— Ничего особенного. Одни горшки глиняные. Хочешь — покажу?

— Погоди, я за Васькой сбегаю. Он такими делами больше меня интересуется.

Опять я остался один у калитки.

Соседский пес перестал вдруг гавкать, заскулил образованно. Наверное, хозяин вышел из дома.

Так и есть! А, знакомый! Бульдозерист, Савелий Кузьмич. Точно! Он же говорил, что живет рядом с Яскажуком.

Он тоже увидел меня, улыбнулся:

— Давно с тобой не встречались, сынок!

— Я к ним, — торопливо сказал я. Еще подумает, что к нему в гости, за медом.

— К Сашке Яскажуку, так — нет?

— И к Сашке, и к Ваське.

Он удивился, поднял одну бровь.

— Васька? Кто такой?

— Сашкин брат.

Бровь поднялась еще выше.

— У Сашки брат? Ты что! Никогда у него ни братьев, ни сестер не было.

— А тот, близнец?

Савелий Кузьмич смотрел на меня, словно на чудо какое-нибудь. Потом как расхохочется.

— Ай-яй-яй! — Он вытер рукавом глаза. — Верь ему больше! Он тебе наговорит. Яскажуки — они все выдумщики, что старые, что малые.

— Савва! — позвали из дома.

— Иду!.. Жинка кличет. Заходи к нам, сынок, не стесняйся, мы люди простые…

Только Сашка из калитки — я в нее.

— Куда ты? — спрашивает.

— За Васькой.

— Постой, — забеспокоился он. — Васька все равно не пойдет.

— Почему?

Он долго не размышлял:

— Дядя наказал. А дядя такой: сказал «не пущу», расшибись — не пустит.

— Ничего, я его уговорю.

— Погоди! — держит меня за рукав. — Сказано — нельзя!

Я возликовал.

— Ага, нельзя! Знаю, почему нельзя. Никакого Васьки нет на свете. Ты его сам выдумал. Артист! Только я не дурней тебя. Я сразу понял, но решил: ладно, пусть поиграет, посмотрю, как у него получится.

— Догадался? Эх, жаль! — Сашка был искренне огорчен. — А я думал с Васькой, по крайней мере, дня три протянуть.

— Ну зачем тебе нужно? Зачем?

Сашка сник весь, сделался таким печальным, даже побледнел и похудел прямо у меня на глазах.

— Ах, Толик, ничего ты не знаешь! У меня, правда, был брат Васька, близнец. Мы с ним так любили друг друга.

— Куда ж ты его подевал? — спросил я насмешливо. Нет, больше я на его крючок не нацеплюсь!

— Пошли купаться, он поплыл на другую сторону, а я барахтался у берега. И вдруг вижу, всплывает маленькая подводная лодка. Ну, метра четыре в длину, не больше. Помнишь, как в фильме «Юнга со шхуны „Колумб“»? Точь-в-точь такая. Хватают Ваську, борьба — и все кончено. Я бегом в милицию. Оттуда целую машину водолазов послали, штук двадцать. Шарили, шарили, так ничего и не нашли. Пропал Васька. Наверное, пожертвовал собой и потопил лодку со шпионами в каком-нибудь глубоком месте.

Теперь уже Сашка был не просто бледный, даже зеленоватый какой-то. И глаза… Вот-вот заплачет.

У меня от жалости заныло сердце, хотя я твердо решил больше не верить ни одному его слову. Вероятно, он опять пустил в ход свой гипноз. Говорил же мне Васька…

Хотя что я! Никакого Васьки нет и не было. Это же все Сашкины выдумки…

Мы сходили с ним на раскопки, он даже выпросил у Славы лопату и поработал с полчаса. Потом, когда возвращались домой, уверял меня всю дорогу, что на том месте, где он копал, спрятан золотой клад, он точно знает, есть верные приметы, только до него надо еще дорыться.

Сашка был снова румяный, веселый и о Ваське даже не вспоминал.

А я не мог забыть. У меня было такое чувство, что вот, познакомился с хорошим парнем, а он взял и пропал навсегда. Правда, Сашка тоже парень неплохой, но Васька все-таки лучше. Не такой выдумщик, спокойный, рассудительный. Мне бы с ним только и дружить. А то я заводной, Сашка тоже. Наделаем мы с ним еще дел, чует мое сердце!

Даже когда мы спать улеглись, я все еще о несуществующем Ваське думал, о его трагической гибели. Дядя Володя сидел у выхода, докуривал последнюю папиросу, пускал дым в щелочку.

