Алекс понимал, полиция — не лучшее место для задуманного, но такая удача выпадала не часто. «Куй железо, пока не остыло», всякий раз подбадривал он себя в случаях удачи и неважно где выполнять работу, будь то рядом со зданием полиции, а если придётся, то и внутри его. Даже в кабинете самого комиссара Витте, если этого потребует результат.

Тот день был обычным днём, и место было обычным местом. Необычным были заказ и объект — этот самый Шмайсер. В багажнике «Нагано» у Алекса лежал автономный переносной холодильник и необходимые для выполнения заказа инструменты. Его немного смущала необходимость трансплантации черепа клиента и изъятие головного мозга, но смущало оно лишь с точки зрения возможности выполнения в таких не совсем подходящих для этого условиях. Но иных условий не было, разве что мед-лаборатория в подвальном этаже полицейского отделения и потому он решил действовать по обстоятельствам.

«Всё должно получиться», — подбодрил себя тогда Алекс, привычно поглаживая эспаньолку.

Он вышел из машины, жестом подозвал загипсованного бомжа и спросил дружеским тоном:

— Хочешь заработать?

Алекс вспомнил, как этот Шмайсер расплылся в радостной бесхитростной улыбке и как-то живо согласился. Он с удивлением отметил неестественное состояние убогого побирушки. Казалось, Шмайсер был самым счастливым бомжем на планете. Он светился так, будто любил целый мир, и мир отвечал ему взаимностью.

Алекс ещё тогда должен был догадаться — если дело началось с абсурда, то абсурдом оно и закончится. Как такое может быть? Клиентом Алекса Деева, лучшего тайного наёмника, вернувшегося из Пустоши без единой царапины, оказался грязный нефильтрационный бомж, и заказала его не кто-нибудь, а лично Председатель УБ Совета Объединённых Территорий. Какой-то абсурд! И всё же привычка не обсуждать клиентов и не думать о причинно-следственных решениях сыграла в этот раз с Алексом злую шутку. Но что поделать, привычка — вторая натура.

— Хочешь заработать? — ещё раз спросил он у Шмайсера, хотя тот уже согласно кивал в ответ.

— Конечно! — наконец-то радостно подтвердил тот.

— Тогда за мной.

Они обошли здание, и вышли на другой стороне улицы, ближе к стоянке электрокаров, прямо перед полицейским отделением.

— А вы весьма симпатичный молодой человек, — вдруг ни с того ни с сего произнёс клиент.

Это было сказано таким противоестественным для бомжа тоном, что Алекс остановился и изучающее глянул на Шмайсера через плечо. Тот, не ожидавший внезапной остановки, едва не уткнулся носом Алексу в спину.

— Ой, простите, — по-доброму извинился он.

Алекс круговым движением потёр бровь.

«Как же там? — попытался вспомнить описание под фото в досье. — Два привода за мелкие кражи… бытовое насилие… избиение… соц. кредит — 68 единиц».

Он ещё раз осмотрел Шмайсера с головы до ног и подумал: «А это точно он?»

— И что мне придется делать? — бомж с детской наивностью таращился на блондина как на старого знакомого: — Надеюсь ничего физического? Ведь я на больничном.

Он выставил перед собой загипсованную руку и хихикнул как-то очень весело и непринуждённо. Затем расхохотался так задорно, что непроизвольно рассмеялся и сам Алекс.

— Это ничего, — сказал сквозь смех блондин, — мешать не будет.

Они подошли ближе к стоянке.

— Что-то связанное с машинами? — поинтересовался Шмайсер. — Я, знаете ли, никогда не любил машины. Раньше… жил как-то вне их. И вообще вне жизни. А сейчас…

Он задумался и тихо добавил:

— Раньше я был в самом низу, а сейчас на самом верху. Вы можете такое представить?

— На самом верху чего?

— Всего, — бомж произнёс это так, будто вместил в одно это слово всё мироздание. — После одной встречи случилось… э-э. Этим хочется поделиться… и с вами тоже.

— Чем этим?

— Всем, — и опять это было сказано так ёмко, что Алекс непроизвольно остановился.

— Подели…тесь со мной, — сам того не замечая, блондин обратился к Шмайсеру на «вы».

