А потом наконец выгнулась и закричала от облегчения; тут же и принц в последнем рывке излился в нее, наполнив утробу горячим семенем.

Вместе они повалились на матрас. Красавица легла Алекси на грудь, а он ласкал ее, непрестанно целуя.

Когда Красавица принялась посасывать ему соски, игриво покусывать их, у него снова встал. Принц сел на колени, приподняв девушку, и опустил ее себе на член. Она шептала слова любви, запрокинув голову, пока Алекси засаживал ей. Стиснув зубы, Красавица прорычала:

– Алекси, мой принц!

Ее истекающее соком лоно плотно обхватило его ствол, пульсируя и содрогаясь в безумном ритме, пока Красавица опять не закричала от наслаждения, а принц не кончил.

Успокоились и пресытились они только после третьего раза.

Приподнявшись на локте, Алекси смотрел на Красавицу сверху вниз и позволял гладить себя, трогать везде, где ей хотелось. Красавица покусывала ему соски, мяла мошонку и член, даже потрогала пальчиком анус. Прежде ни разу она не позволяла себе таких вольностей с мужчиной, но сейчас она села, заставила принца лечь на живот и принялась внимательно его осматривать.

Девушкой вдруг завладел жуткий стыд; она легла рядом с принцем, вжалась ему в бок и уткнулась в подмышку, чувствуя сладкий запах его волос, с удовольствием принимая его нежные, любящие поцелуи. Он посасывал ей губы, шептал на ухо ее имя. Затем плотно накрыл ладонью ее лоно и прижался к ней.

– Нам нельзя спать. Тебя накажут куда строже.

– А тебя?

Подумав немного, он улыбнулся.

– Скорей всего нет, но ты в Замке новенькая.

– Неужели я такая дурнушка?

– Ты просто невероятно хороша. Не обманывайся злобными играми господ, они все без ума от тебя.

– Ах, тогда какое наказание ждет нас? – спросила Красавица и еле слышно предположила: – Сошлют в деревню?

– Кто рассказал тебе про ссылку? – удивленно спросил Алекси. – Нас могли бы сослать, но… – Принц задумался. – Еще ни одного фаворита Королевы или Кронпринца не отправляли в деревню. Даже если нас застанут вместе, я притворюсь, будто заткнул тебе рот кляпом и силой увел из покоев Королевы. В худшем случае, проведешь несколько дней в Пыточной. Что станет со мной – значения не имеет. Поклянись, что позволишь мне взять вину на себя, иначе я вставлю тебе кляп и немедленно отнесу назад в гардеробную.

Красавица кивнула.

– Я тебя сюда привел, мне и быть наказанным. Не спорь.

– Да, мой принц, – прошептала Красавица.

– Нет, только не так! – взмолился он. – Ведь я не властен над тобой, не командую. Зови меня Алекси, просто Алекси. Извини, если я был резок, но я не прощу себе, если тебя покарают. Слушайся меня, лишь потому… что…

– Лишь потому, что я от тебя без ума, – подсказала Красавица.

– Красавица! Любовь моя, душа моя! – Он снова поцеловал ее. – Поделись своими думами, своими печалями.

– Разве ты не видишь, что меня печалит, отчего я страдаю? Я ни на мгновение не забывала, что ты следил за мной. И ты видел, что со мной делали, а я видела, что вытворяли с тобой, что…

– Конечно же, я следил за тобой – и радовался, – перебил ее Алекси. – Разве тебе не приятно было наблюдать, как меня порет Кронпринц? Или как меня наказывали в Большом зале, когда тебя только доставили ко двору? Знаешь, ведь я намеренно пролил вино в тот вечер, лишь бы ты меня заметила.

Красавица не поверила своим ушам.

– Когда я спросил, отчего ты страдаешь, я не имел ввиду порку или жестокие игры наших господ. Что гложет тебя изнутри? Что тяготит твое сердце? Что не дает смириться и заставляет бунтовать в душе?

– Разве ты сам сдался? – слегка озлобилась Красавица.

– Разумеется, – беспечно ответил принц. – Я преклоняюсь перед Королевой, преклоняюсь перед всеми, кто меня истязает, потому что так надо. Ну, разве это не просто?

– Тебе не больно? Не унизительно?

– Мне очень больно и унизительно, и это никогда не пройдет. Если бы мы на какой-то миг перестали чувствовать боль и унижение, наши бесконечно мудрые господа придумали бы новый способ, как вернуть нас в прежнее положение. Думаешь, мне не было больно, когда Феликс перекинул меня через колено и выпорол в Большом зале за какую-то мелочь? Он чудовищно оскорбил меня, ведь я ни на секунду не забываю, что я наследник могущественного короля. И уж тем более мне было больно, когда Принц порол меня у тебя на глазах. Он-то думал, что ты меня после этого разлюбишь!