— Дядя Володя, — спросил я, — если человек умер, а его не нашли, как тогда хоронить?

— Куда же он делся?

— Ну, скажем, утонул. А тело не нашли.

— Тело не нашли?

Он перестал курить и уставился в одну точку.

— Дядя Володя!

— Повтори, что ты сказал! — повернулся он ко мне.

Что с ним такое?

— Я сказал: дядя Володя.

— Нет, раньше.

— Человек утонул, а тело не нашли. Как тогда хоронить?

— Вот! — Он вдруг схватил меня и поцеловал. — Вот! Выскочил из палатки и как закричит:

— Подъем!.. Экспедиция, подъем!

Нет, что случилось? Я перепугался, выполз наружу вместе со спальным мешком. Из всех палаток высунулись удивленные лица.

— Толюхе первая премия! — объявил дядя Володя. — Поздравьте его, товарищи, с научным открытием. Завтра ему два борща, слышите, дежурные? А захочет, так три… Знаете, почему в тех могилах одни горшки, и нет ни костей, ни сожжений? Потому что это символические могилы. Человек утонул, бурная река унесла его тело. Человек пошел на охоту и не вернулся, растерзали дикие звери. И вот родичи хоронят его условно. Могила есть, горшок есть, а костей нет… Толька, ты гений!

Я не стал опровергать.

— Чудак! — шипел рядом со мной Слава. — Плюнь на борщи! Проси лучше «Казбек».

— Зачем? Я некурящий.

— Сменяемся на компот…

Вот я и сделал свое первое научное открытие.

Никогда бы не подумал, что они делаются так просто.

***

Утром меня разбудил негромкий разговор возле нашей палатки.

— …а если их встретить теперь? — спрашивал чей-то знакомый голос. — Топаешь по дороге, а они навстречу. Приветик, говорят, земляк, мы тоже из Малых Катков.

Отвечал дядя Володя: — Ты бы их не сразу отличил от любых других прохожих. Ну, лицо пошире, массивнее череп, низкие орбиты. Не очень заметно.

— Сделать бы машину времени, посмотреть, как они жили.

Как только я услышал про машину времени, сразу понял, чей это голос. Конечно же, Сашка!

Дядя Володя сказал:

— Давай, делай скорее! Буду твой первый пассажир. Мне к первобытным людям вот так нужно. Столько всякого для проверки скопилось…

Я выбрался из палатки. Еще было совсем рано, часов около шести. Все спали, даже Бип лежал, свернувшись в рыжий клубок на своем мешке возле палатки Славы. Только дежурные по кухне, зевая, разводили огонь в очаге.

Дядя Володя и Сашка сидели рядышком за шатким обеденным столом. На нем была расстелена длинная полоса бумаги — второй номер стенгазеты «Неандертальские новости». Сашка что-то рисовал цветными карандашами.

— А, поднялся, спящий красавец. — Дядя Володя подвинулся. — Садись! Смотри, какие тут у нас таланты открываются.

— Что так рано? — спросил я Сашку, усаживаясь и зябко ежась — прохладно, вся трава в росе.

— Дядя встает, и я с ним.

Он отошел на шаг и, прищуря глаз, критически оглядел свою работу.

Нарисовано здорово. Древние люди, таясь за стволами деревьев, с удивлением и страхом наблюдают за археологическими раскопками. И хотя холм, на котором идут работы, далеко и фигурки людей на нем совсем маленькие, я различаю дядю Володю в его старой выцветшей шляпе, полуголого Славу. А эти двое кто? Да мы же, мы с Сашкой!

— Ух, здорово! — вырвалась у меня. — Вот бы мне! А то по рисованию одни трояки.

— У меня тоже, — сказал Сашка.

Тут не только я, но и дядя Володя удивился:

— Как? Ты же здорово рисуешь!

— Павел Сергеевич говорит, мало хорошо рисовать, надо еще и тему правильно выбрать. Вот перед концом четверти он нам свободную задал. Я нарисовал встречу наших космонавтов с людьми из другого мира. У них там совсем не так, как у нас. Вся планета в воде. И города, и леса, и поля подводные. И люди тоже подводные, дышат жабрами, как рыбы. А так совсем на нас похожи — не отличишь, одеваются только иначе. И у меня на рисунке наш космонавт в водолазном костюме пожимает руку вот такому подводному человеку.

— Интересно! — сказал я.

— А Павел Сергеевич написал: «Неясная идея»— и трояк. Зато у Гутьки Иванова одни пятерки.