Он внимательно осмотрел бомжа. Заштопанный серый свитер, грязное пальто, бесформенные штаны, глупо белеющий гипс. И только детская шапочка и сияющее счастьем лицо казались к месту. Но именно эта шапочка очень кстати подходила к детской улыбке на изъеденном морщинами пропитом лице.

— Пожалуйста, — задиристо выпалил бомж, — берите!

Он широко развёл в стороны руки, словно открывая всего себя нараспашку.

«А куда подевался грудной кифоз? — подумал Алекс. — На фото точно есть. Но по описанию… неучи убэшники».

— Как же хорошо жить! — почти прокричал Шмайсер, подняв радостные глаза к небу. — Как хорошо, что и вы, и я есть. Я есть! Представляете?

— Что же вас так удивляет?

— Не удивляет, радует! — и опять эта всеобъемлющая глубина в одном слове.

Алекс напрягся. Чувствовал, впервые при выполнении задания что-то пошло не так, но не мог понять, что именно.

«Он не тот, за кого себя выдает. Точно! И не так прост, как кажется. Какой же он бомж. Скрывается под видом бомжа. Это его легенда. Какой-нибудь опальный политик или военный. А может ученый-интеллектуал из пустынников. Таких во времена чистки косили пачками».

Такое объяснение походило на правду. Алекс успокоился и облегченно выдохнул.

«Агата кого попало не закажет. Я уж подумал, что председатель Грейс решила очистить Мегаполис-Сити от асоциального элемента. Благотворительность ей не к лицу».

— Мое тело словно помолодело на двадцать лет, — тем временем продолжал Шмайсер. — И дышать стало легче, и в голове такая ясность и лёгкость… Ой, простите, я вас совсем заболтал. Понимаете, я тут познакомился с одним человеком…

Он вдруг задумался и пробормотал:

— А с человеком ли…

Затем улыбнулся чистой светлой улыбкой, и лицо его опять засияло.

— Со мной что-то приключилось, представляете? Пока не пойму что. То ли сон, то ли наяву было… будто лечу в пропасть. Или вверх. Непонятно. Словно растворяюсь в пустоте. И как бы нет меня. Но я есть. Я рассыпался и вновь появился. Уже настоящим. Тем, кем был всегда, и каким буду вечно. Вдруг стал таким большим. Нет, огромным! Больше земного шара. Готов съесть его. Ха-ха-ха!

Внезапно Шмайсер вытянулся на носочках сбитых ботинок, вскинул голову вверх и начал декламировать, точно со сцены:

     Во всем мне хочется дойти,
      До самой сути.
      В работе, в поисках пути,
      В сердечной смуте.
     До сущности протекших дней,
      До их причины,
      До оснований, до корней,
      До сердцевины.
     Всё время схватывая нить
      Судеб, событий,
      Жить, думать, чувствовать, любить,
      Свершать открытья.

Он остановился, посмотрел смеющимися глазами на Алекса и пропел, раскачиваясь в стороны и вскидывая вверх руки, взмахивая ими, как птица крыльями:

— Как же хорошо жить! Жить, думать, чувствовать, любить, свершать открытья!

Затем внезапно осёкся:

— Вы меня понимаете?

Блондин пожал плечами.

— Я сам не совсем понимаю, — вздохнул Шмайсер. — Поэтому и здесь…

Он немного помолчал, размышляя, стоит ли говорить дальше:

— А ведь я здесь не просто так.

— Неужели? — попытался как можно естественнее удивиться Алекс.

— Мне нужен один человек, — Шмайсер по-шпионски огляделся и добавил: — очень нужен. Чтобы понять всё до конца…

Они шли среди припаркованных электрокаров. Первым шагал блондин и редкие солнечные блики, отражаясь в складках его белоснежной рубашки и алебастрового пиджака, придавали фигуре зловещую элегантность. За ним мелкими шажками, еле поспевая, радостно семенил бомж. Моросил слепой дождь, и на крышах и стеклах припаркованных машин собирались редкие блестящие капли. Алекс тронул промокшую косичку и оглянулся. Основное движение на стоянке происходило в часы пик — рано утром и в конце рабочего дня, сейчас же, спустя час после обеда, стоянка выглядела совершенно безлюдной. Миновав второй ряд электрокаров, Алекс мысленно проговорил одно из своих главных правил: «Если хочешь что-то спрятать, положи на видное место».