– Слухай, – довольно сказал Митрофанчик.
– Уф, – Митрофанчик перевел дух, – ну как? Я много таких знаю. Час могу рассказывать. Вишь, я старый, и то сдюжил, а ты молодой, тебе сам бог велел...
– Ну какой же вы старый, Митрофанчик?!. – Ваня прикусил язык. – Игнатьевич... Вы же молодой еще!
– Ты, гимназер, хвостом-то не мети! – пробурчал Митрофанчик. – Бегом в класс, а я пошел звонок давать...
Ваня рванул раздеваться.
А в это время Сергей Иванович уже выходил у своего дома из коляски извозчика. Он решил, что перед работой не грех еще раз попить чайку.
– Так и знала, что вернешься, – засмеялась его любезная Марья Владимировна, – самовар уже сердится!
– Успокоим, успокоим, – загудел инженер Морозов. – Мы из него пар-то выпустим!
Пар выпустили, выпив по три чашки обжигающего ароматного чаю. Маша умела его готовить особенным способом, с добавлением корешков и трав. Наконец Сергей Иванович откинулся на стуле, извлек из кармана часы и покачал головой.
– Пора мне идти, Машенька. Утро я себе освободил, но через полтора часа мне надобно в депо быть. Как бы не наломали дров там без меня.
Супруга вздохнула и улыбнулась. Нужно было прожить с ней много лет, чтобы уловить тоненькую нотку тоски.
– Что такое, Маша-простокваша? Киснуть будем?
– Да нет, все хорошо... Только скучно очень. Что-то мы давно ни к кому не ходили.
– Ничего, на Рождество походим! Ты же знаешь, нас везде привечают.
– А сегодня? Опять целый день тебя ждать...
Морозов на секунду нахмурился, но вмиг просветлел.
– Зачем ждать? Пошли гулять прямо сейчас?
Госпожа Морозова удивленно прищурилась. Сколько лет живет она с этим большим мальчишкой, а все никак не привыкнет к его фокусам.
– Так тебе же в депо?
– Ничего страшного! Немного прогуляемся, а потом я поеду в депо. А тебе возьму лихача, доедешь в тепле.
Марья Владимировна была не из балованных барышень, собралась в две минуты. И вот уже шла под руку с дорогим мужем по скрипучему снегу. Шла и смеялась тихо, непонятно отчего. И ей тоже было совсем не холодно рядом с повелителем морозов.
Сначала они думали пешком дойти до Николаевского вокзала, где и работал Сергей Иванович. Однако, выйдя из дома, не сговариваясь, свернули в другую сторону и пошли не к Невскому проспекту, где шумно и людно, а тихими улочками к Сергеевской, мимо дома сестры и любимых племянников на Фурштатской.
– Эх, люблю я этот район, хорошо здесь! Тихо, красиво, уютно...
Машины юбки тихо шелестели, сапожки поскрипывали по снегу. Она шла и разглядывала красивые особняки, не замечая, что Сергей Иванович насупился. И насупился еще больше, когда Маша остановилась у одного особняка – когда-то Бутурлинского. Нынче в нем расположилось посольство Австро-Венгрии.
– А представляешь, – сказала Маша, – если б это был не Бутурлиной особняк, а Морозовский! Как ты думаешь, я бы хорошо выглядела на этой террасе? – Только тут, не дождавшись быстрого ответа, Маша спохватилась, заметила, что супруг уже мрачнее тучи. – Шучу я, шучу! Что ты надутый, как цеппелин? Мне наш дом очень нравится. А здесь пусть бояре да дипломаты живут. – Маша погладила по щеке немного оттаявшего мужа и повела его дальше. – Просто дома тут красивые очень. Представляешь, они же тут уже лет 50 стоят и простоят еще лет 200. И нас уже не будет, а люди все будут ходить и любоваться! И церковь вот эта, Сергиевская... Видишь вон ту бабушку, что внучку ведет... А через пятьдесят лет та свою внучку сюда приведет, а потом та свою внучку... Знаешь, что я иногда думаю? Что если бы все, каждый, потихоньку свою жизнь записывали, как бы это было здорово! Вот кажется: что писать, и так все помнишь, а через сто лет как это будет людям интересно! Что мы носили, куда ходили? А вдруг у них, через сто лет все по-другому будет?
