– Вообще-то мы им показываться не имеем права!

– Имеем!

– Нельзя, чтобы нас видели обычные люди!

– Он не обычный, он нас придумал!

– А Маша что, тоже нас придумала?!

– Вот я и говорю: нельзя им говорить...

Морозов замотал головой. Он так и не привык к манере птёрков и охлей быстро и бестолково спорить между собой.

– Стоп! – сказал он. – Не хотите показываться обычным людям – не надо. Но своему родному Деду Морозу можете объяснить, что к чему?

– Так это... – птёрк зашаркал лапкой, – ты ведь больше не...

– ... не Дед Мороз? – удивился Морозов.

Птёрк и охля грустно закивали.

– Но как? И почему? Я был плохим Дедом Морозом?!

– Нет-нет! – охля торжественно сложила лапки. – Ты был самый-самый хороший Дед Мороз!

– Ну да, – сказал птёрк, – другого-то не было.

– А если бы и был, он все равно был бы лучшим!

Морозов понял, что сейчас опять начнется перепалка, и прикрикнул:

– Тихо! Вы можете толком рассказать, что случилось?

– Не можем, – признался птёрк. – Не имеем права. Ты больше не Дед Мороз, значит, и нас больше нет.

И птёрк с охлей, взявшись за руки, начали торжественно таять в воздухе.

– Куда! – испугалась Маша. – Не пропадайте!

– С юбилеем, – вдруг крикнула почти прозрачная охля. – Вспомните, когда и как...

И тут они исчезли совсем.

Маша сидела в углу кухни и испуганно смотрела на мужа. Тот впервые в жизни купил бутылку водки и даже открыл ее. Правда, наливать пока не стал, но она чувствовала, что вот-вот дойдет до этого.

– Почему? – повторял Морозов, меряя шагами кухню. – Ну почему? Мы же так старались! А про детей они подумали?

– Кто «они»?

– Не знаю! Те, кто нас сначала сделал Дедом Морозом и Снегурочкой, а потом – раз, и нету!

– Погоди, – Маша потерла лоб, – тут что-то не то... Помнишь, охля нас с юбилеем поздравила?

Сергей Иванович кивнул. Формально у супругов Морозовых действительно через несколько дней намечался юбилей – пятьдесят лет каждому. Когда после снятия блокады Морозовы начали наводить порядок в документах, то единогласно решили «потерять» паспорта. Уж слишком неправдоподобно смотрелись даты рождения – 1872 у Сергея Ивановича и 1875 у Маши. В паспортном столе они сказали, что родились в один день, 25 декабря 1912 года.

– А ты помнишь, почему мы двенадцатый год записали? – спросила Маша.

– Тогда все началось, – вздохнул Сергей Иванович. – Под Рождество. Ты думаешь, нам дали только пятьдесят лет? Но этого же мало!..

– Погоди! Охля еще сказала: «Вспомните, как!» Ты помнишь, как это все было?

Морозов наморщил лоб:

– Конечно. Мы пошли гулять... в переулок... Там было красиво... Метель...

– Не просто метель! Там была разноцветная вьюга! Мы в нее попали – и...

Сергей Иванович секунду смотрел на жену, потом сгреб ее в охапку и начал кружить по комнате:

– Умница моя! Снегурочка моя любимая! Ай, умница!

Маша только хохотала и болтала ногами. Потом вдруг Морозов перестал хулиганить и заторопился:

– Давай скорее одеваться! Пойдем туда, прямо сейчас!

Морозов так спешил, что чуть не выскочил из дому в тапочках. Хорошо, что Маша была более внимательной, и вернула мужа одеться. Но все равно супруги собрались в рекордно короткое время.

Посмотреть на них со стороны – ничего особенного. Ну бегут по улице два человека, одеты вполне прилично, в пальто. Маша в красивой белой вязаной шапочке, воротник меховой под солнцем лоснится. Морозов тоже в пальто, в добротном, драповом. Как и положено советскому инженеру.

Ну бегут, спешат наверное, мало ли может быть дел у людей?

От дома № 10 по улице Чайковского, где до сих пор жили Морозовы, до бывшего Косого переулка (а ныне переулка Оружейника Федорова) минут пять, даже неторопливым шагом. Морозовы уложились в три.

