Вернувшись к Ширли, я смыла с пальто грязь, заварила чай и стала думать, что же делать дальше. Я ехала сюда, представляя, как моя история сразу попадет на первые полосы. Газеты опубликуют фотографии, которые я сделала в Кефти. Уговорить знаменитостей будет проще простого. Но если раньше, в качестве второй половины Оливера, еще можно было на что-то рассчитывать, то теперь, оставшись в одиночестве, я потеряла для них всякую ценность. Мой взгляд упал на телефон. Надо было позвонить в “Содействие”, но у меня не было конкретных свидетельств, что мой план сработает.

Что же делать? Я больше не могу просить об одолжении кино – и телезвезд, которые даже не помнят, кто я такая. Прямо как дочка Хассана из Сафилы, которая постоянно клянчила сережки. Но придумал же Мухаммед, как завоевать уважение иностранцев и заставить нас считаться с его мнением. Я напрягла мозги. Что бы сделал на моем месте Мухаммед, если бы ему нужно было организовать акцию в помощь Кефти? Точно не натворил бы глупостей, как я вчера. Он никогда не действовал напрямую, подумала я, вспоминая ооновские вечеринки. Слишком грубый, неразумный подход. Он бы обратился за помощью к другу, иностранцу. Нужно было найти кого-то, кто смог бы мне помочь. Но кого? Я решила обзвонить редакции других газет.

На автоответчике горела красная лампочка. Я прослушала сообщение.

– Привет, Рози. Это Оливер. Твоя мать дала мне номер. Извини за вчерашнее, я вышел из себя. Надеюсь, у тебя все получится. Вот и всё. Если я могу чем-то помочь, позвони.

Я обрадовалась, но ровно на четыре минуты. Потом восторги утихли. Оливер взялся за старое. Вчера поначалу он был добрым, а потом взбесился. Сейчас опять подобрел, но скоро снова сойдет с катушек и будет вести себя отвратительно. Он настоящий псих. И очень плохо на меня влияет – до сих пор. Оливер мог бы мне помочь. Ведь он теперь работает программным директором на Ай-ти-ви. Все еще ведет “Фокус”, но теперь уже на Ай-ти-ви – он мне вчера рассказал. Он мог бы предоставить мне эфир. И к его словам прислушаются многие знаменитости. Звезды ему доверяют – по крайней мере, в профессиональном плане.

Но зачем все это такому цинику, как Оливер? И тут меня осенило. Совесть! Большинство знакомых и коллег Оливера считали его добрым, достойным человеком с высокими моральными устоями. Я была уверена, что в глубине души этот ублюдок наверняка хочет быть таким или, по крайней мере, воображать себя таким. Может, сыграть на этой слабости? А я? Интересно, он все еще небезразличен ко мне? В таком случае я могу на него повлиять. Однажды я его отвергла. Скорее всего, он так и не смог с этим смириться – он впадает в истерику, когда ситуация выходит из-под контроля. Но разумно ли пытаться раздобыть пищу для умирающих от голода, манипулируя помешанным на контроле психопатом? Нет. Неразумно.

Через полчаса я взяла телефонный справочник и позвонила в телекомпанию.

– Оливера Марчанта, пожалуйста. – Все мое существо противилось этому. Но мне нужно было использовать любую возможность.

– Соединяю.

Равновесие в мире нарушилось. Мир раскололся на две части, и мы были уязвимой половиной. И если наши жизни должны зависеть от таких изменчивых явлений, как политика, экономика, мода, настроение Оливера Марчанта, – что ж, пусть будет так.

– Приемная Оливера Марчанта. – О боже! Это была Гвен. Мерзкая крыса все еще работала у него.

– Здравствуйте, это Рози Ричардсон. Можно поговорить с Оливером?

– О!.. Здравствуйте. Хмм... он сейчас очень занят.

– Я понимаю. Но он сам просил меня позвонить.

– Понятно... Он на совещании. Он перезвонит вам позже.

– Вообще-то он звонил, чтобы уточнить время. Сегодня днем я должна была заскочить в офис. – Небольшая ложь, но ничего, не повредит. Всё лучше, чем дожидаться, пока он перезвонит.

– Подождите, пожалуйста, – произнесла она ледяным скептическим тоном.

Черт, сейчас она спросит у него. Я ждала. Наши отношения тут ни при чем. Я просто поговорю с ним как профессионал с профессионалом, попробую разбудить в нем человеческие чувства.

– У него есть окно в шестнадцать тридцать.

– Шестнадцать тридцать? Отлично. Спасибо.

