Ли слушал его словно завороженный: никто не разбирался в искусстве обращения со взрывчатыми веществами лучше Александра, а он не спешил открывать свои тайны.

– И много породы ты хочешь обрушить? – спросил Ли, по спине которого вдруг пробежал пугающий холодок.

– Несколько тонн.

– Будь на твоем месте кто-нибудь другой, я бы запретил, но тебе не могу: ты здесь хозяин.

– Да, не можешь.

– А ты уверен, что все пройдет как надо? Ты даже не посоветовался со мной.

– Это же наша старая добрая шахта. Она, негодница, слушается меня.

Повернувшись, они побрели в обратном направлении.

– Когда хочешь провести взрывы?

– Завтра, если день будет ясным, как сегодня, чтобы ветер не задувал в вентиляционные стволы. – И Александр указал на клеть: – Куда едем – вверх или вниз?

– Вверх.

Все причины откладывать разговор иссякли. Ли сглотнул, готовясь к разговору. За ночь он отрепетировал каждую фразу, старательно подбирая слова. Ему предстояла самая важная речь в жизни.

– Так о чем ты хотел поговорить? – вдруг спросил Александр.

Компрессор приводил в действие паровой двигатель, достаточно мощный даже для локомотива, и шуму от него тоже было много. На террасе слышалось только пыхтение двигателей копров; кочегар стоял неподалеку, опираясь на грязную лопату, второй рабочий следил за показаниями приборов.

– Сюда. – Ли отвел Александра в сторону, к известняковому парапету, подальше от шумящих двигателей, копров и рабочих. Сидеть здесь было не на чем. Ли присел на корточки, Александр последовал его примеру.

На земле лежал древесный лист; Ли подобрал его, внимательно разглядел и начал рвать на сухие мелкие клочки. Тщательно отрепетированные слова будто выветрились из его головы. Оставалось полагаться на дар импровизации и прямоту.

– Я любил тебя больше, чем родного отца, Александр. И предал тебя, – выпалил Ли. – Предательство не было рассчитанным и обдуманным заранее, но сути это не меняет. Жизнь во лжи для меня невыносима. Ты должен знать все.

– Знать что? – переспросил Александр так спокойно, словно ожидал услышать от Ли признание в незначительной провинности или мелком мошенничестве.

От листа не осталось ни единого клочка. Ли поднял голову и устремил на Александра взгляд затуманенных слезами глаз; беззвучно шевеля губами, он подыскивал слова.

– Я люблю Элизабет, и когда восемь дней назад я нашел ее, я… предал тебя.

Черные глаза ярко вспыхнули и снова стали тусклыми и непроницаемыми. В лице Александр не переменился. Бесконечно долгую минуту он молчал, сидя на корточках в пыли и опираясь ладонями о колени. Выслушав Ли, он остался невозмутим.

– Спасибо за откровенность, – наконец произнес он.

Глубоко укоренившееся чувство достоинства, которое так восхищало Александра в восьмилетнем Ли, удержало его от оправданий, попыток объясниться, от заверений в своей невиновности, в которых неизбежно рассыпался бы более слабый человек. Конечно, если бы ему хватило духу открыть Александру тайну предательства.

– Рассказать тебе обо всем легче, чем лгать, – продолжал Ли. – Если кто и виновен, то не Элизабет, а я. Когда я нашел ее, она была не в себе, она не понимала, что происходит. Все, что произошло между нами, повторилось вчера. Элизабет убеждена, что любит меня.

– Почему бы и нет? – возразил Александр. – Ведь она тебя выбрала.

– Этого просто не может быть, я точно знаю. Мне следовало расстаться с ней еще вчера. Но я не сумел. Не смог.

– А она знает, что ты решил поговорить со мной, Ли?

– Нет.

– А твоя мать? Ей ты признался?

– Нет.

– Значит, это наш секрет.

– Да.

– Бедная Элизабет, – вздохнул Александр. – Давно ты ее любишь?

– С семнадцати лет.

– Вот почему ты боялся возвращаться в Кинросс… Потому и пытался скрыться.

– Да. Но пойми, я никогда ни на что не надеялся и не строил никаких планов. Я слишком сильно любил тебя, чтобы причинить тебе боль, но все случилось, когда мы с Элизабет были беспомощны и уязвимы. Она просто не смогла сопротивляться. Я застал ее врасплох.

