Она гибко скользнула на дно ямы, готовая умереть, чтобы возродиться и получить истинное имя. Только после ритуала сила позволит девочке творить колдовство, светлое или темное, юная ведьма обязана сама решить.
– Готова ли ты, дочь моя? – Прогремел в гулкой тишине голос Грегори.
– Готова. – Твердо заявила девочка, лежа на ледяной земле и прижав руки к бокам.
Она, не отрываясь, смотрела в глаза Филиппа, ее кулаки судорожно сжимались, что побели костяшки пальцев. Каждому из них было страшно умирать, но только в первый момент. Филипп помнил свой ужас, нестерпимую боль, когда острое лезвие вонзалось ему в сердце, и от всей души сочувствовал малышке.
Грегори встал на колени и низко опустил голову, накрытую капюшоном, бормоча про себя слова молитвы. Он обращался к силе, чтобы та возродила его дочь своей благодатью.
В неясное мгновение мужчина резко вскинулся, в тусклом свете факелов сверкнуло острое лезвие, и сильная рука молниеносно вонзила острие в тело дочери. Из груди Снежаны вырвался сип, раздался общий испуганный вздох. Ритуальный кинжал дернулся назад, с него капала кровь, а на белой ткани сорочки проявилось кроваво-красное пятно. Зрачки Снежаны расширились, делая радужку черной, в них медленно угасала жизнь.
А потом тело девочки медленно поднялось в воздух, безвольные руки свисали, волосы доставали почти до земли. Белое лицо казалось мертвым и заострившимся, утерявшим живые черты. Через мгновение девочка выгнулась дугой, вскрикнув от боли, и схватилась за сердце, глаза вспыхнули пониманием. Сила приняла ее жертву и подарила ей истинное имя.
Худенькая фигурка с острыми локтями обмякла, и Грегори ловко подхватил дочь на руки. Семья вздохнула с облегчением, напряжение спало, заменяясь радостными улыбками. Теперь в семье появилась еще одна ведьма.
Говорят, что нужно переспать тревожную мысль, и на следующий день голова проясниться. Но десятичасовой сон не смог унять бушующую внутри злость от встречи с Филиппом в метро, даже становилось непонятно, отчего меня душил гнев. По крайней мере, теперь дворняжка поймет, что я не слежу за ним, и мне нет до него никакого дела!
Я повторяла эти слова, стараясь в них поверить, и когда торопилась в институт, опаздывая на семинар по латыни. Увидев два спортивных автомобиля, черный и серебристый, припаркованные в обычном месте, непроизвольно я сделала круг и как воришка забежала в здание факультета с черного входа, ругая свою трусость последними словами.
Преподаватель встретил меня недовольным прищуром и снова сделал многозначительную пометку в своей толстой тетради. Подозреваю, он исписал все листы одними и теми же фразами: «Александра Антонова опоздала, исправила мою неточность, написала эссе без ошибок, исправила мою оговорку, ненавижу. Ненавижу, ненавижу!» Через толстые стекла очков глаза, казавшиеся крошечными точками, действительно искрились сильной нелюбовью.
В аудитории стояла тишина, одногруппники ломали голову над тестом. От тусклого света дневных ламп хотелось сощуриться, в большие грязные окна бился дождь, а через рассохшиеся рамы залетал сквозняк.
– Держите. – Когда я уселась на свободное место, передо мной лег листочек с вопросами. – Не забудьте указать номер задания. У всех осталось пятнадцать минут. – Громко оповестил преподаватель.
В кабинете раздались недовольные шепотки, студенты нервно заерзали на стульях. Мой сосед выглядел явно озадаченным, не написав ни слова. Он жалобно покосился на меня, почесав затылок, и в глазах читалась настоящая паника.
Указав номер, я посмотрела первый вопрос, относившийся к разделу грамматики, и тут же вывела ответ неразборчивым почерком, испорченным за три года учебы в медицинском институте.
Вопрос номер два. «Сегодня в восемь. Ресторан ты знаешь. Филипп» – прочитала я и изумленно моргнула. Вчиталась снова, подозревая, что схожу с ума.
– Слушай, что здесь написано? – Я толкнула соседа в локоть.
Тот пробежал глазами и прошептал: «Переведите фразу: Ученье – свет». Я тут же под диктовку написала высказывание на латыни.
– Спасибо.
– Антонова, прекратите помогать соседу! – Рявкнул преподаватель, сердито сверкнув очками.