– Он ошибался, сильно ошибался! – Красавица прижала пальцы к вискам и задумалась. Как ей быть? Она полюбила обоих и даже сейчас могла вызвать образ Принца: его изящное бледное лицо, тонкие пальцы и черные глаза, полные безудержного пламени и вечного неудовольствия. Какой кошмар, что ему не разрешили взять ее с собой в опочивальню после Тропы взнузданных!

– Я хочу помочь, потому что люблю тебя, – признался Алекси. – Хочу учить тебя, моя бунтарка.

– Не такая уж я и бунтарка, – прошептала девушка едва слышно и тут же отвернулась, устыдившись собственных слов. – Меня… обуревают чувства.

– Откройся мне, – с ноткой строгости произнес он.

– Сегодня… та роза, что я подобрала с ковра последней… зачем я вручила ее леди Джулиане? Ведь она очень сурово обошлась со мной.

– Ты хотела угодить своей госпоже. Ты рабыня, а лучшее, на что способен раб, – это ублажение господ. Ты подарила последнюю розу леди Джулиане не потому, что она порола тебя, но по собственной воле.

– Согласна, – кивнула Красавица. – Там, на Тропе взнузданных, я… как бы выразиться… почувствовала несказанное облегчение, словно дух борьбы покинул меня, и смирилась с тем, что я рабыня. Бедная рабыня, которая всеми силами должна стараться угодить.

– Слова из тебя так и льются, – с чувством заметил принц Алекси. – Ты многое успела познать.

– Я не хочу чувствовать ничего такого! Мое сердце жаждет бунта. Я хочу бежать от господ, которые без конца меня пытают. И если бы только один мой Принц…

– Он не один, и он нашел бы новый способ заставить тебя мучиться. Почему ты не хочешь сдаться?

– Сам знаешь. Разве ты не бунтуешь? Леон поведал мне, что в тебе есть стержень, который никому не сломить.

– Глупости. Я принимаю все, что бы со мной ни случилось. Ничему не противлюсь.

– Не может быть.

– Красавица, смирись и сдайся, и тогда все для тебя станет кристально ясно.

– Если бы я сдалась, то не пришла бы сюда с тобой, потому что Принц…

– Нет, пришла бы. Я обожаю свою Королеву – и все же я здесь, с тобой. Я люблю вас обеих, безропотно принимаю все, что со мной происходит в Замке, и смирился с неизбежным наказанием за эту ночь с тобой. Да, когда меня накажут, я буду страдать и мучиться, но я заранее принял страх и боль, понял их. Красавица, стоит тебе сдаться, и ты расцветешь в боли и мучениях.

– Когда нас выгоняли на Тропу, передо мной стояла девушка. Вот уж кто смирился, так это она, верно?

– Забудь о ней, она никто. Принцесса Клэр была и остается ветреной и глупой. Она пустышка. В ней нет той глубины страдания, которая есть в тебе. Ты всегда будешь страдать сильнее прочих.

– Всем ли удается принять свою рабскую долю?

– Нет, кто-то не может принять ее совсем, и очень трудно выявить по-настоящему смирившихся. Лично я вижу смирившихся, а вот хозяева не всегда столь проницательны. Например, Феликс рассказывал, что при тебе в Пыточной подвесили Лизетту. Как думаешь, она смирилась?

– Конечно же, нет!

– Ошибаешься, она смирилась полностью и стала любимицей господ. Просто Лизетта обожает оковы, обожает чувство беспомощности. Когда ей становится скучно, она выкидывает какой-нибудь номер и очень при этом старается, ведь чем хуже проступок, тем строже наказание – и тем больше удовольствие господ.

– Ты шутишь!

– И не думал. Такая уж у Лизетты манера угождать хозяевам. У всех рабов свой способ доставить удовольствие вельможам, и у тебя появится собственный. Не обязательно сам по себе – может, и в мучениях, но ведь ты уже заметила: на Тропе и сегодня, в спальне Королевы, когда подарила розу леди Джулиане, – что его зачатки начинают проявляться? Принцесса Лизетта – борец, а ты должна быть рабыней, как и я. Таков твой способ угождать. Ты вся, до капли, будешь отдаваться господам. Воплотишь в себе спокойствие и безмятежность. Со временем может даже научишься различать рабов, что служат образцом для остальных. Принц Тристан, например, раб лорда Стефана, просто неподражаем. Лорд Стефан влюблен в него, как Принц – в тебя, что одновременно и облегчает, и осложняет вашу участь.