Я быстро переписываю адрес и код в свою записную книжку. Что же! Я нашла, что хотела. И Никины тайны скоро перестанут быть таковыми.

Вячеслава Александровича я увидела только во второй половине дня. До обеда он отсутствовал. Он выглядел озабоченным и усталым. Как обычно за последнее время. Он подошел ко мне, я встала и протянула ему папку бумаг: напечатанные документы и проект на подпись. Он взял папку из моих рук и спросил:

— Как вчерашний день? В новом качестве у Натальи Родионовны?

— Все нормально.

— Зайдите, пожалуйста, ко мне в кабинет.

В кабинете он предложил мне сесть в кресло для посетителей и без всяких предисловий сказал:

— Все, что я сейчас скажу вам, должно остаться строго между нами.

— Я клянусь в этом, — с жаром сказала я. — Не сомневайтесь во мне.

Легкая улыбка скользнула по его губам. Больше всего в шефе мне нравилась вот эта легчайшая ироничная улыбка. Она стремительно возникала и так же стремительно исчезала. В ней была печаль и мудрость человека, знавшего о жизни все. Или почти все.

— Наталья Родионовна — тяжелобольной человек. Помимо сердца, — он запнулся и какое-то время смотрел прямо перед собой, как будто обдумывая, как лучше сформулировать свою мысль, — у нее серьезное психическое расстройство, — резко сказал он. — Мании, галлюцинации. Прошу вас иметь это в виду.

Я удивилась. Наталья Родионовна не показалась мне дамой с расстроенной психикой. Напротив, ее язвительные реплики и подкалывания говорили мне, что с рассудком у нее все в порядке. Но мужу лучше знать собственную жену. Тем более я видела ее всего один раз.

— Я буду внимательна к ней, — заверила я его.

— Напротив, я прошу вас разубеждать ее. Если Наталья Родионовна будет делиться с вами своими… своими фантазиями, не поддерживайте ее в этом. Договорились? Это моя просьба к вам.

— Я сделаю все, как вы хотите.

— Хорошо, приступайте к своим обязанностям. Я встала и вышла из кабинета.

Работы было много: я перепечатывала документы, отвечала на звонки. Когда в приемную вошел Руслан, я сразу опустила голову и сделала вид, что напряженно работаю. Я помнила, как он небрежно обращался со мной в прошлый раз, и готова была дать ему отпор. Но здесь случилось нечто неожиданное. На документ, с которым я работала, легла роза. Алая роза на длинном стебле. Я растерялась и подняла глаза.

— Это вам.

Я молчала, не зная, что сказать.

— Примите мой скромный подарок в знак вашего расположения.

— Спасибо, — сдержанно поблагодарила я, откладывая розу в сторону. — Красивый цветок.

— Работы много?

— Как всегда.

Я старалась быть деловитой и краткой. Настоящей секретаршей, которая не пускается в длинные разговоры с посетителями. А соблюдает дистанцию.

— Да… Ольга, — протяжно сказал Руслан. Он стоял довольно близко от меня. Я чувствовала аромат его одеколона и обжигающий взгляд черных глаз. Соблазняет он меня, что ли, мелькнуло в голове. Может, у него хобби такое: соблазнять секретарш. Моя догадка оказалась верна. Потому что следующими словами Руслана были:

— А что вы делаете сегодня вечером?

Кто сказал, что настоящая женщина не сможет выпутаться из щекотливого положения? Всегда можно вежливо отказать, не задев честь и самолюбие мужчины. И я собиралась это сделать, но меня опередили.

— Возражений я все равно не приму.

— Это почему же? — Маска чопорной секретарши постепенно слетала с меня.

— Потому что таково мое желание.

— Вот как! — Мои брови взлетели вверх. — Но ваши желания могут не совпадать с моими.

— Это и надо выяснить…

— Каким образом?

— Во время ужина.

— Странное предложение, — сухо сказала я. — Очень!

— Нормальное. Сколько вам лет?

— Это к делу не относится!

— Еще как относится. Вы молоды, перед вами прекрасное будущее. Но в «Морском бризе» вы еще не были.

— И что с этого?

— Я хочу сегодня ликвидировать этот пробел в вашей жизни.