Прибежали, огляделись, отдышались и начали осматриваться.

– Маш, и что мы теперь должны сделать?

– Не знаю. Давай пока просто погуляем.

Маша взяла мужа под руку, и они отправились к Фонтанке. Через пару минут сказала:

– Я думаю, мы рано пришли. Помнишь, тогда было уже темно? Мы шли... А откуда мы шли?

– Я на работу шел, мы прогуляться вышли. Только светло тогда было, просто снегопад был страшный. Так мело, что домов было не видно. А сейчас небо ясное.

Морозов поднял глаза и охнул от удивления. На город наползала огромная снежная туча. Маша прижалась к нему и восторженно зашептала:

– Все сходится! Уже скоро! Давай ходить туда-сюда по переулку, скоро начнется.

И Маша энергично понеслась к началу улицы, говоря без передышки:

– А помнишь, какой это был дорогой район? Какие выезды стояли, тут же даже извозчик был редкостью. И сейчас тихо совсем, машины не ездят. Ой, снег пошел... Столько народу тут живет, а на улице никого. Помнишь, как в тот раз – тоже никого не было. Только тогда мороз был сильный, сейчас не такой. Снегопад усиливается... Сергей, я боюсь... А вдруг не получится? Ой, что я такое говорю, обязательно получится! А помнишь... Слышишь, музыка!

– Кто-то радио включил...

– Нет, это не радио! Это та же музыка, Сергей! Это те же колокольчики! Слышишь? Раз, два, три, раз два, три...

Маша танцевала в переулке, метель усиливалась, снег кружился, обволакивал все вокруг, звенел тысячью колокольчиков. И вдруг вспыхнул разноцветными искрами, затанцевал, заискрился. Маша кинулась на шею к мужу, обняла его так, что Морозов почувствовал – все щеки у его жены мокрые от слез.

– Получилось, – шептала она ему на ухо, – получилось...

Сергей Иванович тоже чувствовал, что получилось. В душе заплясали разноцветные снежинки, привычно зачесались руки, и еще что-то неуловимое зашевелилось внутри. Но после сегодняшнего потрясения он боялся – как бы снова чего не вышло.

Однако, как только Морозовы переступили порог своей квартиры, сразу поняли – все вернулось! По крайней мере, вернулись сотни птёрков и охлей, которые гоняли по столу опрокинутую бутылку водки, словно большой цилиндрический футбольный мяч. Содержимое ее уже разлилось лужицей по столу. Штук десять охлей, схватившись за тряпку, возили ее туда-сюда, растирая водку.

– Привет, хозяева! – заорал один из «футболистов». – Это вы правильно придумали – спиртиком стол протереть! Дезинфекция и стерилизация!

– Вообще-то, – сдерживая смех, сказал Сергей Иванович, – это не мы, это вы придумали.

– Да? – удивился птёрк. – Вона какие мы умные. А мы смотрим: бутылка уже открыта, осталось только протереть стол.

– Неправда! – на батарее сидела охля и болтала лапками. – Они ее выбросить хотели и уронили, а нам теперь убирай – несправедливо, правда, Маша?

После уборки последствий уборки Сергей Иванович сел разбирать записки. Ощущения были странные. Вроде бы и привычная за пятьдесят лет работа, а все равно как-то по-новому. Как будто долго смотрел на улицу через стекло, потом протер его от пыли – и сразу все стало ярче и веселее.

– Не спим! Не спим! – послышался голос птёрка, и Морозов понял, что уже несколько минут сидит и молча прислушивается к своим ощущениям.

Он сосредоточился на записках.

После того, как полгода назад Гагарин полетел в космос, почти мальчишки просили сделать их космонавтами. Тут Сергей Иванович им ничем помочь не мог – он знал, что столько космонавтов просто не нужно, будут потом без работы маяться. К счастью, «стать космонавтом» было первой, но не единственной просьбой.

Некоторые великодушно предоставляли выбор Деду Морозу: «Или космонавтом, или игрушечный луноход, или чтобы папу сделали директором». В таких случаях Сергей Иванович выбирал луноход, подозревая, что если папу сделают директором, что сына он будет видеть гораздо реже – значит и подарок получится неудачным.