Графиня С. В. Панина – товарищ (заместитель) министра просвещения свергнутого Временного правительства – обвинялась в саботаже. На вопрос председательствующего, признает ли она себя виновной, Панина ответила, что не признает. Председатель предложил секретарю суда огласить доклад Следственной комиссии. Суть дела заключалась в следующем. Не признавая власти рабочих и крестьян и назначенных ею руководителей Народного комиссариата просвещения, Панина решила не передавать новой администрации денежные средства, имевшиеся в кассе министерства. 15 ноября 1917 г. запиской на имя экзекутора Дьякова она распорядилась: «Срочно. Секретно… Предлагаю вам немедленно по предъявлении сего все хранящиеся у вас денежные суммы, как в наличных деньгах, так и в процентных бумагах состоящие, передать предъявителям сего – делопроизводителю департамента народного просвещения Рождественному и департамента профессионального образования Козлову и вместе с ними отправиться для внесения сих сумм на хранение в место по указанию означенных лиц». Так саботажники изъяли около 93 тысяч рублей. Когда пришла советская администрация, в кассе министерства просвещения не оказалось ни копейки.

Вечером 28 ноября сотрудники Следственной комиссии явились к Паниной. В ее квартире в это время происходило совещание членов Центрального комитета партии кадетов с участием Ф. Ф. Кокошкина и А. И. Шингарева. В ответ на вопросы членов Следственной комиссии Панина заявила: «Признаю, что приказ экзекутору Дьякову от 15 ноября 1917 г. о внесении народных денег, бывших в моем распоряжении по министерству народного просвещения, дан мною. Куда я приказала отправить эти суммы, я указать не желаю. Сочту своей обязанностью представить отчет о всей деятельности и суммах единственно Учредительному собранию как единственной законной власти. От всяких разъяснений комиссарам или Следственной комиссии я отказываюсь».

После оглашения материалов дела председательствующий спросил у присутствующих в зале суда, не желает ли кто-нибудь выступить обвинителем. Желающих не нашлось. Тогда И. П. Жуков предоставил слово защитнику подсудимой. Из публики вышел директор гимназии В.Я. Гуревич. Он принялся восхвалять достоинства подсудимой, оправдывая ее действия и одновременно дискредитируя процесс. Он заявил, что Панина не имела права передать деньги Совету Народных Комиссаров, а передаст их только «настоящему хозяину» – Учредительному собранию, которое якобы является выразителем воли всего народа.

Выступление защитника нашло благодатную почву среди части присутствовавшей на процессе публики. В зале раздавались крики, возгласы, кто-то устроил истерику. Некий Иванов, назвавшийся рабочим, потребовал слова и заявил, что подсудимая помогла ему, дотоле «темному человеку», научиться «любить науку и жизнь». Он подошел к скамье подсудимых, театрально поклонился Паниной и воскликнул: «Благодарю вас». Публика устроила ему овацию.

Антисоветские выступления возмутили находившихся в зале рабочих. Один из них, рабочий завода «Парвиайнен» Наумов, потребовал слова и сказал: «Суд был прав, когда привлек к ответственности гражданку Панину… Класс угнетенных кровью добыл власть и не может, не должен претерпевать оскорбления в адрес этой власти… Сейчас перед нами не отдельное лицо, а деятельница, деятельница партийная, классовая. Она вместе со всеми представителями своего класса участвовала в организованном противодействии народной власти, в этом ее преступление, за это она подлежит суду».

Судьи удалились на совещание. Когда они вернулись, в зале воцарилась тишина. И. П. Жуков читал, и все вслушивались в слова приговора: «Именем Революционного Народа! Революционный трибунал, рассмотрев дело гражданка Софьи Владимировны Паниной об изъятии ею из кассы бывшего министерства народного просвещения принадлежащей народу суммы – около 93 тыс. рублей, постановил: 1) оставить гражданку Софью Владимировну Панину в заключени и до момента возврата взятых ею денег в кассу Комиссариата народного просвещения; 2) Революционный трибунал считает гражданку Софью Владимировну Панину виновной в противодействии народной власти, но, принимая во внимание прошлое обвиняемой, ограничивается преданием гражданки Паниной общественному порицанию».