– Ну как уж так особенно по-другому? – не выдержал, разулыбался Сергей Иванович, – шляпки, что ли, будут с другими полями?
– При чем тут шляпки? Хотя это тоже очень интересно... А вдруг через сто лет все-все люди будут жить вот в таких домах! И болеть не будут, совсем не будут! И не будет несчастных детей!
К этому времени пара уже подходила к Гагаринской улице, куда всего несколько часов назад дядя отводил племянника.
– М-да... Чтоб детей несчастных не было, придется все гимназии поотменять, вот тогда они и будут в мяч гонять весь день и снеговиков лепить. О! Я знаю, как сделать всех детей счастливыми! Нужно букву «ять» отменить!
Маша сначала посмотрела на мужа огромными глазами, а потом расхохоталась.
– А как же без нее? Чем же первоклашки заниматься будут весь год?
Супруги отсмеялись, и тема всеобщего детского счастья была закрыта.
Морозовы свернули на Косой переулок и разом остановились.
На улице было необыкновенно тихо.
И снег вдруг пошел – белый, пушистый и ме-е-едленный-ме-е-едленный. Он как будто зависал в воздухе перед тем, как упасть на землю.
Неизвестно сколько простояли Морозовы в переулке, по которому ходили до того тысячу раз.
– Какая красота! – первой пришла в себя Маша. – Прямо как в сказке.
– Я частенько здесь хожу, а привели б сюда с закрытыми глазами – нипочем бы места не узнал! – согласился Сергей Иванович.
Морозовы переглянулись и разом осторожно шагнули в Косой переулок.
И чем глубже они входили в переулок, тем волшебнее становилось вокруг. Дома за кружевной завесой снегопада казались сказочными замками. Небо опустилось низко-низко, как свод огромной пещеры. И снег то ли падал с этого свода, то ли, наоборот, летел вверх, как будто какой-то великан сдул пушинки с миллиона пышных одуванчиков.
И еще – было фантастически тихо.
Так тихо, что слышно, как снежинки ударяются одна о другую.
В середине переулка Маша снова остановилась. Остановился и Сергей Иванович.
– Слышишь? – спросила Маша шепотом.
Сергей Иванович прислушался и кивнул.
Шум сталкивающихся снежинок становился чуть громче и отчетливее, он все больше напоминал музыку. Словно огромный оркестр тихо-тихо играл на колокольчиках какую-то необычную мелодию.
Снег повалил сильнее, но было совсем не страшно, а... волшебно. Снегопад стоял уже сплошной стеной, он начал медленно кружить вокруг мужа и жены, словно пытаясь их завернуть в снежную простыню. Где право? Где лево? Где стены домов?
Подчиняясь ускоряющемуся ритму, Маша начала вальсировать и звонко рассмеялась.
– Смотри, снег танцует. Раз, два, три, раз, два, три...
Полы Машиного пальто развевались, и Сергею Ивановичу даже показалось, что из снега соткался кавалер, который ведет его Машу в танце. Теперь музыка колокольчиков звучала совершенно ясно.
– Ой, где-то сегодня бал, – сказала Маша и замерла от восторга.
Потому что в эту минуту снег вокруг них стал разноцветным. Сотни огней вспыхнули в каждой снежинке вокруг них. Сергей Иванович и Маша стояли, как завороженные, смотрели, как цветные снежинки падают на их волосы, на их одежду. Тают, но от этого только становятся ярче, отражаясь одна в другой.
Казалось, у них еще не было минуты счастливее этой, казалось, что вся их жизнь была только ожиданием этого снегопада и что теперь все изменится...
Сергей Иванович Морозов пришел в тот день в депо с большим опозданием, собственно он появился на работе только после обеда.