— Интересно! Это единственный пробел, который вы собираетесь сегодня ликвидировать? — И я посмотрела на него. В карих глазах Руслана плясали насмешливые искорки.

— Пока — да.

— Понятно!

— Ну так как? Во сколько договоримся встретиться?

— Ничего не получится. Сегодня вечером я занята!

— У Натальи Родионовны. Я знаю. Но вы работаете там до девяти. Я подъеду прямо к дому. В девять ноль-ноль.

Как я хотела сказать «нет»! Но почему-то вырвалось «да».

— Ну и прекрасно.

А когда Руслан покинул кабинет, я поняла, что передо мной стоит неразрешимая проблема: мне не в чем пойти в ресторан.

Мне нравится расхожее выражение, что совесть — это понятие растяжимое. Во всяком случае моя совесть растянулась не знаю до каких пределов, потому что я решила схапать на вечер одно из новых Никиных платьев. Если бы она была здесь, я бы спросила у нее разрешения. Но она непонятно где, а я не могу опозориться перед Русланом. Так что… разговаривала я сама с собой, роясь в шкафу, — все в порядке.

На розовое платье от Дольче энд Габбаны я наткнулась сразу. Померила. Я была объективной. И справедливой. Платье шло мне намного больше, чем Нике. Этот нежно-розовый выгодно оттенял мои темные волосы и карие глаза. Но как я пойду в таком платье к Наталье Родионовне? Там все хорошо разбираются в фирменных шмотках. Могут подумать, что я — новая пассия шефа и он втихаря отщипывает мне кусочки от своего финансового пирога. И здесь я нашла выход из затруднительной ситуации. Я пойду в будничной одежде, а платье спрячу в сумке, тем более что оно из немнущейся ткани. И переоденусь на лестнице или в укромном закутке. Так я и сделала.

В этот раз я шла к Наталье Родионовне с опаской. Общаться с психически больным человеком — занятие не из легких. К тому же неизвестно, что она может выкинуть в любой момент. Кто знает, что ей взбредет в голову?

Время пролетело довольно быстро. Большую часть я сидела около постели Натальи Родионовны и молчала. Она дремала, полуприкрыв глаза. Украдкой я посматривала на будильник, но старалась делать это незаметно, потому что боялась, что в любой момент Наталья Родионовна откроет глаза и увидит, что я пялюсь на циферблат.

Когда за мной закрылась дверь квартиры Викентьевых, я поняла, что сейчас мне предстоит молниеносно проделать маленькую операцию: переодеться так, чтобы на меня случайно не наткнулся никто из жильцов дома. Несмотря на то, что в этом элитном доме царила торжественная пустынность, я жутко боялась, что кто-нибудь увидит мои манипуляции с одеждой и будет выяснять, что я здесь делаю и чем занимаюсь. Укромных закутков в доме не было. Оставалась лестница. Поставив сумку на ступеньки, я мигом стянула с себя блузку, потом — брюки. Сняла лифчик, потому что платье было сильно декольтировано. И покидала все в сумку. И тут я почувствовала, что на меня кто-то смотрит. Повернув голову, я увидела, как в щелочку двери на меня восхищенно глазеет лысый старикашка, причмокивая губами. На элитного жильца он никак не тянул, но, возможно, это был папаша какого-нибудь бизнесмена, который вместо дома престарелых отправил отца в престижную квартирку, предварительно переписав ее на себя или своих детей.

Я посмотрела на старика гневным взглядом в надежде, что он быстро захлопнет дверь. Я ошиблась. Щель стала шире. Теперь я могла лицезреть похотливого старикашку в полный рост.

— Отлично! — сказал он, кивая на меня. — Первый сорт.

— Неужели? Может быть, вы все-таки закроете дверь?

— А зачем? — искренне удивился старикашка. — Я же не каждый день могу видеть почти обнаженную барышню. Да еще с таким телом. — И он зацокал языком.

Я пыталась воззвать к остаткам совести, забыв, что согласно меткой поговорке там, где у мужчин была совесть, вырос х… Дверь распахнулась во всю ширь. Я выглядела, как испуганная нимфа. В одних трусиках, прикрывая грудь руками. Больше всего мне хотелось запульнуть чем-нибудь тяжелым в этого сатира, но ничего подходящего под рукой не было. Не кидать же в него бюстгальтер.