В шестнадцать двадцать пять я стояла на седьмом этаже здания “Кэпитал Дейли Телевижн”. Гвен поджидала меня у лифта.

– При-и-ивет, Рози. Боже, тебя не узнать! О чем это она?

– Сюда, пожалуйста. У него мало времени. Тебе повезло, что он вообще нашел время. Тебе понравилось в Африке?

– “Понравилось” – не совсем подходящее слово.

– Садись, – сказала она. – Он освободится через минутку.

Двадцать пять минут я наблюдала, как Гвен стучит по клавишам. Я сидела как на иголках. Оливер был умнее меня. Внезапно распахнулась дверь. Оливер смотрел на часы. Меня он полностью проигнорировал.

– Позвони Полу Джексону, скажи, что я задержусь. Входи, – он даже не взглянул на меня. – Сэм Флетчер звонил?

– Да. О, и Грег Дайк, – сказала Гвен.

– Перезвоню, когда закончу с Рози. Через десять минут.

Десять минут? Всего-то?

Он проводил меня в огромный кабинет с белыми стенами и деревянными полами. Вдоль стен стояли мягкие диваны из черной кожи. Из французских окон позади стола открывался панорамный вид города. В центре комнаты возвышался ступенчатый постамент из матового черного камня, на котором на разной высоте были расставлены золотые статуэтки – телевизионные премии. Оливер сел за стол. На столе ничего не было, кроме плоского черного телефона, плоской черной пепельницы и черного ежедневника в твердой обложке, открытого на девственно чистой странице. Справа от Оливера на стене висели фотографии: Оливер с Миком Джаггером, Оливер с Кеннетом Браной, Оливер с Маргарет и Денисом Тэтчер.

Я опустилась на высокий стул напротив Оливера.

– Итак, что случилось? Извини, у меня мало времени.

Он держался отстраненно, по-деловому. Вытянул перед собой руки, покрытые темными волосами. Его длинные пальцы казались такими родными!

– О чем ты хотела поговорить? – он смотрел на часы с матовым черным циферблатом, которые мы выбирали вместе. Вел себя так равнодушно, будто я – совершенно незнакомый человек, который пытается протолкнуть сценарий нового сериала. Мне это не нравилось.

– Ты знаешь, о чем я хочу поговорить, – ответила я.

Он непонимающе заморгал.

– Ты позвонил мне сегодня утром. Что, уже забыл? Память дырявая стала?

Он опустил глаза, три раза насмешливо фыркнул носом, откинулся в кресле и закинул руки за голову.

– Так, так. Ты не изменилась, Рози, – произнес он.

– Нет, изменилась, – сказала я. – Спасибо, что позвонил.

– Не за что.

– Ты – единственный человек, который может помочь организовать акцию. Я знаю, у тебя доброе сердце. Мне нужна твоя помощь.

Я следила за выражением его лица. Он разомлел. Моя затея сработала.

– Что ты предлагаешь?

– Ничего сложного. Это простой проект. Нам нужно привлечь несколько знаменитостей. Ты прав, вчера я вела себя неправильно. Но если ты попросишь их участвовать, они согласятся.

– В чем заключается твой проект?

– Телепередача. Небольшое выступление.

– Но тебе необходимо уложиться в три недели.

– Трех недель вполне достаточно. Ты мог бы посвятить этому один из следующих выпусков “Фокуса”.

Он встал и прошелся к центру комнаты. Подумал, потом повернулся ко мне и покачал головой.

– Извини, Рози. Я хочу помочь, но это невозможно. Слишком мало времени.

Тут я взглянула на постамент, и у меня появилась идея. Я поднялась, подошла к постаменту и взяла одну из наград.

– Помнишь программу, за которую ты получил эту награду? Сколько времени тебе понадобилось, чтобы сделать ее? Десять дней.

– Помню, – тихо ответил он.

Он смотрел на меня сверху вниз, прямо в глаза, слишком долго не отводя взгляд, точь-в-точь как раньше. Я не выдержала и опустилась на стул. Он переменился в лице.

– Ничего не получится, – сказал он. – Ты легко можешь собрать средства на одну партию продовольствия. Я сам пожертвую несколько тысяч. У Дэйва Руффорда на счету миллионы, и он не знает, что с ними делать. Если ты готова выслушать нытье Джулиана, он отдаст хоть последнюю рубашку. У Билла Бонэма вообще крыша поехала. Достаточно сказать, что, помогая голодающим, он облагородит карму, и ты получишь чек на любую сумму. Сколько тебе нужно?