— Прости? Мы уже встречались?

Незнакомка выгибает бровь, оценивая мой причудливый внешний вид, и я запоздало понимаю, что она видит. Боже, это гребаная катастрофа.

— О, только раз или два, — говорит она. — Каждый день за последние три года. Ты ведь шутишь, правда? — Затем смеется, подтягивая ремень сумки выше на плечо. Мне ничего не остается, как рассмеяться вместе с ней.

— Конечно. Прикалываюсь над тобой, — соглашаюсь я. — Ты ведь меня знаешь.

— Ага, ты всегда выкидываешь трюки и валяешь дурака на английском.

Английском? Урок английского? Эта чертова Афродита учится в Вульф-Холле, а я ее раньше не замечал? Как это вообще возможно? Три года? Я три года не замечал эту девушку? Это невозможно.

— Да. Ну... Английский — это скучно, верно? Надо же как-то развлекаться.

Улыбка сползает с лица девушки.

— Кончай нести чушь, Дэш. Ты ведь понятия не имеешь, кто я? Боже, какой же ты идиот. Ты и твои придурки из Бунт-Хауса думаете, что вы чертовски особенные, да? — Ее голос повышается, та холодная легкость, что была мгновение назад, исчезла.

Черты ее лица сейчас напряжены. Глаза прищурены, переносица сморщена, что веснушки собрались в кучу, а полные, чертовски восхитительные губы сжаты так сильно, что почти исчезли. Я так смущен ее быстрой сменой настроения, что откидываюсь на деревянную шаткую спинку, прижимая полотенце к члену чуть крепче, на случай, если у нее появятся какие-нибудь идеи. Как она может быть еще красивее теперь, когда в ярости?

Господи, неужели Пакс прав? Я реально потерял слишком много крови? Может быть, я действительно знаю эту девушку, а эта амнезия — временный побочный эффект недостатка кислорода в моем мозгу?

— Знаешь…

— Ты, — продолжает она, тыча указательным пальцем в мою сторону. — Со своим шикарным английским акцентом, модной машиной и модной одеждой…

— Эй! Я покупаю вещи в American Apparel! — Для меня крайне важно, защищаться от этого натиска, даже если понятия не имею, откуда он исходит, и я трагически обезоружен своей травмой.

Девушка фыркает, и вот она — усмешка. Никуда не делась. На какое-то мгновение мне показалось, что…

— Не ври. Отец присылает тебе одежду из лондонского магазина «Брукс Бразерс», не так ли? У тебя вообще есть джинсы, Дэшил? Или любые другие, обычные брюки, которые не нужно отдавать в химчистку?

— Я был бы лучше подготовлен к ответу, если бы прямо сейчас на мне были какие-нибудь штаны.

— Забавно. — Девушка скрещивает руки на груди, теплые карие глаза становятся черствыми и холодными. Тяжесть ее взгляда на моей обнаженной коже возрастает до неудобного уровня.

— Какая у тебя группа крови? — кричит Рэн.

Господи, да ладно. Я уже говорил ему об этом.

— Первая отрицательная!

На секунду уголки рта девушки опускаются.

— Первая отрицательная — большая редкость. Сегодня у них здесь прием крови. Ты должен пожертвовать. Именно поэтому я здесь, если тебе интересно.

Я бросаю взгляд на пропитанное кровью полотенце.

— Сомневаюсь, что это возможно. Излишки крови, которые у меня могли быть, остались на полу.

У стойки регистрации Пакс хватается за край стойки обеими руками. На его шее выступают вены. Выглядит так, будто парень вот-вот перепрыгнет через стол и оттолкнет Тару, чтобы самому ввести мои данные в компьютер.

— Я вовсе не идиот! Это его настоящее имя! — рявкает он.

Тара бросает на него смертоносный хмурый взгляд.

— Ладно, я не вчера родилась. Только потому что он англичанин…

— Похоже неприятности преследуют вас повсюду, как дурной запах, не так ли? — говорит девушка с потрясающей кожей и великолепными волосами. — Вы, трое, шныряете по этому маленькому горному городку, как будто вы, бл*дь, его хозяева.

— Рэн действительно владеет значительной его частью. Он купил «Косгроув» в прошлом году. Знаешь, бар? Я вкладываю большую часть своих денег в акции и облигации. Кажется, более... благоразумным…

Ноздри моей таинственной одноклассницы раздуваются.

