К сожалению, Лазающий-Быстро стал сомневаться в мудрости такой тактики. Конечно, осторожность необходима, но все же ему казалось, что многие из Народа – такие, как Сломанный-Зуб и подобные ему среди других кланов – стали слишком много думать о возможной опасности, которую представляли двуногие, и слишком мало – о пользе, которую они могли бы принести. Может быть, даже сами того не осознавая, в глубине души они решили, что время, когда двуногие узнают о Народе, никогда не придет, ибо только таким образом Народ может оставаться в безопасности.
Хотя Лазающий-Быстро слишком уважал вождей своего клана, чтобы сказать им прямо, но надеяться на то, что двуногие никогда не обнаружат Народ, было безрассудно. С каждой сменой сезонов прибывало все больше двуногих, и их летающие штуковины и видящие на расстояние штуковины, и то, что юный двуногий использовал, чтобы засечь самого Лазающего-Быстро, были слишком хитрыми, чтобы Народ мог прятаться от них вечно. Даже не будь его встречи с двуногим, Народ обнаружили бы рано или поздно. И когда это случилось бы – или, точнее, теперь, когда это случилось – у Народа не оставалось другого выбора, кроме как решить, как они будут общаться с двуногими… при условии, конечно, что двуногие позволят Народу принять такое решение.
Все это было совершенно ясно Лазающему-Быстро и, как он подозревал, не менее ясно Поющей-Истинно, Короткому-Хвосту и Блестящему-Когтю, старшему охотнику клана. Но Сломанный-Зуб, Прядильщица-Песен и Копатель, следивший за растениями клана, отвергали это заключение. Они знали, каким необъятным был мир, как много в нем потайных мест, и считали, что смогут скрываться от двуногих всегда, даже сейчас, когда двуногие уже узнали о существовании Народа.
Он снова вздохнул, и его усы дернулись в усмешке, когда он подумал о том, не столкнулся ли юный двуногий с точно такими же трудностями, пытаясь заставить старших поверить его рассуждениям. Если это так, должен ли Лазающий Быстро быть благодарным или недовольным? Он знал из мыслесвета детеныша, что когда тот увидел его, то чувствовал лишь изумление и радость, а не злость или страх. Если старшие разделяли его чувства, то Народу точно нечего было опасаться. И все же то, что так чувствовал двуногий, едва вышедший из возраста котенка, для остальных двуногих могло значить не больше, чем его чувства значили для Сломанного-Зуба.
Лазающий-Быстро грелся на солнышке, размышляя обо всем, что произошло – и о том, что угрожало произойти – и сочувствовал страху Сломанного-Зуба и его сторонников. Честно говоря, он сам в чем-то разделял их страх, но в то же время понимал, что уже поздно, события приведены в действие. Двуногие теперь узнали о существовании Народа. На это они должны как-то отреагировать, что бы Народ ни делал, и все бурчание Сломанного-Зуба не сможет этого предотвратить.
Тем не менее, было еще нечто, о чем Лазающий Быстро не сообщил, нечто, что ему самому еще предстояло понять и оно, как он боялся, могло настолько напугать вождей Яркой Воды, что они бы бросили свою территорию и бежали бы в горы. Допустим, бегство могло бы оказаться мудрым решением, но оно также могло бы лишить Народ сокровища, которое они до сих пор не встречали. Вряд ли одному-единственному разведчику подобало принимать решения, судьбоносные для всего клана, но кто еще смог бы это сделать, ибо он один знал что как-то, каким-то не понятном ему образом, они с двуногим разделили что-то.
Он не совсем представлял себе, что это, но даже сейчас, с закрытыми глазами, вдали от поляны двуногих, он знал точно, где находился детеныш. Он мог ощущать его мыслесвет, подобно далекому костру или солнечному свету ярко сияющий сквозь его закрытые веки. Двуногий был слишком далеко, чтобы он мог почувствовать его эмоции, но он знал, что ему не почудилось. Он четко знал путь к двуногому, даже четче, чем путь к Поющей-Истинно, которая была не дальше двадцати-тридцати длин Народа в этот самый момент.
Лазающий Быстро не имел ни малейшего представления о том, что это могло означать или к чему привести, но две вещи он знал точно. Его связь, если такой она была, с детенышем двуногих может – должна – быть ключом к любым отношениям, которые могут состояться между Народом и двуногими. И до тех пор, пока он не решил, что эта связь значила в его собственном случае, он не осмеливался даже заикнуться о ее существовании тем, кто был согласен со Сломанным-Зубом.
