Я с трудом сглотнула и добавила еще один квадрат тротуара к моей ходьбе. Я не смогу — не могла — позволить этому случаю с Зейном задеть меня.
В 7-36 (и 30 секунд), согласно моему мобильному телефону, я начала идти в сторону школы. Ждать кого-то, кто опаздывал на семь минут (или вообще не собирается появляться) казалось особенной гранью безнадежности, пересекать которую я не хотела.
Я прошла пол квартала, когда внедорожник Зейна притормозил у обочины. И, не смотря, на свои внутренние недовольство на счет подслушивания мыслей и чувств, я почувствовала его раньше, чем увидела. Разочарование и беспокойство, исходившие от него были насыщенными и, казались, настоящими, насколько я могла сказать.
И все же, это не улучшало ситуацию, я пошла дальше.
Он опустил стекло с пассажирской стороны.
— Ариана, прости, — сказала он, запыхавшись, как будто он бежал вместо того, чтобы ехать. — Мой отец вел себя как задница, мне нужно было заправить машину, и я просто… опоздал.
Он беспомощно поднял руки.
Я посмотрела на него. — Ты не мог позвонить или написать смс? — Я махнула телефоном в его сторону.
— Я боялся, что ты все равно уйдешь, — он робко улыбнулся.
— Ты прав, — пробормотала я.
— Ладно, ты садишься? — спросил он.
Прежде чем я успела ответить, он припарковался, выбрался из машины и обошел внедорожник спереди. — Я принес завтрак.
Он поднял пакет с промасленными пятнами со знакомой золотой аркой.
Мой желудок тихо заурчал. Этим утром, я была не в состояние проглотить большую часть своего тоста с арахисовым маслом (четверг всего был днем тостов). Было слишком странно, есть завтрак в одиночестве.
Я подняла брови. — Ты успел купить еды?
Он примирительно поднял руки вверх, одной все еще сжимая пакет.
— Только пока заправлял бак, клянусь. В прошлый раз ты сказала, что забыла позавтракать. Я подумала, может быть, ты часто пропускаешь завтрак…
Я удивленно посмотрела на него. Я солгала, чтобы отвлечь Дженну, но он очевидно услышал. Прежде чем мы согласились на нашу небольшую договоренность.
— Ииииии, я подумал, что это смягчит твой гнев, за мое опоздание. — Он одарил меня кривоватой ухмылкой, которая перевернула все у меня внутри, из-за этого я начала напряжение разглядывать на его губы. У него был отличные губы. Образно говоря.
Несмотря на все мои усилия, я почувствовала, что сменила гнев на милость. Было трудно сопротивляться его искристости. — Это могло бы сработать с другими девушками… — начала я. Затем мой желудок заурчал громче. Я вздохнула. — И это, точно сработает со мной.
Он снова усмехнулся (став причиной того, что мое сердце сделало небольшое сальто, которое было анатомически невозможно для обоих видов, к которым я принадлежала) и открыл для меня дверь.
Я пересекла газон и села в машину, поставив рюкзак на пол. Он закрыл за мной дверь и побежал на другую сторону.
— Мы опоздаем в школу, — сказала я, когда он открыл свою дверь. Я не могла не заметить два бумажных стаканчика апельсинового сока в держателе для напитков, между нами, соломинки в обертке, всунуты между стаканчиками. Он действительно спланировал наш завтрак.
— Нет, нам просто нужно есть на ходу. — Он забрался на сидение и захлопнул дверь. Затем он поставил пакет на подлокотник между нами. — Я не знал, что тебе нравится, поэтому взял всего понемногу. — Он указал на пакет. — Бисквиты, буррито, бутерброды…
Я заглянула в пакет.
— Картофельные оладьи, — сказала я, заметив знакомую обертку, и схватила их. Моя одержимость жареным картофелем не ограничивалась французской картошкой фри. Божественно хрустящая оболочка с прекрасно мякотью внутри — ням. Мне нужно следить за тем, чтобы не перебрать углеводов вместо белков (потому что, я грохнусь в обморок, ох, где-то в районе четырех часов), но они были такими вкусными.
Зейн странно посмотрел на меня, пока заводил внедорожник.
— Очень хорошо, что я не претендую на них. Я мог бы лишиться пальцев
— Заткнись, — весело сказала я, с полным ртом картофельных оладий.
Он рассмеяться. — Ты не хочешь что-нибудь дать и мне?