– Завидная победа, – сухо заметил Александр. – Мне застать ее врасплох никогда не удавалось. Если бы ее нашел я, а не ты, она опомнилась бы вовремя. Так сложились отношения между мной и Элизабет. Я живу с человеком, лишенным жизненной силы. С призраком. Хорошо, что в нем наконец-то вспыхнула искра.

Он перенес удар, как и подобает сильному, благородному, несгибаемому человеку, думал Ли. И от этого самому Ли стало еще тошнее. Александр ничем не выдал чудовищной боли, которую не мог не испытывать.

– Я подверг ее огромному риску, – продолжал Ли. – Я знаю, ей нельзя иметь детей, но я ничего не смог с собой поделать. Вчера я попытался хотя бы поговорить с ней об этом, но ничего не вышло. Я напомнил об опасности, а Элизабет рассмеялась.

– Рассмеялась?

– Да. В опасность она не верит.

– Значит, ее и нет вовсе. – Александр поднялся и подал руку Ли. – Пойдем пройдемся. Дойдем до того места, где под землей проходит первый тоннель. Меня тянет туда, нюх, чутье или не знаю что еще зовет меня к моей золотой горе.

Рабочие посматривали на них равнодушно, как и полагалось смотреть на владельцев рудника, обсуждающих его будущее.

– Я не мог жить в вечной лжи, – снова произнес Ли, когда они отошли в сторону и присели на камни.

– Ты слишком благороден, мой мальчик, в этом твоя беда. А если Элизабет по душе такая жизнь?

– Но не потому, что она лжива от природы, честное слово, – заволновался Ли. – Просто так она жила долгие годы. И боялась, что ты ее раскусишь. О, Элизабет видела, как ты добр к ней, как ты ее уважаешь. И вместе с тем она тебя боялась, а я этого совсем не понимаю.

– Зато я понимаю. – Александр погладил шероховатую поверхность камня. – Я воплощение сатаны.

– Что ты сказал?

– Элизабет – жертва двух злобных стариков-фанатиков. Оба уже мертвы, но от их влияния она не избавится никогда. Для нее я всего лишь отец ее детей, хозяин ее дома и кормилец. Твою мать я буду любить до последней минуты. И Элизабет прекрасно знает это. Дорогой мой Ли, нельзя добиваться от близких полного подчинения – жаль, что мне понадобилось пятьдесят пять лет, чтобы понять это. Элизабет не выносит меня по множеству причин, перечислять которые я не намерен. Я неприятен ей физически. Прикоснувшись к ней, я вижу, как ее передергивает. Я разлюбил ее много лет назад. – «Пощади Ли, Александр!» – А может, вообще никогда не любил. Вначале мне казалось, что я ее люблю, но скорее всего я обманывал себя, тешил надеждой, что когда-нибудь мы будем по-настоящему близки. А тебя она давно любит?

– Она говорит – нет, – ответил Ли, которому был ненавистен этот безучастный, отрешенный разговор. Уж лучше гневные возгласы, угрозы, потрясания кулаками. Что угодно, только не это.

– Значит, страдали вы оба, но ты был предан мне. Это дорогого стоит.

– Я понимаю, Александр, сегодня всему конец. И я готов.

– Хочешь сказать, ты уже собрал вещи?

– В переносном смысле да.

– А как же Элизабет? Ты обрекаешь ее на жизнь с человеком, внушающим ей отвращение?

– Все зависит от тебя. Долли она не бросит, а Долли – твоя единственная внучка. Конечно, суд может отдать ребенка Элизабет, если она выдержит публичные обвинения в прелюбодеянии.

– Прелюбодеяние – единственная веская причина для развода. И жестокое обращение тоже, но об этом редко вспоминают, поскольку и судьям случается поколачивать своих жен. Но Элизабет могла бы подать на меня в суд за связь с Руби.

– Парадокс: разведенная жена знаменитого мужа выходит замуж за сына любовницы бывшего мужа. За китайца-полукровку. Газеты поднимут вой.

– Если Элизабет любит тебя, она и на такое пойдет.

– Да, она меня любит. Но скандал будет преследовать нас повсюду, пока мы не уедем за границу. Возможно, так и следует поступить.

– Но ты нужен мне здесь, Ли, а не за границей.

– Значит, выхода нет! – отчаянно выкрикнул Ли.