– Она не вампир, и вы не имеете права лишать ее голоса!

– Это легко исправить.

Я подскочила на месте, услышав над ухом этот тихий, свистящий шепот. Обернувшись, я увидела высокого худого вампира с черными сальными волосами и сверкающими черными глазками. Когда-то мы с ним встречались и, насколько я помню, сильно повздорили. Скорее всего, и на этот раз мне предстоит стычка.

Джек, которого по-прежнему называли его знаменитым прозвищем, завершил свою карьеру, когда однажды встретился на одной из лондонских улиц с членом Сената по имени Августа, которая проводила отпуск, путешествуя по Европе. Перед тем как обратить Джека, она показала ему, что значит потрошить людей по-настоящему. Его представили Сенату совсем недавно, однако до последнего времени он весьма успешно исполнял неофициальную должность заплечных дел мастера. Как-то раз он приехал в Филли, чтобы выполнить одну работенку, и страшно разозлился, когда Тони отказался отдать меня в качестве гонорара. Мне еще повезло, что, войдя в зал заседаний Сената, я не заметила Джека, а о том, откуда он здесь взялся и почему оскалены его длинные острые клыки, лучше вообще было не думать.

Раф отодвинул меня в сторону, подальше от Джека, а Томас немного переместился, чтобы лучше видеть, что происходит, но тут заговорила консул:

– Сядь, Джек. Как тебе известно, она принадлежит господину Мирче.

Мирча улыбнулся и даже бровью не повел. Либо он доверял Джеку гораздо больше, чем я, либо тот факт, что он являлся хозяином Тони и, следовательно, согласно закону вампиров, моим, ничего для него не значил. Зная свою везучесть, я склонялась ко второму варианту.

Джек нехотя попятился. Садясь на свое место, он тихо захныкал, как ребенок, которого лишили сладкого:

– Она так похожа на потаскушку.

– Уж лучше на потаскушку, чем на гробовщика.

Вот это верно – его тяжелые викторианские одежды прекрасно смотрелись бы в каком-нибудь похоронном бюро, но я сказала это по другой причине. Я рано узнала, что страх – огромная сила, а Джека я боялась смертельно. Он и при жизни был настоящим чудовищем, а теперь стал таким, что его сторонились даже вампиры. И все же я не хотела, чтобы он видел, как мне страшно, поскольку страх для него был своего рода афродизиаком – Тони рассказывал, что Джек обожал мучить своих жертв до тех пор, пока те не умирали от страха, – а мне вовсе не хотелось доставлять ему подобное наслаждение. Взглянув на меня, Джек вновь оскалил зубы. Возможно, это была улыбка… хотя вряд ли.

– Волшебники не располагают монополией на вопросы чести, Приткин, – продолжала консул, не обратив внимания на нас с Джеком, словно мы были невоспитанными детьми, которые раскапризничались в присутствии гостей. – Мы будем выполнять условия договора до тех пор, пока их будете выполнять вы.

Я вскинула голову и еще раз взглянула на светловолосого человека – нет, мага. Раньше мне приходилось встречать магов, но то были в основном отщепенцы, выполнявшие отдельные поручения Тони. Я как-то не обращала на них внимания. Большинство из них сидели на игле – результат вечного страха за свою жизнь, – что делало их легкой добычей Тони. Однако впервые в жизни я видела мага смелого и решительного, особенно если учесть, что он не был членом круга. Зная, как ужасно боится их Тони – как Серебряного, так и Черного, – я всегда стремилась узнать о них побольше. Ходили слухи, что члены Серебряного круга практикуют белую магию, о Черном и вовсе никто ничего не знал, а когда даже вампиры избегают о чем-то говорить, то лучше держаться от этого подальше. Я внимательно посмотрела на блондина, но на его одежде не было каких-либо знаков.

– Она человек, к тому же использует магию, – сказал он, указывая на меня. – Следовательно, решать ее судьбу должны мы, маги. – Он взмахнул руками, словно желая что-то схватить – то ли оружие, то ли меня, а может, и то, и другое. – Отдайте ее мне, и, клянусь, вы об этом не пожалеете.

Мирча смотрел на него с таким видом, с каким хозяйка смотрит на таракана, ползущего по полу ее новенькой и чистенькой кухни.