Я нахмурилась и снова посмотрела внутрь пакета. Он был забит до краев. Он не шутил, говоря о разнообразие.
— Что именно?
— Определенно не картофельные оладьи.
Он одарил меня озорной улыбкой. — Без разницы. Мне все равно. Съем все что угодно.
Я копалась в пакете, пока не нашла буррито. Это казалось подходящей едой для парня.
Я протянула ему буррито.
Он поднял брови. — Может ты могла бы… немного помочь? — он склонил голову в сторону занятых рук на руле, его внимание сосредоточено на дороге.
— Ох. Конечно.
Я отогнула часть обертки, чтобы он мог начать есть, и протянула ему, наши пальцы соприкоснулись в процессе передачи буррито.
Я попыталась проигнорировать странный импульс от прикосновения, прошедший через меня.
— Спасибо, — сказал он.
Я развернула свою соломинку и просунула ее через крышку своего стаканчика. На секунду я замешкалась, и затем сделала тоже самое для Зейна. Почему нет?
Находится здесь с ним, казалось странным и интимным, не слишком близко, как вчера вечером. Чистый свежий аромат его шампуня и вкусный запах соли, жира и сиропа заполнили передние сидения. Низкий гул радио успокаивал, убаюкивал. Было уютно и приятно. Лучше чем есть в ресторане, или где-то еще.
— Как думаешь, на что будет похож сегодняшний день, — спросила я, скорее чтобы заполнить тишину и успокоить нервы, тревожное чувство, обосновавшееся у меня в животе.
Зейн откусил буррито, и кусочек яйца в сыре, дымящегося на прохладном воздухе, упал ему на подбородок. Он поморщился.
Ой. Я рефлекторно сочувственно поморщилась и нырнула в пакет за салфетками.
— Вот. — Не раздумывая, я потянулась, чтобы помочь, намереваясь стереть яйцо, это, в конце концов, было самым целесообразным решение. Но, в момент большого не понимания, Зейн попытался передать мне буррито и взять салфетку, в результате вышла путаница и слишком много рук двигались, не в том направление.
Я сразу отодвинулась. — Ох, прости. — Мое лицо горело. — Хочешь я, эм… — моя рука бесполезно взмахнула салфеткой. Конечно, он не хотел. Кто бы хотел, чтобы тот, кого ты не знаешь, приблизился к твоему лицу?
— Нет, давай, — сказал он. — Я определенно не могу накормить сам себя.
Я наклонилась и вытерла кусочек яйца и сыра, стараясь не закрыть ему линию обзора. Мы стали ближе, чем были прошлой ночью, и дневной свет сделал его более реальным.
Он хорошо пах. Действительно хорошо. Он так приятно пах, что мне захотелось уткнуться ему в шею.
Мое сердце билось слишком быстро, я поспешно вернулась на свое место, прежде чем сделать это и унизить себя. Да что со мной происходит?
Зейн прочистил горло.
— Так… сегодня. Скорее всего, в тысячный раз, как и вчера вечером, люди будут задавать вопросы. Особенно, если они смогу поймают кого-то из нас поодиночке. Ты должна быть готова к этому.
Я кивнула.
— Что я должна говорить?
— Говори… что мы просто вместе.
Я фыркнула.
— Никто не поверит в это.
Он пожал плечами.
— Они скорее будут заинтересованы, чем мы занимаемся сейчас, чем тем, как мы познакомились.
Простое слово "познакомились" заставило меня снова покраснеть.
Он съел последний кусок буррито и скомкал обертку. — Но, наверное, для нашей иллюзии будет лучше, если мы встретимся между уроками и пройдемся вместе, чтобы избежать таких ляпов…
Я нахмурилась. — У нас нет совместных уроков. Нам будет не по пути.
Он наградил меня кривой улыбкой — его зубы были такими белыми по сравнению с его загорелой кожей, и мое сердце-предатель совершило очередной невероятный скачок.
— Ты такой романтик.
Он сунул свою обертку под ноги и затем, быстро выпил сока.
— Давай еще. — Он кивнул в сторону пакета.
Я вытащила бутерброд, бумага стала липкая от сиропа.
Я отогнула обертку и протянула ему, стараясь не коснуться его пальцев. Мне не понравилось чувство замешательства от прикосновения к нему, одновременно желание и страх. Слишком много противоречивых данных для моего мозга, чтобы осмыслить.