центра тяжести из Италии в Южную Францию, сетует Уилмот, западные державы "безвозвратно потеряли" полтора месяца и Гитлер в самый критический момент войны получил передышку на своем южном фронте [4].

Черчилль, как это следует из его собственных слов, не смирился с таким положением вещей. В сентябре 1944 года, на второй Квебекской конференции, премьер-министр возобновил атаку. "Я сказал,- вспоминает он о своем выступлении на заседании 13 сентября,- что всегда предпочитал путем правостороннего продвижения нанести удар Германии в адриатическую подмышку. Нашей целью должна быть Вена... Другая причина - быстрое продвижение русских к Балканскому полуострову и опасность распространения там советского влияния" [5].

На этот раз Рузвельт с пониманием отнесся к аргументам английского премьера. Его идеи были одобрены. Это показывает, что США были готовы пойти на изменение стратегических планов, если этого требовали политические интересы западных держав: в данном случае сохранение позиций капитализма на Балканах. В телеграмме, отправленной в Лондон, Черчилль писал: "Армия Александера[Александер - английский генерал, впоследствии фельдмаршал, командовавший союзными войсками в Италии] не будет ослаблена, до того как Кессельринг[Кессельринг - гитлеровский фельдмаршал, командовавший немецкими войсками в Италии.] отступит за Альпы или будет разгромлен. Мы получим все необходимые десантные средства для Средиземноморья, чтобы разработать план высадки в Северной Адриатике в районе Истрии, Триеста и т. д. Идея нашего продвижения к Вене, если война продлится достаточно долго и если другие не придут туда первыми, здесь полностью одобрена" [6].

В этой связи вызывают недоумение намеки Б. Монтгомери и Дж. Фуллера на то, что именно американцы, и в частности Д. Эйзенхауэр, несут ответственность за "потерю" Вены. "Возможность занять Вену,- пишет английский фельдмаршал,- была потеряна, когда было решено высадить силы "Драгуна" ["Драгун" - новое название плана "Энвил", принятое в июле 1944 года] в Южной Франции; войска для высадки были взяты из сил фельдмаршала Александера в Италии, и это затормозило его действия...". Когда была отвергнута идея Черчилля о продвижении из Северной Италии через Люблянский проход к Вене, утверждает Дж. Фуллер, был потерян "последний шанс разбить Германию, до того как русские пересекут ее восточную границу". Если Монтгомери и Фуллер лишь намекают, что ответственность лежит на Вашингтоне, то К. Эттли прямо называет виновника. "Я считаю,- заявил он, отвечая на вопрос своего издателя Ф. Уильямса,- что если бы Александеру позволили наступать в Италии, он мог бы соединиться с югославами и продвинуться в Чехословакию и, по возможности, правее к Германии, до того как русские пришли бы туда". "Но американцы,- продолжал Эттли,- были одержимы идеей высадки в Южной Франции, ...Эйзенхауэр... никогда не разбирался в стратегии..." [8].

Решения второй Квебекской конференции, а это отмечает не кто иной, как Черчилль, не предусматривали какого-либо ослабления войск Александера, "до того как станут известны результаты" сентябрьского наступления. Что же касается операции "Драгун", то она была начата 15 августа, принесла быстрый успех и, естественно, могла лишь поддержать, а не ослабить наступление в Италии. Высказывания Монтгомери, Фуллера и особенно Эттли создают представление, будто решений о наступлении через Северную Италию к Вене вообще не существовало, что такая возможность якобы была начисто потеряна уже в июне 1944 года, а это противоречит фактам. Планы Черчилля, поддержанные Вашингтоном, потерпели провал не в июне, а в сентябре-октябре 1944 года, когда англо-американские войска не сумели прорвать оборону немцев и продвинуться на север Италии. И все же английский премьер, как свидетельствует А. Брайан, не терял надежд. Во время визита в Москву (октябрь 1944 г.) А. Брук предложил в присутствии У. Черчилля и И. В. Сталина одобрить английский план вторжения в Истрию, а лишь затем начать совместное наступление на Вену. Однако Брайант вынужден признать, что эти расчеты "выходили за пределы возможностей Запада" [9].

Попытки ряда буржуазных авторов обвинить Вашингтон в крахе плана прорыва в Центральную Европу и на Балканы через Северную Италию по меньшей мере не серьезны. Трудно сказать, как это можно было сделать, даже в том случае если бы операция "Энвил - Драгун", чего до последнего момента требовал Черчилль, была отменена.

Чем объяснить, что многие английские историки, особенно военные, тем не менее, продолжают критику плана "Энвил", позицию, занятую в этой связи правительством США? Как нам кажется, и тем, что в 1944-1945 годах Англии не удалось провести в жизнь свои военно-политические планы, а война закончилась совсем не так, как того хотели реакционные круги Лондона. Отсюда поиски "ошибок", допущенных, конечно, американцами, и особенно главнокомандующим союзными войсками в Европе Д. Эйзенхауэром.

Английские историки обвиняют Эйзенхауэра и в связи с его решением, принятым в конце августа 1944 года, вести наступление на Германию "на широком фронте", а не путем нанесения концентрированного удара с целью быстрейшего выхода в Рурскую область и продвижения к Берлину, как предлагал командующий английскими войсками Б. Монтгомери. Смысл обвинений, имеющих политическую подкладку, выразил сам Монтгомери. "Берлин был потерян,- подчеркивал он,- когда нам не удалось выработать правильный план в августе 1944 года... Американцы не понимали, что мало пользы выиграть войну стратегически, если мы проиграем ее политически..." [В телеграмме от 28 марта 1945 г. Д. Эйзенхауэр сообщал, что намерен осуществить разгром немцев путем окружения и изоляции Рура, после чего рассчитывает встретиться с советскими войсками на линии Эрфурт-Лейпциг-Дрезден, то есть к юго-западу от Берлина[10]]. Однако, какие бы аргументы ни приводили сторонники плана Монтгомери, утверждения, что он мог коренным образом изменить дальнейший ход войны, ни на чем не основаны.

Последние месяцы войны в Европе. Ревизия принципа "безоговорочной капитуляции".

15 декабря 1944 г. союзнические войска, подошедшие к границе Германии, подверглись неожиданному удару вермахта в районе Арденн. Их фронт был опрокинут. "Началась паника в тылу и, что еще хуже, в союзных столицах. Паникеры заявляли, что немцы могут достичь побережья Ла-Манша и устроить второй Дюнкерк" [11],- описывает создавшуюся обстановку Лиддел Гарт.

21 декабря Д. Эйзенхауэр обратился в англо-американский комитет начальников штабов с просьбой выяснить, не собирается ли СССР в ближайшее время предпринять наступление на советско-германском фронте. Еще через два дня Ф. Рузвельт направил соответствующую просьбу И. В. Сталину, а 6 января 1945г., после того как положение на западном фронте ухудшилось, У. Черчилль запросил главу Советского правительства о том, могут ли Англия и США "рассчитывать на крупное русское наступление на фронте Вислы или где-нибудь в другом месте" [12]. Ответ и действия Советского правительства известны: 12 января 1945г., на восемь дней раньше запланированного срока, советские войска перешли в наступление по всему фронту. Мощный удар Советской Армии оказал решающее влияние на ход событий в Арденнах. Немецкое наступление было приостановлено, гитлеровские войска стали спешно перебрасываться на Восток.