– Это он мне помогает, забыла надеть линзы, – шустро соврала я, специально прищуриваясь, – строчки расплываются. – И заработала недовольное учительское фырчание.
Похоже, соседу действительно придется подсобить. Глянув в его тест, на чистом листе я, сокращая слова, вывела правильные ответы на вопросы, пододвинув его к парню.
Потом взялась за свою контрольную.
Вопрос номер три: «Ты же хочешь встретиться, не отрицай».
Чтоб тебя пробрало, злая фея паршивая! Меня затрясло от возмущения.
Как ни странно, проявления неизведанного совсем не пугали. Может быть, во всем были виноваты насмешники демоны, поселившиеся в голове, и именно они заставляли воспринимать существование ведьмаков и магии, как нечто само собой разумеющееся. Возможно, раньше подобное заставило бы обратиться к родителям за подтверждением душевного здоровья, сейчас меня охватывало единственное чувство – бессильная злоба. Тон записок оскорблял, как будто парень заранее получил письменное благословение всех моих родственников. За всю жизнь не встречала подобной самоуверенности!
– Что здесь написано?
Сосед скользнул взглядом и подсказал:
– Переведите фразу: «Истина – дочь времени».
Я записала перевод, ровно тот момент, когда преподаватель буквально выдернул у меня из рук листочек с ответами.
На лекцию по истории я шла, дрожа от бешенства, и чувствовала себя оскорбленной до глубины души. Перед началом занятия, пока поток собирался в лекционном зале, похожем на амфитеатр, от бессильной ярости я отправила Пашке сообщение: «Раз молчишь, то катись куда подальше!»
Преподаватель, молодой мужчина в клетчатом пиджаке, очаровывал юных студенток приятной улыбкой и шутил с первыми рядами. Вчерашние школьницы смотрели на него во все глаза и краснели от смущения. Мужчина едва ли не танцевал перед доской, и диктовал лекцию, взмахивая руками, словно дирижировал огромным оркестром.
Ручка быстро скользила по странице, стараясь успеть за бодрой лекторской речью, палец горел, и ныла кисть. Я перевернула лист, собираясь продолжить, как взгляд наткнулся на новую надпись, оставленную твердым и четким мужским почерком:
«Я так и не получил от тебя ответа. Твое молчание наводит на мысль о согласии. Я прав?»
В витиеватой закорючке ниже угадывалась литера «Ф». Я скрипнула зубами и перевернула страницу в тетради.
«Не медли, я почти передумал!»
Не выдержав крупными печатными буквами, с силой нажимая на ручку, что порвалась бумага, я вывела: «ПОШЕЛ ТЫ НА…» и, выдрав сразу три листа, мстительно скомкала их. На шуршание, кажется, оглянулись все соседи по длинному узкому столу.
Буквально через минуту настежь распахнулась дверь аудитории, и на пороге возник Заккери. У меня появилось подозрение, что братья сговорились сегодня, чтобы довести меня до нервной икоты. Студенты заволновались, девушки зашушукались, поглядывая с интересом на высокого светловолосого красавчика. Преподаватель, почувствовав смену настроений аудитории, замолчал и в недоумении оглянулся.
– Заккери Вестич? – Его лекторский тенорок оставался спокойным. – Чем обязан?
– Я на первом курсе пропустил лекцию об античных войнах, – парень нахально смотрел ему в глаза, – хотел бы послушать.
Учитель удивленно поднял брови, в лекционном зале нарастал гул.
– Ну, что ж, проходите. – Неожиданно согласился он, гостеприимно махнув рукой. – Надеюсь, барышня, изучающая античные войны в этой аудитории, оценит вашу изобретательность и мучения. Ведь нет ничего скучнее античных войн! – Добавил он, уже обращаясь к ученикам, и зал прыснул нервным хохотом.
Все взгляды были прикованы к высокой фигуре в облегающем черном свитере и модных джинсах. Заккери спокойно, ни на кого не обращая внимания, поднялся по ступенькам к верхнему ряду. Рыжеволосую барышню в моем лице, к которой направлялся парень, ощупывали десятки пар глаз. Мне показалось, что мое лицо походило на красный сигнальный фонарь, от смущения стали влажными ладони. Парень бесцеремонно уселся рядом. Освобождая ему место, я шибанулась коленом об острый угол стола и сдавленно застонала от резкой боли, охватившей все тело.