— Да, мне на самом деле плевать, чем ты занимаешься. Возможно, вам следует время от времени признавать более широкий мир за пределами вашего токсичного трио. Может быть, в конечном итоге, вы не будете оскорблять всех все время. Боже, ты должен пойти и помочь им. Эта медсестра собирается вызвать охрану для Пакса.

Пока она говорит это, Пакс отходит от стойки, его глаза сверкают, как жидкая ртуть. А-а-а, черт! Я знаю этот взгляд. Этот ублюдок вот-вот взорвется.

— Да-а, да ладно. Кэрри? Черт возьми, оставь его в покое. Парень ранен. Дэш, иди сюда и покажи ей свои водительские права. Эта женщина очень усложняет жизнь.

— Где, черт возьми, ты думаешь, у меня припрятаны водительские права? — Я говорю это, а сам прокручиваю в голове имя этой девушки, как гладкий драгоценный камень.

Кэрри.

Пакс взглянул на нее и сразу узнал. Пакс, парень, который трахает девушку, а уже через полчаса забывает о ее существовании. Он назвал это прекрасное создание по имени. Неужели я попал в параллельную вселенную, где все идентично моей реальности, за исключением одного лишнего человека? Что, черт возьми, происходит?

Я поворачиваюсь, чтобы сказать что-нибудь остроумное этой девушке, Кэрри, но, когда поднимаю взгляд, она уже выходит из больницы.

Такое ощущение, что ось земли сместилась. Слегка. Незначительно. Но достаточно, чтобы я заметил разницу, и теперь все кажется... несбалансированным.

В конце концов, мы разбираемся с документами.

И, наконец, я иду к врачу.

Немного лидокаина, один крошечный стежок, а потом пакет со льдом, и я выхожу (как Джон Уэйн) из больницы, все еще в больничном халате.

Когда я плюхаюсь на заднее сиденье, чувствуя себя так, словно только что пережил лобовую атаку, у меня на уме только одно.

— Эта девушка. Кэрри. В чем ее проблема?

С переднего сиденья Рэн невесело смеется, вытаскивая из кармана джинсов оранжевую бутылочку с рецептурным лекарством и вертя ее в руке.

— Придется ждать пять дней, пока шов рассосется, прежде чем позволить члену затвердеть. Не хотелось бы снова его порвать, чувак. А пока тебе лучше не мечтать о Карине Мендоса.

Пакс выхватывает пузырек с лекарством из рук Рена.

— «Перкосет»? Здорово, чувак. Тебе лучше поделиться.

Рэн разговаривает и смеется с Паксом, но меня уже нет с ними в машине. Мысленно я снова оказываюсь в приемной, смотрю в пару сердитых карих глаз и словно парю над землей. Карина Мендоса. Кэрри, с глазами цвета темной корицы. Кэрри, которая уже сделала мой член твердым, отчитывая меня, как непослушного ребенка.

Я все еще нахожусь в приемной, прокручивая в голове разговор с девушкой, когда Пакс сворачивает на подъездную дорожку, ведущую к Бунт-Хаусу, и выплевывает цепочку ругательств, таких красочных, что меня вытягивает в настоящее.

На лице Рэна застыло выражение ужаса.

— Какого хрена?

Довольно сложно наклоняться вперед. На обезболивающих я почти не чувствую боли, но могу сказать, что заплачу за это движение позже, когда действие «Перкосета» пройдет. Бунт-Хаус — это архитектурный шедевр. Трехэтажное здание, построенное из стекла, шифера и толстых балок из ясеня — настоящая красота. Красота, которая в настоящее время омрачена гигантским членом и очень волосатыми яйцами, нарисованными на впечатляющей входной двери синей краской из баллончика.

Грязь брызжет из-под шин «Чарджера», когда Пакс резко останавливает машину. И он, и Рэн выскакивают из машины и поднимаются по ступенькам, словно их задницы в огне. Я замыкаю шествие так быстро, как только могу, то есть совсем не очень быстро.

Рэн смотрит на свои пальцы, испачканные ярко-синей краской.

— Все еще мокрая. Мы разминулись.

— Я убью их на хрен. — Пакс расхаживает по крыльцу, как зверь в клетке. — Кто настолько тупой? Серьезно. Кто этот идиот?

Вытирая пальцы о штаны, в глазах Рэна появляется стальной, злобный блеск.

— Не знаю, но скоро мы это выясним. — Он указывает на камеру, установленную на карнизе нависающей крыши крыльца. — И когда мы это сделаем, им придется чертовски дорого заплатить.