19 декабря саботажники внесли изъятые деньги в Народный комиссариат просвещения, и Панина была освобождена. Впоследствии она стала эмигранткой.

14 декабря 1917 г. Петроградский революционный трибунал заслушал второе дело о саботаже, по обвинению бывшего командующего 5-й армией Северного фронта генерала В. Г. Болдырева в неподчинении приказанию назначенного советским правительством Верховного главнокомандующего Н. В. Крыленко.

Когда 11 ноября Н. В. Крыленко в сопровождении небольшого отряда выехал из Петрограда на фронт, чтобы вступить в командование действующей армией и принять дела Ставки, он прежде всего заехал в штаб Северного фронта, чтобы организовать начало переговоров о перемирии с командованием войск Германии. Однако нового главковерха представители командования Северного фронта встретили враждебно. В Пскове, где находился штаб Северного фронта, главнокомандующий фронтом генерал В. А. Черемисов на вызов к Крыленко не явился, ответив отказом. Н. В. Крыленко издал приказ об отстранении Черемисова от должности и письменно предложил ему временно исполнять обязанности до прибытия преемника под наблюдением комиссара фронта большевика Б. П. Позерна.

12 ноября Н. В. Крыленко прибыл в Двинск, где располагался штаб командующего 5-й армией Северного фронта генерала В. Г. Болдырева. Здесь повторилось то же, что и в Пскове. Болдырев на приглашение Крыленко не откликнулся, а при повторном вызове ответил, что может принять Крыленко у себя. Остановившись в Двинске, Н. В. Крыленко созвал армейский комитет. Болдырев не явился и на заседание комитета. Между тем армейский Военно-революционный комитет стал на большевистские позиции. Ввиду явного саботажа Болдырева Н. В. Крыленко отстранил его от должности, а Военно-революционный комитет армии арестовал генерала и отправил его в Петроград для предания суду революционного трибунала.

На судебном заседании Болдырев заявил, что, так как Крыленко назначен главковерхом большевиками, поэтому он не подчинялся его приказаниям. Кроме того, он пытался оправдать свои действия тем, что армейский комитет также разделял его точку зрения, а о переходе комитета на советские позиции он не знал.

Когда у Болдырева на суде спросили, как бы он поступил, если бы знал о переходе армейского комитета на советские позиции, он ответил: «Я считаю себя гражданином свободной России и подчиняюсь воле Учредительного собрания», то есть дал понять, что не признает Советской власти.

Революционный трибунал признал Болдырева виновным в неисполнении распоряжений Верховного главнокомандующего Крыленко и приговорил его к трем годам тюремного заключения.

Вскоре в Петроградском революционном трибунале слушалось дело графини О. Апраксиной.

В декабре 1917 г. в Народный комиссариат государственного призрения, руководимый А. М. Коллонтай, пришла сестра милосердия благотворительного церковного приюта, носившего название «Во имя царицы небесной», А, В. Кобылина и сообщила об ужасном состоянии находящихся в приюте детей, В приюте, говорила она, «перестали совершенно топить, несмотря на суровые морозы. Трубы стали лопаться от холода… Белье перестали стирать, и дети ходят в грязном белье, кишащем паразитами… Дети голодают, от голода у детей стали появляться на руках и ногах язвы и раны… Смертность среди детей ужасающая… Дошло до того, что покойник оставался непогребенным три недели… Видя эти ужасы, я стала настойчиво обращать внимание графини Апраксиной (попечительницы приюта. – Д. Г.) и других лиц на нравственную ответственность за состояние детей, но мне постоянно указывали, что нужно терпеть… У меня создалось твердое убеждение, что все это безобразие создавалось искусственно с целью убедить народ в том, что всему этому виною является власть большевиков. Это… подтверждается еще и тем, что графиня Апраксина упорно не желала обратиться за помощью в министерство призрения…»