– Мы, может быть, и не пожалеем, а как насчет самой Кэсси? – спросил он своим мягким голосом.

Мирча прожил у Тони больше года, и за все это время я ни разу не слышала, чтобы он повысил голос.

Консул осталась спокойна, как бронзовая статуя, и только волны ее энергии обдавали меня, словно теплый летний ветерок, несущий в себе капли кислоты. Я поморщилась и едва сдержалась, чтобы не вытереть кожу. Если маг это и заметил, то не подал вида.

– Мы еще не решили, кому ее отдать, Приткин.

– Здесь нечего обсуждать. Пифия требует, чтобы эту мошенницу отдали ей. Я приехал, чтобы ее забрать; согласно условиям договора, вы не имеете права вмешиваться. Она принадлежит нам – как и весь ее род.

Я понятия не имела, о чем он толкует, только удивилась, что кого-то заботит мое будущее. С этим человеком я не встречалась ни разу в жизни, к тому же, насколько я помню, ни один маг из тех, что ошивались возле Тони, не взглянул на меня дважды. Будучи самой заштатной, самой обыкновенной ясновидящей прислужницей вампира, я не удостаивалась даже презрительных взглядов. Конечно, это меня задевало; обидно, когда даже отбросы мира волшебников обращаются с тобой как с какой-то грязью. Но в тот момент мне захотелось прочесть во взгляде мага хоть какое-нибудь чувство, пусть даже презрение, поскольку судебный процесс все больше начинал походить на собачью грызню над костью, причем в роли кости выступала я. Мне это не нравилось, но что я могла поделать?

– Она принадлежит тому, кто лучше всех сумеет защитить ее и ее дар, – отрезала консул. Припечатала, ничего не скажешь. Интересно, такое у нее от природы или она научилась этому за две тысячи лет своей жизни? Наверное, и то и другое. – Кроме того, меня удивляет, Приткин, что круг заговорил о защите. Совсем недавно вы просили нас разыскать ее, живую или мертвую, и при этом намекали, что второе было бы предпочтительнее.

В глазах блондина блеснула ярость.

– Оставьте свое мнение при себе! Вы не понимаете всей опасности создавшегося положения. Защитить ее способен лишь круг, равно как и защитить от нее других. – С этими словами он впервые взглянул на меня. Будь он вампиром, то наверняка оскалил бы клыки, а я подумала, что, кажется, у меня появился еще один враг. Взгляд волшебника ударил меня, как кнут; видимо, я ему не нравилась. – Ее растили, но ничему не учили, она не знает ничего из того, что должна знать, не умеет управлять собой. Это неминуемо закончится катастрофой.

Я пристально взглянула в его сузившиеся зеленые глаза, и вдруг мне показалось, что в них мелькнул страх. Рука мага быстро скользнула к ножу в ножнах, висевшему у него на запястье, и я даже подумала, что сейчас он метнет его в меня. Наверное, о том же подумал и Раф, потому что сразу напрягся, но тут вновь заговорила консул:

– Серебряный круг утратил былую силу, Приткин. Ты же не хочешь сказать, что он не может защитить Кассандру только потому, что она находится за пределами его досягаемости? Неужто вы настолько слабы?

Лицо мага потемнело от гнева, рука крепче сжала ножны. Я вновь взглянула в его прозрачные глаза… и вдруг мне все стало ясно. Я поняла, кто он. Говорили, что в Серебряном круге есть особый отряд магов-воинов, умеющих воевать как с людьми, так и с магами; этот отряд вступает в действие, когда требуется исполнить волю круга. Маги из окружения Тони боялись этого отряда как огня, поскольку маги-воины имели право убивать ослушников без суда и следствия. Магам, исключенным из круга, в дальнейшем запрещалось колдовать; если же их заставали за этим занятием, то наказание было одно – смерть. Да, но почему круг прислал за мной этого смешного вояку? Даже в сообществе магов ясновидящих считают чем-то вроде жалких любителей, у которых способностей не больше, чем у ярмарочной гадалки; против нас даже не устанавливают защитного поля. И все же, даже если нас не так уж и много, это еще не значит, что мы не существуем. А что, если круг это понял и начал устранять конкурентов, начиная с меня? Везет мне, как всегда.